Когда речь зашла о стоимости похищения Эйхмана, Харель сказал одному из членов группы: «Чтобы оправдать затраченные средства, мы попытаемся увезти с собой еще и Менгеле».[739]
Но, как бы шеф «Моссада» ни жаждал захватить его, он не хотел делать ничего, что «могло бы поставить под угрозу выполнение главной задачи – операции “Эйхман”». В Буэнос-Айресе уже вовсю кипела работа: подчиненные Хареля следили за Эйхманом, подыскивали безопасные дома и транспортные средства, продумывали как само похищение, так и его возможные последствия. Они учитывали, что, вероятно, им представится возможность захватить и Менгеле, однако признавали: прежде всего нужно сосредоточиться на основной цели. «Никто из нас не выразил особого желания заниматься Менгеле, – пишет Цви Аарони (он сыграл одну из ведущих ролей при похищении Эйхмана и провел первый допрос). – Не потому, что мы боялись. Боялись мы только одного: эта дополнительная задача могла помешать успеху операции “Эйхман”».[740] По словам Аарони, Харелю не терпелось добраться до Менгеле, но Рафи Эйтан, непосредственный руководитель группы захвата, отговорил шефа «Моссада», сославшись на еврейскую пословицу: «Захочешь поймать слишком много – не поймаешь ничего».
Когда Эйхман был похищен, Аарони по настоянию Хареля стал расспрашивать его о Менгеле. Поначалу пленник все отрицал, но потом признался: однажды он видел доктора в ресторане в Буэнос-Айресе, однако встреча была случайной. Адреса Менгеле Эйхман не знал. Тот только сказал ему, что живет в маленькой гостинице, которую содержит немка. Аарони в это поверил – в отличие от Хареля. «Он вам лжет! – утверждал шеф «Моссада». – Он знает, где Менгеле!»[741] По мнению Аарони, Харель «казался одержимым» поимкой доктора.
Как выяснилось, Менгеле уехал из Аргентины в Парагвай, когда узнал, что в ФРГ подписано постановление о его аресте. Это произошло за год до похищения Эйхмана – события, которое должно было рассеять в глазах доктора-убийцы последние сомнения (если таковые вообще имелись) относительно целесообразности переезда в страну, где бывшим нацистам предоставляется еще более надежная защита. Однако и в Парагвае оказалось недостаточно безопасно. После того как Эйхмана доставили в Иерусалим, Харель отправил Аарони и других агентов разыскивать Менгеле в нескольких латиноамериканских странах. При помощи других бывших нацистов «Ангел Смерти» поселился близ Сан-Паулу и снова стал сельскохозяйственным рабочим.
Эта перемена вызвала у него сентиментальную жалость к себе, которая стала еще острее, когда он узнал, что западногерманские газеты рассказывают читателям о его преступлениях в Освенциме. «Расположение духа у меня просто ужасное, – писал Менгеле в своем дневнике. – Особенно после всего этого бреда по поводу Б [лагеря Освенцим – Биркенау]. В таком настроении не радуешься солнечному дню. Превращаешься в несчастное создание, неспособное любить жизнь».[742]
Аарони сообщает, что в 1962 году ему удалось, подкупив нескольких южноамериканских знакомых Менгеле, напасть на след Вольфганга Герхарда – нациста, поселившегося в Сан-Паулу и предоставившего доктору убежище. «Мы даже не представляли, насколько близки к цели»,[743] – пишет израильтянин. Его группа принялась изучать местность, и он даже допускает, что мельком видел самого Менгеле в сопровождении двоих мужчин на лесной тропе. Но, к удивлению Аарони, Харель внезапно перебросил группу на другое задание – поиск восьмилетнего мальчика, которого религиозные экстремисты тайно вывезли из Израиля вопреки распоряжению суда. Найдя ребенка, агенты вернули его матери. А после этого в Южную Америку их больше не отправили.
Интерес к Менгеле со стороны израильской разведки угас вследствие смены руководства. В 1963 году Харель уступил пост главы «Моссада» Меиру Амиту, который вскоре занялся подготовкой к очередному арабо-израильскому конфликту – Шестидневной войне 1967 года. «Теперь мы не придавали поискам Менгеле большого значения, потому и не нашли его»,[744] – сказал мне Эйтан, руководивший операцией «Эйхман» и продолживший работать в «Моссаде» после перемен «наверху», в результате которых охота за нацистами перестала быть для израильской разведки задачей первостепенной важности.
В 1985 году, когда всем стало известно о смерти освенцимского доктора, Рольф Менгеле в интервью западногерманскому журналу «Бунте»[745] объяснил, почему его отца не нашли при жизни: «Его домишко был так мал и так беден… что никто не мог ничего заподозрить». Преследователи знали Йозефа Менгеле как выходца из богатой семьи и потому «искали человека, который живет на белой вилле у моря, ездит на “Мерседесе” и держит отряд телохранителей с немецкими овчарками». Очевидно, Рольф Менгеле подразумевал, что «охотники за нацистами» в большинстве своем слишком увлеклись просмотром голливудских фильмов и рассчитывали увидеть вместо реального нацистского преступника экранного злодея в исполнении Грегори Пека.
