[682] такие, как резня в районе Кочане-Штип и депортация греческих евреев. На основании этого отчета Вальдхайм попал в список лиц, которым запрещено въезжать на территорию США, а также выступать перед Организацией Объединенных Наций, которую он прежде возглавлял.
Отработав на посту президента один срок, политик не стал участвовать в следующих выборах.
Роберт Херцштейн, историк, которому ВЕК поручил исследование материалов по делу Вальдхайма, обобщил результаты проделанной работы в отдельной книге. Соглашаясь с решением минюста о включении австрийца в «список особого внимания», Херцштейн отмечает, что Вальдхайм «не злодей, а просто амбициозный и умный человек… один из тех, кто, как и многие люди его поколения, решил избавиться от неприятного груза прошлого путем забвения».[683] Вывод, к которому пришел историк, таков: «Учитывая известные нам факты, справедливо будет сказать, что, оказывая содействие многим военным преступникам, сам Вальдхайм таковым не являлся. Его роль ограничивалась бюрократическим соучастием как в преступной, так и в легитимной деятельности соответствующих воинских подразделений. <…> Он был лишь посредником. Другие лица, выполнявшие ту же функцию, как правило, не преследовались западными союзниками после войны».[684]
Лидеры Всемирного еврейского конгресса высказались категоричнее. Исполнительный директор этой организации Илан Штейнберг, невзирая на отсутствие прямых свидетельств вины Вальдхайма, заявил: «Он предстал бы перед судом, если бы мир был не столь несовершенен».[685]
Беата Кларсфельд тоже заняла в отношении австрийского политика вполне однозначную позицию: являясь на предвыборные митинги в составе небольших групп протеста, она пускала воздушные шарики с надписью «Блажен, кто не помнит» и держала плакаты, на которых говорилось, что Вальдхайм – лжец и военный преступник. Его сторонники выхватывали и рвали эти плакаты.[686] «Я пытаюсь показать людям, – сказала она мне тогда же, – что избирать в президенты такого, как Вальдхайм, опасно для Австрии. Гражданам страны нужно открыть на это глаза».
На деле такие предостережения, казалось, только помогали кандидату от консерваторов. На одном из митингов, когда Беата попыталась прервать речь Вальдхайма, ей не позволили взять микрофон. «Сядьте, госпожа Кларсфельд, – сказал мэр Вены Эрхард Бузек, председательствовавший на собрании. – Вы здесь гостья. Митинг организован не в вашу поддержку».[687] «Убирайтесь, фрау Кларсфельд!» – закричали присутствующие.
Зингер, Генеральный секретарь Всемирного еврейского конгресса, в интервью журналу «Профиль» произнес слова, которые прозвучали как прямая угроза и имели большой резонанс, отнюдь не улучшив ситуацию. «Австрийское общество должно понимать, что, если Вальдхайм будет избран, последующие годы не будут легкими для страны»,[688] – заявил Зингер, добавив, что обвинения, выдвинутые еврейской организацией против политика, отразятся не только на нем самом, но и на всех австрийцах: произойдет спад в развитии туризма и торговли.
Даже Розенбаум впоследствии признал «несдержанность»[689] этого высказывания, однако руководство не желало ничего взвешивать. Эдгар Бронфман, президент еврейского конгресса, написал в своих мемуарах, что считает тогдашнюю тактику верной: «Многие еврейские лидеры смотрели на эту “атаку” как на сотрясание воздуха, не имеющее законной силы. Однако для меня она была связана с неким нравственным императивом. И перед какой бы аудиторией я ни выступал, люди на 100 % со мной соглашались».[690] Бронфман также подчеркивал, что кампания против Вальдхайма привела к «колоссальному росту популярности ВЕК и вывела нас на первый план».
Как бы то ни было, это внимание негативно сказалось на членах небольшой еврейской общины Австрии. Визенталь прямо назвал ВЕК виновником распространения новой волны неприкрытого антисемитизма. «До того как все это началось, у нас было множество понимающих друзей среди молодых австрийцев, – сказал он. – Теперь все наши усилия по созданию диалога пошли насмарку».[691]
Другие лидеры австрийского еврейства также выражали недовольство Всемирным еврейским конгрессом в связи с тем, что его руководители действовали, не советуясь с ними и не учитывая их интересов. Пауль Грош оценил кампанию против Вальдхайма как «очень эффективную с точки зрения собственной раскрутки при помощи американских СМИ», но «в целом очень дилетантскую, особенно если учитывать, к каким негативным последствиям это привело в Австрии», она «принесла много вреда (австрийским евреям. – Прим. ред.)».[692] На европейском съезде Всемирного еврейского конгресса, где Грош представлял Австрию, очень многие согласились с ним в том, что впредь заокеанское руководство организации должно советоваться с местными общинами, прежде чем совершать шаги, которые для них чем-то чреваты. Зельман (в свое время именно он предложил генсеку конгресса расследовать дело Вальдхайма, однако предпочитал об этом умалчивать) отметил, что ВЕК просто не имел права оставить эту историю без внимания, но кампания велась с позиции американских евреев, не совпадающей с позицией евреев австрийских.
