ред Карльтон скончался на пятьдесят девятом году от острой малярии.
Подумал ли кто-нибудь о памятнике славному охотнику за пшеницей или хотя бы о скромной бронзовой дощечке на месте его погребения? В «Официальном Вестнике Департамента Земледелия» до сих пор еще не было ни слова о смерти Марка Карльтона.
Пусть же его памятником будут необозримые поля харьковской пшеницы, ярко зеленеющие после лютой зимы, которая до прихода Марка Карльтона разоряла сотни и тысячи земледельческих хозяйств. Пусть напоминанием о нем будут безбрежные золотые просторы косматой кубанки, ожидающей жатвы на тех полях, где до прихода славного охотника за пшеницей свирепствовал страшный паразит черной ржавчины!
МАККЕЙ И САУНДЕРС
I. На новые земли
Полным контрастом к печальной судьбе охотника за пшеницей Карльтона является ясная и тихая жизнь Ангуса Маккея, смелого пионера, своими упорными трудами подготовившего путь для сильной коренастой «маркизы» — кормилицы народа.
Задолго до того, как родилась самая мысль о «маркизе», Маккей был обыкновенным фермером в Пикерингском округе штата Онтарио. И отнюдь не стремление к научным открытиям повлекло его на запад. В 1881 году этот поджарый шотландец держал совет со своим другом фермером Вильямсоном.
— Давай распродадим здесь все и двинемся на запад, в Манитобу, — сказал один из них. — Говорят, там поднимают новую богатую почву близ Виннипега.
И вот они отправились вдвоем в далекий путь с той необъяснимой уверенностью в успехе, которая так свойственна всем пионерам.
Благополучно добрались до Виннипега. Но условия здесь оказались неподходящими, и осесть не удалось. Маккей двинулся дальше в поисках нужной ему земли. Он стал одним из тех многочисленных безвестных скитальцев, которые колесят взад и вперед по западной прерии, безбрежной и величественной как океан.
Весной 1882 года Маккей прошел некоторое расстояние вдоль линии железной дороги, а затем углубился в великую северо-западную пустыню. Он молчал и угрюмо шагал позади своих волов.
— Я буду итти до тех пор, пока не найду настоящей земли, — упрямо твердил он. И только в 1883 году чутье пионера заставило его остановиться на сочной земле Индиен-Хэда.
Маккей только что перешагнул за сорок. Это был крепкий сухопарый человек, полный надежд и дьявольски терпеливый. Он вонзил свой плуг в девственную прерию Ассинибойи и вспахал в этот первый год восемнадцать акров жирной глинистой почвы. Весною он посеял на этой земле твердую яровую пшеницу — «красную свирель».
В этот год природа была благосклонна к Маккею. Черная глина на маленьком поле вернула зерно в учетверенном количестве. К Маккею присоединились еще два пионера из Онтарио, а также его друг Вильямсон. Совместными усилиями эта четверка игроков запахала пятьсот акров жирной почвы.
Теплый ветерок навевал светлые надежды. Горячее солнце колдовало над зеленым ковром молодых всходов. Живительные дожди вытягивали вверх стебли пшеницы. Но вот наступил август — довольно прохладный. За ним сентябрь — еще холоднее.
«В этом голу все наши посевы замерзли, — писал Ангус Маккей. — Мы начали жатву 7 сентября, но в ту же ночь ударил мороз».
Пионеры были совершенно разорены.
— Ну, это конечно особенный год, — сказал неунывающий шотландец. Увы, он не знал, что все годы в этой стране бывают «особенные». Снова взялся он за плуг и поднял новые участки прерии. Он нанял несколько упряжек волов и работников. И полными пригоршнями посыпались в землю семена пшеницы.
II. Неожиданное открытие
Часть полей была уже тщательно засеяна, как вдруг пришла весть о восстании среди северных индейских племен. Представители власти, гремя оружием, прискакали в Индиен-Хэд, без разговоров захватили коней, увели работников Ангуса Маккея для пополнения армии.
Все лето большая часть свежеподнятой нови лежала незасеянной, мрачно чернея. А рядом волновались золотые пространства «красной свирели», давшей в этом году превосходный урожай. Маккей не в состоянии был один засеять покинутую землю, но, ненавидя сорные травы, очистил бороною этот пар от лебеды и дикой горчицы.
Наступила весна, работники и кони благополучно вернулись с войны. Прошлогоднее жнитво и гулявшая под паром земля были засеяны «красной свирелью».
Первые всходы пшеницы сулили надежды. Наступил июнь. Каждое утро Маккей выходил из маленькой хижины и смотрел на запад из-под своей широкополой шляпы в надежде увидеть какие-либо признаки дождя. Июнь прошел, а дождя все не было. Наступил июль, и вместо ожидаемых ливней начались сухие горячие ветры.
В то время как пшеница по всей прерии сохла под знойным дыханием августа, на ферме Маккея в Индиен-Хэде случилось чудо.
На том поле, которое ему удалось использовать в прошлом году, Маккей собрал всего по два бушеля с акра. Зато на соседнем поле, пролежавшем весь год под паром, теперь волновалось море тяжелых тучных желто-красных колосьев. Маккей просто не верил своим глазам, Тридцать пять бушелей с акра снял он с этого поля.