За долговременное сокрытие правды Менгеле-младший извиняться не стал: «До нынешнего момента я хранил молчание, думая о безопасности людей, с которыми отец был связан на протяжении тридцати лет».[746] Сам доктор тоже ни в чем не раскаивался. Обращаясь к сыну, он писал: «Не вижу ни малейшей причины искать оправдание своим решениям и поступкам».[747]
Запоздалое признание Рольфа Менгеле в том, что семья и многочисленные друзья освенцимского убийцы на протяжении стольких лет помогали ему скрываться от правосудия, поставило под сомнение тщательность расследования, проведенного во Франкфурте прокурором Кляйном. Как оказалось, прокуратура не выдавала ордеров на обыск домов и офисов семьи Менгеле, да и допросы, по-видимому, проводились поверхностно. Дитер Менгеле, племянник беглеца, сказал, что его воообще не беспокоил никто из следователей. По словам Кляйна, родственники разыскиваемого находились только под «частичным наблюдением», что бы это ни значило.
В докладе Бюро специальных расследований при Министерстве юстиции США[748] констатировалось очевидное: «То, что освенцимскому “Ангелу Смерти”, совершившему столько преступлений, позволили дожить до старости и умереть в Бразилии, – однозначный провал». При столь неутешительном выводе авторы отчета отмечают: ФРГ, Израиль и США запоздало инициировали «беспрецедентный международный розыск», что свидетельствовало об их желании избежать этого провала. И, главное, крайнюю бедность той жизни, которую Менгеле вел на протяжении многих лет, а также постоянный страх перед преследовавшими его израильскими агентами можно рассматривать как своеобразное наказание для преступника, хотя и недостаточное. Он «сам себя заточил, превратившись в узника своих ночных кошмаров».
Йозеф Менгеле смог убежать от «охотников», но их тени, нависавшие над ним все больше, не давали ему покоя.
Глава 16Замыкая кольцо
Тот, кому посчастливилось выжить, в дальнейшем несет определенные обязательства. Я постоянно спрашиваю себя: «Что я могу сделать для погибших?»[749]
В апреле 1994 года съемочная группа канала Эй-би-си через объектив телекамеры неотступно следила за Эрихом Прибке, обнаруженным в Сан-Карлосе-де-Барилоче – на аргентинском курорте в предгорье Анд, застроенном альпийскими домиками немецких иммигрантов девятнадцатого века. Как и многие другие нацистские преступники, Прибке, гауптштурмфюрер СС, после войны бежал из Европы и зажил на первый взгляд нормальной жизнью: держал гастрономический магазин и время от времени даже ездил в Европу, не утруждая себя сменой имени. Прошлое осталось далеко позади. Так, во всяком случае, ему казалось до встречи с репортером Сэмом Дональдсоном.
Личный вклад Эриха Прибке[750] в дело истребления ни в чем не повинных людей заключался в организации казни 335 мужчин и мальчиков, 75 из которых были евреями, в Адреатинских пещерах на окраине Рима 24 марта 1944 года. В качестве мести местному населению за смерть 33 германских солдат от рук партизан шеф римского гестапо Херберт Капплер приказал расстрелять по десять итальянцев за каждого убитого немца (в отличие от Прибке, Капплер вовремя не покинул Италию и получил пожизненный срок, но в 1977 году был освобожден по состоянию здоровья, после чего прожил еще год). Сообщалось также, что Прибке участвовал в депортации итальянских евреев в Освенцим.
– Господин Прибке! – окликнул его репортер, когда он садился в машину. – Сэм Дональдсон, американское телевидение. Правда ли, что в 1944 году вы работали в Риме в гестапо?
Прибке, как будто не слишком смутившись, открыто признал свою причастность к массовому убийству.
– В Риме? Да. Видите ли, коммунисты подорвали группу наших солдат. За каждого немца должны были умереть десять итальянцев, – сказал он на хорошем английском, хотя и с акцентом.
Рубашка поло, ветровка, баварская шляпа… С виду этот пожилой мужчина как будто ничем не отличался от других немцев, которые решили поселиться в живописном горном городке.
– Убитые были гражданскими лицами?
– Нет, в основном террористами, – ответил Прибке, проявляя первые признаки беспокойства.
Репортер продолжал наседать:
– Но среди расстрелянных были дети!
– Нет, – настаивал Прибке.
Когда Дональдсон указал, что тогда были убиты четырнадцатилетние мальчики, бывший нацист покачал головой и повторил: