— Мисс Дентон! — окликнул ее врач.
Дженни обернулась.
— Да, мистер Грант?
— Если я правильно понял, вы заканчиваете учебу?
— Надеюсь, что да.
— Думаю, вам не о чем беспокоиться. Я разговаривал с сестрой Кристофер. Она очень высокого мнения о вас. И я тоже.
— Спасибо.
— Вы уже решили, что будете делать после окончания?
— Нет. Сдам государственный экзамен и подам заявление в какую-нибудь большую больницу.
Он секунду колебался, а потом спросил:
— Вы сейчас заняты?
— Я собиралась пойти в кафетерий.
— Я хотел бы поговорить с вами. Сестра Кристофер не возражает, если вы отлучитесь на ланч. Как насчет стейка?
— Звучит заманчиво, — ответила Дженни.
— Вот и хорошо. — Он улыбнулся. — Буду ждать вас у машины. У меня черный паккард.
— Я знаю.
Всем медсестрам была знакома эта машина — самая дорогая, если не считать кадиллака доктора Гедеона.
— Жду вас через пятнадцать минут.
— Вы, наверное, удивлены, что я пригласил вас на ланч? — спросил он.
Она кивнула, и он улыбнулся.
— Извините, что заставил вас мучиться любопытством, но мне хотелось ненадолго забыть о делах. Но теперь пора перейти к делу.
Дженни молчала.
— В течение года я имел прекрасную возможность наблюдать за вашей работой в операционной, мисс Дентон. Я как хирург очень высоко ценю ваши умения и способности.
— Спасибо, доктор Грант.
— Сегодня утром мисс Джэней, с которой мы работали вместе много лет, сообщила мне, что собирается выйти замуж и переехать. Я переговорил с сестрой Кристофер насчет вас. Она тоже считает, что вы можете стать прекрасной заменой мисс Джэней.
— Вы хотите, чтобы я работала с вами?
Он снова улыбнулся.
— Да, именно это я и хотел сказать. Согласны?
— Конечно. А кто отказался бы?!
— Работа будет нелегкой. Вам придется часто задерживаться или даже оставаться на ночные дежурства.
— Доктор Грант, — улыбнулась Дженни, — на прошлой неделе мне пришлось работать по две восьмичасовых смены с четырехчасовым перерывом для сна. После этого работа у вас будет казаться отдыхом.
Он улыбнулся и похлопал ее по руке. Не так уж он плох, думала Дженни, глядя на него через стол. Ну, пусть он удалил несколько здоровых аппендиксов. Ведь он — только хирург и не несет ответственности за неправильные диагнозы, которые ставит терапевт.
Однако так она думала до того, как пришла работать к нему в клинику и узнала, что он удаляет не только здоровые аппендиксы. Он еще делал аборты.
Но к тому времени, когда она это узнала, было уже поздно, потому что она влюбилась в него. Не важно было и то, что он был женат и имел троих детей.
6
Телефон зазвонил в тот момент, когда Дженни уже собиралась уйти из своей крошечной квартирки над клиникой. Она вернулась и подняла трубку.
— Клиника доктора Гранта, — сказала она.
— Дженни? — прошептали в трубке.
— Да.
— Ты еще не уходишь?
— Я как раз собиралась к родителям. Я не была у них три недели. Это третье воскресенье…
— Я отпущу тебя на неделе. Пожалуйста, Дженни, я должен увидеть тебя. — Она колебалась, и он почувствовал это. — Ну, пожалуйста! Иначе я сойду с ума!
Дженни взглянула на часы. Начало восьмого. Когда она доберется до дома, отцу уже пора будет спать. Он нашел работу и теперь вставал очень рано.
— Хорошо, — тихо сказала она.
— Я буду через двадцать минут, — сказал он уже спокойнее. — Я люблю тебя.
— И я, — ответила она и услышала гудки.
Она сняла пальто и села. Три месяца назад, когда она пришла работать сюда, невозможно было предвидеть, что он полюбит ее. А она — его. Но это было неизбежно, особенно когда она узнала, каково ему дома. Он женился на избалованной богачке, которая постоянно попрекала его тем, что это ее деньги дали ему возможность открыть собственную клинику, а влияние ее отца помогло приобрести репутацию. Она родила ему трех детей не потому, что любила его, а из безумного стремления навеки привязать его к себе.
Ничего удивительного в том, что он ушел в работу и большую часть времени проводит в клинике. Теперь она понимала, что им двигало. А те девушки и молодые женщины, что приходят к нему за помощью? Когда он объяснил ей, почему он это делает, Дженни поняла.
— Как же мне быть, Дженни? — спросил он, и его чуткое лицо отразило его душевную доброту. — Отказать им и разбить их жизнь из-за одной-единственной глупой ошибки? Или позволить им попасть в руки какого-нибудь шарлатана, который искалечит или даже убьет их, и все из-за устаревшей религиозной догмы? Даже наши законы допускают аборт в определенных случаях. Когда-нибудь это станет просто и доступно, как во многих странах — например, в Дании и Швеции.
Он поднял на Дженни свои карие, глубоко посаженные глаза.
— Когда я стал врачом, я дал клятву, что буду стремиться делать для пациентов все возможное, помогать им физически и психологически. Эта клятва для меня важнее всего. Когда какая-нибудь перепуганная девочка приходит ко мне за помощью, я не могу отказывать ей.
Дженни была с ним согласна. Она не понимала в церкви многого, не могла забыть, как поступили с ней, и горечь осталась в ее душе. Если она должна быть хорошей, то почему они не захотели спасти ее доброе имя? Им нужна была власть над ней, а не ответственность за нее.
Так постепенно она стала понимать и жалеть тех женщин, которые обращались к нему за помощью. Жалеть так же, как он. А отсюда оставался только один шаг до любви.
Это случилось, когда она проработала в клинике около месяца. Было около восьми вечера, когда Дженни услышала внизу, в кабинете доктора, какой-то шум. Сначала она подумала, что у него вечерний прием пациентов, но потом вспомнила, что по вторникам приема нет, и спустилась посмотреть.
Приоткрыв дверь в его кабинет, она увидела его за письменным столом. Его лицо было серым и усталым.
— Прошу прощения, доктор. Я не знала, что это вы. Я услышала шум, и…
Он устало улыбнулся.
— Все в порядке, мисс Дентон.
— Спокойной ночи, доктор, — сказала она, собираясь уйти.
— Постойте, мисс Дентон, — сказал он вдруг.
— Да, доктор?
Он снова улыбнулся.
— Мы были так заняты все время, что я даже не собрался вас спросить, нравится ли вам здесь?
— Да, доктор, очень, — кивнула она.
— Я рад.
— Вам надо бы идти домой, доктор. Вид у вас усталый.
— Домой? — переспросил он с грустной усмешкой. — Мой дом здесь, мисс Дентон. А там я просто ночую.
— Я… я не понимаю, доктор.
— Конечно, не понимаете, — мягко сказал он. — Вы слишком молоды и прекрасны, чтобы беспокоиться о таких, как я. — Он встал. — Идите наверх, мисс Дентон. Я постараюсь не шуметь.
Она стояла в дверях, глядя на него. Свет от настольной лампы падал на его лицо, делая его еще более красивым. Внезапно сердце у нее странно затрепетало.
— Но я беспокоюсь о вас, доктор. Вы слишком много работаете.
— Со мной ничего не случится, — ответил он бесстрастно.
Их взгляды встретились, и Дженни показалось, что ее затягивает в водоворот его взгляда. Она ощутила дрожь в ногах и оперлась о косяк, не в силах вымолвить ни слова.
— Вам нехорошо, мисс Дентон?
Она с трудом покачала головой и прошептала:
— Нет.
А потом она резко повернулась и бросилась бежать по лестнице. Она не замечала, что он бежит за ней, пока он не схватил ее за плечи в дверях ее квартиры.
— Ты боишься меня, Дженни? — хрипло спросил он.
Она взглянула в его лицо и увидела в его глазах мучительную боль. Странная слабость охватила ее, и она упала бы, если бы он не держал ее.
— Нет, — прошептала она.
— Тогда в чем дело?
Она опустила глаза, чувствуя, как тепло его рук разжигает в ней странный огонь.
— Говори, — потребовал он.
Она снова подняла на него глаза, которые вдруг наполнились слезами.
— Не могу…
— Можешь, Дженни, можешь! — властно сказал он. — Я знаю, что с тобой происходит. То же самое, что и со мной. Я вижу тебя во сне каждую ночь, я чувствую тебя рядом.
— Нет, пожалуйста, не надо! Это нехорошо.
Он заставил ее поднять голову.
— Я люблю тебя, Дженни. Я люблю тебя.
Она смотрела, как его лицо становится все ближе — и вот уже его губы прижались к ее губам. Она закрыла глаза, чувствуя, как огонь охватил все ее существо.
Она резко отстранилась и попятилась. Он поставил ногу, не дав ей закрыть дверь.
— Ты любишь меня, — сказал он. — Скажи это!
— Нет, — прошептала она, глядя на него широко раскрытыми глазами.
Он снова шагнул к ней, и его сильные пальцы впились ей в плечи.
— Скажи это! — приказал он.
Она снова почувствовала слабость и не смогла отвести взгляд.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Он поцеловал ее, и его пальцы скользнули под халатик, умело расстегнув застежку лифчика. Ее охватила сладкая дрожь.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она. — Это нехорошо.
Он поднял ее на руки и отнес на кровать. Осторожно положив ее, он склонился над ней и прошептал:
— Когда мужчина и женщина любят друг друга, все, что они делают у себя дома, не может быть нехорошо. А здесь наш дом.
Том посмотрел на часы. Одиннадцатый час. Он сложил газету.
— Похоже, сегодня она не приедет, так что я ложусь, а то на работу опоздаю.
— Поменьше бы слушал своих коммунистов, а то работу потеряешь.
— Наоборот, это благодаря им я получил место.
Эллен горько усмехнулась:
— Ну и семья у меня! Муж коммунист, а дочери домой зайти некогда.
— Может, она занята, — неуверенно ответил Том. — Ты же знаешь, у нее важная работа.
— Да, и все-таки она должна бы хоть изредка заходить домой. Держу пари, что она не ходила к мессе с тех пор, как окончила учебу.
— Откуда ты знаешь? Наш храм — не единственный в городе.
— Знаю. Я это чувствую. Она не хочет видеться с нами. Она теперь зарабатывает столько, что стыдится нас. И не годится девушке жить не дома. Мы же знаем, что творится в городе: там спят с кем попало и пьянствуют. Я ведь тоже газеты читаю.