Заалели щеки, лихорадочно засияли ультрамариновые глаза. Синяки под ними исчезли бесследно, и кожа опять стала до противного идеальной.
- А-а… Зачем ты пришел? - я ожидала, что подняться будет адски сложно. Голова продолжит кружиться, а руки - трястись от слабости. Но вместо этого ловко подскочила на кровати, и села, как ни в чем ни бывало. Казалось, я отлично выспалась, хорошо подкрепилась, подзарядилась энергией, и несколько недель отдохнула в пансионате. Вдали от потрясений, в спокойствии и комфорте.
Голова была на диво светлой, ясной, тело на редкость сильным, послушным.
- Я накачал тебя своей энергией, - нехотя, почти шепотом признался красавчик, заметив удивление на моем лице. - Также, как и твоих друзей, - в голосе его промелькнула то ли горечь, то ли досада. Но исчезла быстрее, чем я успела уловить оттенок интонации.
- Зачем? Я и сама бы восстановилась, - пробубнила себе под нос, пряча глаза от настырного, немигающего взгляда Мейзамира. Странное смущение охватило меня, бросилось жаром к щекам, опалило уши и грудь. Сама не понимая, что со мной, я лишь слушала неровный бой сердца, а он все ускорялся и ускорялся.
Мейзамир молчал, застыв неподвижно, как статуя. Его чувственные губы приоткрылись, заалели ярче пунцовых щек. Горячая ладонь красавчика осторожно скользнула по моей коленке. И снова по моему телу побежало тепло, устремилось вниз живота, собралось там спазмом.
Словно посчитав жест слишком интимным, слишком поспешным, нескромным, Мейзамир отдернул руку, и чуть склонив голову вправо, исследовал мое лицо.
Ненадолго в комнате повисла тишина, исполненная невысказанных чувств, эмоций. Они рвались на свободу, и, не находя выхода, нагнетали электричество между нами с красавчиком.
- Я улучшил твое самочувствие, разве не так? - хриплому голосу Мейзамира совсем не помогало усиленное прочищение горла.
- Ты-ы… Много сил потерял? - уж кто-то, а я-то отлично знаю - чего стоят такие «переливания энергий». Донорство крови рядом не стояло.
- Немного, недели две, - его странный ответ заставил меня повнимательней вглядеться в лицо красавчика. Но ни горячечный блеск его удивительных глаз, ни плотно сомкнутые губы, ни сведенные скулы не подсказывали разгадку, лишь сильнее запутывали.
- Кто ты такой? - выпалила я и непроизвольно прищурилась.
Мейзамир вздохнул - очень по-человечески, но глаз не отвел. Губы его вытянулись в жесткую полоску, а глаза заблестели ярче. Хотя куда уж еще ярче?
Повисла пауза. Красавчик не спешил отвечать, да и собирался ли? Хмурился, морщился, почти гипнотически удерживал мой взгляд.
- Это настолько тебе важно? - вдруг разродился он. - Важнее, чем то, что я спас вам жизни? Важнее того, что я вылечил твоих друзей? И тебя вылечил от энергетического истощения. И как тебе только в голову пришло включать аурное зрение в таком состоянии? Да ещё и после ночного происшествия?
Снова повисла пауза. Розовые языки рассвета лизнули лицо Мейзамира - даже солнце ластилось к нему, как собака.
Густые золотистые брови красавчика хмурились все сильнее, ровную переносицу разрезала трещинка неглубокой морщинки.
- Хорошо, - вдруг тряхнул головой Мейзамир. - Я принц рирров. Много тебе дало это? - бровь красавчика приподнялась, и крошечная, идеально-круглая родинка на верхнем веке стала заметней, ярче.
- Да н-нет, - пожала я плечами, сдаваясь под напором его аргументов.
Я впервые слышала о риррах, в названии расы Мейзамира вроде бы не было ничего пугающего, опасного, чудовищного. Но внутри вспыхнуло и росло странное ощущение. Чего-то он недоговаривал. Что-то задевало красавчика в моих вопросах, тревожило не на шутку. И это что-то мне определенно не понравилось бы.
Мы посидели еще немного. Тикали настенные ходики, отмеряя время нашей паузы, посвистывал на улице шальной ветер, пошлепывали листьями в окно деревья. У городской черты разгорался восход, обливая глянцевые крыши небоскребов розовыми бликами.
Мейзамир смотрел на меня так, как смотрит чужеземный воин на судью, готового огласить приговор. Спокойно, с каменным лицом, но взгляд его сочился каким-то надрывом, пушистые ресницы вздрагивали, в такт губам.
Внезапный звонок сотового заставил меня подскочить на месте, словно у самого уха прогремел взрыв.
Я огляделась так, будто бы впервые очутилась в собственной спальне. Телефон вибрировал и звенел в кармане кофты - я надела ее, совершенно замерзнув на кухне. Мейзамир кивнул, словно бы предлагал поднять трубку. Не разрешал, а предлагал прервать наш непонятный, путанный диалог, отвлечься на дела насущные.
При виде номера Макса на экране сердце бухнуло и ушло в пятки.
- Д-да? - вместо обычного «ало» спросила я.
- Еслена, - голос Макса звучал очень ровно, без малейшей интонации, как-то даже механически. - Слушай меня и запоминай. Я в пригородной тюрьме. В третьей тюрьме, в камере для временного задержания. Позвони по номеру, который продиктую. Делай так - три звонка сбрасывай после первого же гудка, затем жди четыре гудка и тоже сбрось, а уже на пятый звонок жди ответа. Вкратце расскажи о моих неприятностях. Часа через три буду у тебя и все объясню.
Я опешила, переводила взгляд с Мейзамира на окно, с настенных ходиков на дверь. Услышанное не укладывалось в голове.
Зато красавчик соображал на диво ясно. Порылся у меня в столе, достал блокнот, ручку и подал так, словно слышал весь разговор. А у них очень острый слух, у этих рирров. Кем бы они ни были в нашей классификации.
- Еслена? - позвал Макс, и голос его слегка дрогнул.
- Записываю, - кивнула я так, словно он мог видеть этот жест.
Макс размеренно, четко продиктовал номер, попросил повторить, и отключился, не прощаясь.
Мейзамир присел рядом и осторожно положил руку мне на колено. Очень точно - еще чуть выше - и ласка получилась бы слишком нескромной.
Ободренная его теплом, его твердой ладонью, я набрала указанный номер. В точности по предписанию Макса сбросила звонки и дождалась ответа.
- Да? - раздался в трубке до странности знакомый голос. Казалось, я слышала его и не один раз. Но не лично - по виртуалу или телевизору.
Я быстро отчеканила то, что просил передать Макс.
- Все ясно, - без единой тени волнения, даже с каким-то облегчением произнесли в трубку и отключились.
Я встрепенулась, бросила взгляд на часы. Сколько времени не проверяла раненых? Не успела встать, Мейзамир обнадежил.
- Да не проверяй ты друзей постоянно. Они проспят ещё несколько часов. А очнутся почти здоровыми.
От неожиданности я плюхнулась на кровать, и едва не завалилась назад. Красавчик выпрямился и замер, ловя мой взгляд, изучая выражение лица. Один уголок его губ слегка дернулся.
- Ты уже лечил людей своей аурой? - я постаралась спросить так, что бы не оставить Мейзамиру возможностей для маневра, не позволить улизнуть от ответа снова. Но, к моему удивлению, он и не собирался этого делать.
- Одного человека, точнее индиго, - почти без выражения задумчиво произнес красавчик. И казалось, он путешествует в памяти, в тот самый день или дни.
- Хм. А почему вдруг? - вопрос так и рвался с губ. Мейзамир ещё внимательней, с прищуром вгляделся в мое лицо.
- Считаешь, мы, те, кто приходит сюда из параллельного мира, сплошь и рядом чудовища? Чудовища снаружи и внутри? Не потому, что природа создала некоторых из нас питаться только определенным образом? Не потому, что без этого все такие существа погибают? А потому что мы, в принципе, не способны на сострадание?
Не слова Мейзамира, не тон его, с затаенной обидой, с невысказанной досадой потрясли меня до глубины души, заставили щеки пылать от стыда. Его глаза, полные такой глубокой, нестираемой грусти, такой горечи, что у меня кольнуло в груди.
Сглотнув ком в горле, я с трудом выдавила.
- Никогда не задумывалась об этом, если честно, - во всяком случае, откровенность он уж точно заслужил. - Никогда не задумывалась о том, что движет теми, кто к нам приходит. Скука, интерес или что-то еще … Я про безобидных, - уточнила я.
Мейзамир кивнул, на долю секунды спрятал глаза, очень странно, насупился, и вдруг стрельнул взглядом.
- То есть ты отказываешь в любых чувствах тем, кто питается за счет людей?
Он замолчал, поджал губы, выпрямился, словно жердь проглотил. Бледное лицо на фоне яркого утреннего солнца казалось призрачным, ультрамариновые глаза сверкали диковинными кристаллами.
- Н-не знаю, - вконец растерялась я. В том, что он говорил и как он говорил, была странная, незнакомая, почти чужеродная логика. Он почти силой заставлял меня подумать о том, чем предпочитала не забивать голову. Куда проще резать, колоть, добивать тех, кого считаешь чудовищами без чувств и порывов, друзей и близких. Тех, кто не любит, не ждет, не страдает. Кого никто не любит и не ждет. Мейзамир вывел меня на узкую и очень опасную тропку. Заставлял перейти роковую черту. Принять, что жуткие монстры - наши исконные враги - тоже чувствуют и страдают.
Убить человека нелегко. Так говорила героиня древнего советского кино, одного из моих любимых. Убить чудовище гораздо проще. Просто прими, что оно - бесчувственное, мерзкое порождение тьмы, кусок чистого, незамутненного зла и все станет просто. Не дрогнет в сомнении рука, не родится в душе неудачный и неуместный вопрос, когда стоишь над бездыханным телом и собираешься добить его. Добить беспомощного, не способного защититься, даже молить о пощаде.
Я смотрела на Мейзамира и боялась его слов, силы его убеждения, несокрушимости его правоты.
- Прости, - вдруг ни с того, ни с сего выпалил красавчик, потупил взгляд и суетливо убрал руку с моей ноги. - Я не должен был, - он как-то по-детски, неловко отмахнулся. - Я просто хотел сказать, что сострадание не чуждо никому. И нет такого чудовища, которое вообще ничем не проймешь. Просто многих из параллельного мира жизнь заставляет выбирать. Решать… Кому умирать - им или потенциальным жертвам, - он осекся, и вновь махнул рукой. - Прости еще раз, - пробормотал быстро, пряча глаза. - Так я вот о чем. Я нашел однажды охотника. Его ячейка преследовала грамсов, но те победили. Развели охотников по сторонам, запутали, запугали одиночеством, страхом, затуманили разум. Заманили в энергетическую аномалию, и там учинили жестокую расправу. Перебили всех, поодиночке. Но один все-таки выжил. Я отдал ему часть своей энергии. И он вылечился спустя каких-то два дня. Хотя раны были намного тяжелее, чем у твоих друзей.