Луна, его старшего брата, исчезнувшего двадцать пять лет назад во время событий, к которым мы еще вернемся. Полагали, что он трагически погиб в пустыне или, что более вероятно, попал в руки апачей, этих неумолимых врагов белых, с которыми они непрестанно ведут ожесточенную войну.
Словом, дон Педро был единственным представителем своего рода и состояние его не поддавалось исчислению. Кстати, не будучи в Мексике, невозможно представить себе размеры богатства, накопленного землевладельцами. Если бы они занялись подсчетами, то обнаружили бы, что они в пять или шесть раз богаче самых крупных европейских капиталистов.
Казалось бы, судьба всячески благоволит к богатому землевладельцу, и он наслаждается безоблачным счастьем, однако изрезанный глубокими морщинами лоб дона Педро, печальная строгость лица, отчаяние во взгляде, обращенном к небу, наводили на мысль, что он отнюдь не так безгранично счастлив, как это может показаться со стороны, что его терзает какая-то тайная тоска, с годами становившаяся все более тягостной.
Что же так глубоко печалило дона Педро?
Мексиканцы самые забывчивые и беззаботные люди на свете. Это во многом объясняется условиями, в которых они живут, в том числе и удивительно переменчивым климатом. Мексиканец живет на вулкане, земля постоянно дрожит у него под ногами, поэтому он стремится жить сегодняшним днем. Вчера для него не существует уже сегодня, а завтра может не наступить. Единственное, что реально для него существует, это — сегодня.
Жители асиенды Лас-Нориас, беспрерывно подвергавшиеся набегам краснокожих, беспрерывно занятые защитой от нападения и грабежа, были еще более забывчивыми, чем их соотечественники в отношении прошлого, совершенно их не интересовавшего. Следовательно, тайна печали дона Педро, если только такая тайна существовала, она принадлежала ему одному. А так как он никогда не жаловался, никогда не рассказывал о ранних годах своей жизни, то трудно было даже высказать какие-то предположения, а поэтому никто ничего не знал.
Единственное существо было способно разгладить морщины на лбу дона Педро и вызвать мимолетную улыбку на его устах — его дочь.
Пятнадцатилетняя донна Гермоза была редкостная красавица. Агатовые дуги бровей, словно начертанные кистью, подчеркивали прелесть лба матовой белизны, большие голубые задумчивые глаза, опушенные длинными ресницами, контрастируя с черными как эбеновое дерево волосами, локонами ниспадавшими на нежную шею, вызывали ощущение удивительной гармонии.
Маленького роста, как все знатные испанки, она отличалась необычайно гибким станом. Эта восхитительная девушка излучала радость и веселье, а ее звонкий голосок звучал в асиенде с утра до вечера, соперничая с голосами птиц.
Дон Педро боготворил свою дочь, он любил ее беспредельно, что может быть понято только отцами, в полной мере заслужившим право так называться.
Гермоза, выросшая в асиенде, лишь изредка и ненадолго появлялась в больших городах и была чужда городских обычаев. Привыкнув жить как вольная птичка и размышлять вслух, она была до крайности откровенна и наивна. Все обитатели асиенды, о которых она трогательно заботилась, обожали ее. Но, живя в этой отдаленной провинции, привычная к грозным кличам краснокожих, а то и являясь свидетельницей кровавой резни, она рано свыклась с постоянно угрожавшей их асиенде опасности, демонстрируя мужество и душевную силу, которых никак нельзя было заподозрить в этом слабом существе. Сила, которую ощущали все соприкасавшиеся с ней, была необъяснима и удивительна. Поэтому все безоговорочно подчинялись ее обаянию и были готовы даже пожертвовать ради нее жизнью.
Несколько раз нападавшие на асиенду апачи и команчи, будучи раненными, оказывались в руках мексиканцев. Донна Гермоза не позволяла дурно обращаться с этими несчастными, приказывала старательно ухаживать за ними, а потом, когда они выздоравливали, возвращала им свободу. В результате краснокожие мало-помалу отказались от нападения на асиенду, и девушка в сопровождении всего лишь одного человека, с которым мы скоро познакомим читателя, безбоязненно отправлялась на дальние прогулки верхом по степи и часто, влекомая азартом, уезжала далеко от асиенды, а индейцы при этом не только не мешали ее прогулке, а напротив, из чувства суеверного благоговения, оставаясь невидимыми, старались всячески обеспечить ее безопасность.
Краснокожие, с присущей им поэтичностью, звали ее Белой Бабочкой, такой легкой и нежной она им казалась, когда скакала по высокой траве, едва сгибавшейся под тяжестью ее тела.
Чаще всего девушка направлялась к одинокому домику неподалеку от асиенды. В домике этом, выстроенном в живописном месте, окруженном старательно возделываемыми землями, жила женщина лет пятидесяти с сыном, статным красавцем двадцати пяти лет, с гордым взором и с пылким сердцем, которого звали Эстебан Диас.
Тетушка Мануэла — так звали старушку — и Эстебан питали к девушке чувства искренней дружбы и преданности. Мануэла была кормилицей донны Гермозы и потому считала ее почти дочерью, так велика была ее к ней привязанность. Эта женщина принадлежала к той категории слуг, которая навсегда исчезла в Европе, они как бы являются членами семьи, и господа воспринимают их скорее как друзей, нежели слуг.
В сопровождении Эстебана Гермоза совершала длительные прогулки, о которых мы упомянули выше. Это постоянное пребывание пятнадцатилетней девушки наедине с двадцатипятилетним мужчиной, которое в наших странах, так лицемерно добродетельных, показалось бы неприличным, было совершенно естественным в глазах обитателей асиенды, знавших глубокое почтение и верную дружбу, питаемые Эстебаном к его молодой госпоже, которую в детстве он держал на коленях и помогал ей учиться ходить.
Гермоза, с присущими ей весельем и шаловливостью, находила удовольствие в обществе Эстебана, над которым она подшучивала без опасения вызвать его недовольство и тем более гнев.
Дон Педро относился к Мануэле и ее сыну дружески и с величайшим доверием. Уже два года назад поручил он Эстебану важную должность мажордома, которую он делил, по причине обширности земель, с Лючиано Педральвой.
Эстебан Диас и его мать были после хозяина самыми главными лицами в асиенде, где не только в силу их положения, но и доброго нрава они пользовались всеобщей любовью и уважением.
Мексиканские землевладельцы, земельные владения которых необычайно велики, имеют обыкновение время от времени совершать объезды своих владений, которые, по бытующему в Южной Америке выражению, способствуют богатому урожаю и тучности скота. Дон Педро ежегодно совершал объезд своих земель, и работники с нетерпением ждали прибытия господина, которое, хотя бы на короткий срок, облегчит их тяжелое положение.
В Мексике рабство, упраздненное в связи с провозглашением независимости, продолжает существовать, невзирая на закон, который землевладельцы ловко обходят.
В каждой асиенде содержится большое количество работников, как правило, это коренные индейцы, не озаботившиеся, однако, необходимостью вникнуть в существо исповедуемой ими религии, поэтому новые обряды они сочетают с обрядностью их прежней веры. Побуждаемые нищетой, они нанимаются за очень умеренную плату к землевладельцам, чтобы удовлетворить два главные свои порока: игру и пьянство. Но так как индейцы самые беззаботные существа на свете, часто их скромного жалованья недостает на еду и одежду, и над ними постоянно довлеет угроза голодной смерти, если они не изыщут способ удовлетворить свои элементарные жизненные потребности. Тут-то им и приходят на выручку богатые землевладельцы. В каждой асиенде по приказу хозяина мажордомы держат магазины, в которых продаются одежда, оружие, домашняя утварь и пр. Товары продаются пеонам в счет будущего жалованья. Разумеется, за эти вещи здесь берется плата в десять раз дороже их настоящей цены. В результате бедняки-пеоны никогда не получают назначенного им скудного жалованья, но еще и находятся в полной зависимости от своих хозяев, которым за несколько месяцев они задалживают огромные суммы без всякой надежды когда-нибудь ее выплатить. А так как на этот счет существует определенный закон, пеоны принуждены оставаться в услужении у своего хозяина до тех пор, пока не отработают свой долг. К несчастью для них, они постоянно в чем-нибудь нуждаются, и долг, вместо того чтобы уменьшаться, постоянно растет, и чаще всего, протрудившись всю свою жизнь, пеоны умирают неоплатными должниками. Таким образом, фактически они находятся в рабстве, как бы прикреплены к земле и эксплуатируются без всякого зазрения довести, создавая баснословные богатства своим хозяевам.
Донна Гермоза, как было заведено в ее семье, обычно сопровождала отца в этих ежегодных поездках, находя удовольствие в том, чтобы оставить светлый след своего благодетельного пребывания среди пеонов.
В этом году, как и прежде, она сопровождала отца, обозначая свое присутствие в каждой асиенде каким-нибудь благодеянием по отношению к больным, старикам или детям.
В тот день, с которого началось наше повествование, дон Педро со своими спутниками направлялся в асиенду Лас-Нориас де Сан-Антонио, около двух суток назад покинув серебряные рудники, которые он разрабатывал в пустыне.
Не доезжая двадцати миль до асиенды дон Педро, полагая, что провожатые ему больше не нужны, отправил вперед дона Эстебана Диаса и вооруженную охрану предупредить о его приезде, при себе же оставил только Лючиано Педральву и двух пеонов. Дон Эстебан убеждал своего господина, что оставаться в пустыне без охраны опасно, что она буквально кишит пиратами и мародерами самого низкого пошиба, которые в любую минуту могут напасть на них, однако дон Педро, полагая, что ему не следует опасаться этих негодяев, поскольку они никогда не проявляли по отношению к нему какой-либо враждебности, настоял на своем. Дон Эстебан, хотя и неохотно, вынужден был подчиниться своему господину.
Между тем дон Педро не спеша продолжал путь, мирно беседуя с дочерью и посмеиваясь над мрачными предчувствиями управляющего, когда тот прощался со своим хозяином.