Сама природа преподнесла этот эксперимент смелому пионеру. Не спрашивая, как и почему, он извлек из него прекрасный урок.
— Опасно в этой сухой стране сеять хлеб два года под ряд на одном и том же поле, — сказал он себе. — Необходимо каждый год оставлять часть земли под пар.
Путем простого сравнения, на основании собственного горького опыта фермер Маккей нашел способ, как перехитрить засушливые годы, и никакие ученые агрономы не смогли бы вывести этого способа из своих формул и теорий. Больше сорока лет прошло с этого памятного лета, а ученые до сих пор еще спорят о том, почему оставленный под паром чернозем родит хорошую пшеницу в следующий засушливый год.
И вот Маккей стал учить других поселенцев не засевать сразу всю площадь, а вспахать часть ее, хорошенько обработать и оставить под пар для накопления каких-то сил, помогающих пшенице бороться с возможной засухой следующего года.
Собиравшиеся вокруг него поселенцы смотрели, слушали и разносили эту радостную весть на запад и на север. И суровая неприветливая страна стала быстро развиваться. Черные квадраты пара легли бок о бок с золотыми полями спелой пшеницы. Словно гигантскими шахматными досками покрывались все новые и новые участки северо-западной прерии. Строились дома, суетились люди в бодром труде, слышался веселый детский смех.
III. Армия борцов за пшеницу
В тот самый год, когда Ангус Маккей сделал свое ценное открытие, канадское правительство решило наконец что-нибудь предпринять с миллионами акров северо-западной области, где почва настолько же плодородна, насколько климат суров.
И вот в 1886 году парламентская комиссия поручила Вильяму Саундерсу, продавцу аптекарских товаров, заняться организацией правительственных экспериментальных ферм. Это был человек за пятьдесят лет с представительной внешностью. Ему удалось вырастить некоторые новые сорта слив и яблонь, известны были также его работы в области скрещивания разных пород крыжовника. Но о пшенице Саундерс не знал почти ничего.
Саундерс энергично принялся за работу. Первым делом устроил экспериментальную ферму в Оттаве. Однако он не остался здесь работать, а пустился в далекое путешествие на запад. Частью верхом, частью в телеге, невероятно страдая от тряски, он проделал путь через Брандон и всю Манитобу до самого Индиен-Хэда. Сотни километров он проехал по прерии, останавливаясь у каждого бедного домика и расспрашивая поселенцев:
— В чем эта страна больше всего нуждается?
И поселенцы в один голос говорили:
— Нам нужно найти способ собирать что-нибудь с полей в те годы, когда нет дождей до самого августа…
И вот Вильям Саундерс встретился с Маккеем. Он узнал от фермера о чуде с паровым черноземом. Он посмотрел на крепкоголового Ангуса и понял, что этот человек умеет видеть и делать важные выводы из своих наблюдений. Он назначил Маккея смотрителем экспериментального филиала в Индиен-Хэде, и весной 1888 года шотландец приступил к сооружению той примитивной гигантской лаборатории под открытым небом, где двенадцать лет спустя «маркизе» предстояло пройти через ряд тяжелых испытаний…
Старый Вильям Саундерс при всем своем невежестве имел нечто общее с Карльтоном — он оперировал целыми континентами, а не стеклянными стаканчиками или лабораторными кюветками. На восточном конце прерии, в Наппане в Новой Шотландии он посадил опытного поселенца Бэдфорда, поручив ему наблюдение за этим местом. В заросшую папоротником долину реки Фрэзер в Британской Колумбии он отправил вечно брюзжащего, но прекрасного и толкового работника Томаса Шарпа — пионера из Черепаховых гор. Шарп самостоятельно вырастил новый крупный и урожайный сорт картофеля с густою ботвой, предохраняющей клубни от горячего солнца и засухи.
И вот на всех этих фермах по указанию Саундерса начались опыты невиданного масштаба. Ангуса Маккея он завалил всевозможными разновидностями ячменя, овса и картофеля, не говоря уже о репе и свекле. В то время как Ангус трудился над постройкой житниц и амбаров, воюя с диким ветром, срывавшим крыши и стропила, Саундерс прислал ему еще двадцать три тысячи корней лесных и фруктовых деревьев, чтобы попробовать насадить их в этой голой, безлесной стране.
Этот необузданный экспериментатор должен был испробовать все и везде. Саундерс работал, как сама природа, — расточительно, на широкую ногу. От взморья до взморья трудились в поте лица его наместники.
Шли годы. Золотые прямоугольники пшеничных полей, перемежаясь с полосами парового чернозема, неудержимо распространялись к северу и западу. Эти поля оттеснили девственную прерию к далекому северу, до самых границ Саскачевана.
Но чем дальше к северу продвигались поселенцы, тем больше они начинали испытывать неприятностей от внезапных августовских морозов. На паровом черноземе пшеница созревала гораздо позже, чем на жнитве, и больше рисковала подвергнуться действию морозов.