В отношениях еврейства с коренным населением Австрии Зельмана обеспокоило явление, которое он определил как возрождение мышления в категориях «мы» и «вы». «Главная ошибка американских лидеров в том, – прибавил он, – что они отождествили Вальдхайма со всеми здешними жителями старше 65 лет. Это недопустимо». Визенталь высказался еще резче: «Они позволили себе угрожать всей Австрии – семи с половиной миллионам людей, пять из которых родились после 1945 года или были во время войны маленькими детьми. <…> Причем сначала они предъявили обвинение, а потом заглянули в документы».
Последнее утверждение Визенталя было не совсем точным. Разворачивая кампанию против Вальдхайма, ВЕК уже располагал достаточно весомыми уликами. Правда, по собственному признанию руководства конгресса, их набор был далеко не полон, то есть поиск следовало продолжать. По мнению Гроша, такая тактика отрицательно сказалась на всеобщем восприятии результатов расследования. «Поскольку информация, компрометирующая Вальдхайма, обнародовалась маленькими дозами, это вызвало эффект прививки, – подметил он. – Если на протяжении нескольких дней выпивать по капле яда, то со временем потеряешь к нему восприимчивость и сможешь выпить целый стакан».
Оборонительная реакция, выказанная многими австрийцами, имела веское основание. В первые послевоенные годы они успешно позиционировали себя как первых жертв Третьего рейха, а не как его восторженных сторонников (хотя таких в Австрии было более чем достаточно). Для многих австрийцев, включая демобилизованных солдат вермахта, момент истины так и не настал. «Когда они вернулись, никто не сказал им, что несколько лет их жизни было потрачено на неправое дело», – говорит Эрика Вайнцирль, директор венского Института новейшей истории. Между тем жителям Германии приходилось выслушивать такое чуть ли не каждый день. В частности, у них вырабатывалось сознание ответственности за холокост и другие массовые убийства.
Когда обвинения в адрес Вальдхайма просочились на первые полосы газет, я находился в Бонне, и многие знакомые мне немцы даже не пытались скрыть злорадство. Им нравилось видеть, как с их соседей срывают маску безвинно пострадавших. «В Австрии вам скажут, что Бетховен – австриец, а Гитлер – немец», – шутили в Германии. Один боннский чиновник, служивший в вермахте в конце войны, признался мне: «Я, как и многие мои соотечественники, считаю, что австрийцы сейчас получают по заслугам».[693]
Так или иначе, скандал вокруг Вальдхайма действительно имел и положительную сторону. Некоторые граждане Австрии, в частности молодые учителя, стали придерживаться более объективного взгляда на недавнее прошлое своей страны. Наступило время, которое министр иностранных дел Петер Янкович назвал периодом самоанализа и переоценки ценностей. На лекциях и конференциях теперь часто обсуждалась проблема антисемитизма, а дипломаты убеждали мировую общественность в том, что в их стране вовсе не приветствуется неонацистский образ мысли. Вероятно, поначалу это делалось в рамках пиар-кампании, и все-таки в обществе заговорили о том, о чем раньше молчали.
Невзирая на некоторые продуктивные последствия, конфликт оказался болезненным для всех задействованных сторон. В первую очередь это касается противоборства между Визенталем и Всемирным еврейским конгрессом, который только усилился после победы Вальдхайма.
Илай Розенбаум не раз говорил мне, что в юности считал Симона Визенталя героем, но кампания 1986 года сделала их противниками. Юрисконсульт Всемирного еврейского конгресса и другие члены этой организации принялись утверждать, будто австрийский «охотник за нацистами» всеми силами пытается остановить наступление на Вальдхайма. Визенталь ставил под сомнение многие свидетельства, говоря, что имеющиеся документы не доказывают факта участия политика в военных преступлениях. Особенно американцев оскорбила попытка возложить на них ответственность за тот антисемитизм, который слишком открыто проявился в предвыборной кампании Народной партии. Высказываясь о Визентале, Розенбаум сказал Зингеру:
– Мне неприятно это говорить, но он уподобляется антисемитам, которые заявляют: «Евреи сами виноваты в своих бедах».
Генеральный секретарь разделил негодование коллеги. Пробежав глазами последние заявления венского «охотника за нацистами», он воскликнул: