Я воспользовалась ‘свежителем и сменила свой Охотничий наряд, раз уж мне доставили мою сумку. Моя сменная одежда тоже мало напоминала ту, что носят цивы, но она была немного повеселее, не такая монашеская. Я облачилась в легкие кожаные штаны и тунику, которую вышила мне в подарок моя лучшая подруга Кей. Сама туника была из золотисто-коричневого льна, и Кей украсила ее красными и желтыми цветами. А еще к моему костюму прилагался широкий кожаный пояс в тон к штанам – очень щегольской; на нем висели всякие карманы. Я забрала волосы в хвост и задумалась о друзьях, оставшихся на Горе.
Прямо сейчас Кей доит коз, которых держит ее семейство. И я точно знаю, о чем она думает. Вовсе не обо мне, хотя мы дружим с того самого дня, когда я насмерть забила гарпию, пытавшуюся утащить козочку. Нет, Кей сейчас размышляет о Большом Томе – как бы отвадить его от Рамоны, хотя нипочем ей его не отвадить, хоть тресни. И вообще Кей уже пора разуть глаза и докумекать, что Датч из Сребручья по ней с ума сходит. Другие Охотники в Монастыре сейчас заняты своими упражнениями – Калеб с Рори, Энди с Люс, оба Тома, Шен с Эси, – они все выполняют сначала движения ката, а потом магические движения.
И мне хотелось быть там, с ними, в Монастыре, притулившемся на склоне Горы и торчащем из снега, точь-в-точь как большой буддистский монастырь в Лхасе на старых снимках. Только у нашего на крыше солнечные панели, и на склоне рядом с ним тоже. Наш Монастырь красивый. У него бетонные стены, выкрашенные в мягкий коричневатый цвет, и крыша – тоже бетонная, не черепичная – покрыта красной краской. Вдоль всей крыши наставлены крошечные ветряки; те, которые насажены на древки, – это на самом деле молитвенные барабаны, потому что… ну а почему нет? Издали видна только треть Монастыря, но это непонятно, пока до него не доберешься. На две трети Монастырь вкопан в глубь Горы. Котлован копали машины, и его рыли очень медленно, осторожно и с большим трудом.
В Монастыре ты ходишь туда-сюда, делая какую-то работу, и все встречные с тобой здороваются, даже если кто-то из них тебя недолюбливает. А уж с теми, кто тебя любит, будут и легкие прикосновения, и похлопывания по спине, и объятия. Мы, обитатели Горы, народ душевный. Все обнимаются, все целуются, даже некоторые монахи и Учителя, как, например, Кедо. У меня в этих маленьких знаках приязни никогда не было недостатка. Не скажу, что у нас все любят всех, но на Горе каждого кто-то любит – и каждый об этом знает. Но все это осталось далеко-далеко. С тех пор как я села в этот поезд, до меня никто ни разу не дотронулся, и от этого мне было совсем одиноко.
И сейчас Гора продолжала жить своей жизнью, но при этом она рассчитывала на меня. Это я должна послужить на благо Пика и Территорий, чтобы Гору все оставили в покое.
Значит, послужу.
Я закрыла глаза, вообразив, будто я сейчас вместе со всеми Охотниками, и сделала свои упражнения. А потом позвонила проводнику.
Он принес мне тот же завтрак, что и вчера, и немного удивленно уставился на мой новый наряд.
– Ну как, для города это лучше, чем то? – слегка обеспокоенно осведомилась я. – Не супермодный прикид, но, может…
– Все нормально, – успокоил меня проводник. – Ты теперь сама супермодная. Ты культовая. Уже завтра народ будет, с ног сбиваясь, разыскивать шмотки как у тебя. А через три дня все вырядятся, как ты. Все же ходят, как Ас или Искра.
Я растерянно поморгала. По-моему, он сейчас сказанул какую-то нелепицу. Но он-то, видно, решил, что тем самым меня утешил.
– Э-э… слушай… а кто такой Ас? – спросила я. – Меня в новостях с ним сравнивали.
– Охотник Ас – страшно популярная личность, – пояснил он. – Да не переживай, с ним всех сравнивают.
– Популярная личность? – недоуменно переспросила я. – А как это – популярная?
– Все обожают смотреть, как он Охотится, – ответил проводник. Он тоже смотрел на меня озадаченно. – В смысле ты… А, наверное, ты там у себя видролики не часто смотрела.
– Нам там некогда ролики смотреть, – насупилась я. – Мы охотимся и сами выращиваем пищу. И сами одежду делаем: из шерсти, конопли, льна и крапивы. И деревья рубим на дрова. И…
– Ладно-ладно, мысль я уловил, – засмеялся он. – Было бы время – я бы тебе все объяснил, но тебе и так все расскажут, как попадешь к Охотникам в штаб. Нам сейчас освободили путь, – продолжил он. – Мы всю ночь гнали на полной скорости. Так что будем на Центральном терминале сразу после обеда. И у меня еще есть кое-какие указания сверху.
Я снова моргнула. Путь освобождают только таким поездам, которые везут всяких супермега-ВИПов. И никак по-другому. Что за бред такой…
– Префект Чарм не хочет, чтобы тебя живьем сожрали видпсы, поэтому он за тобой кого-то послал. Мы сделаем остановку, немного не доезжая до вокзала, – на премьерской платформе. Там тебя встретят, а мы поедем дальше. – Проводник ухмыльнулся. – Ну и рожи у них у всех будут, когда до них дойдет.
Нет, погодите. Какая еще премьерская платформа?!
Ладно, дядя несусветно важная персона. Сам премьер тут, судя по всему, ни при чем. И выходит, мне придется… То есть как это?
– Ты сказал – видпсы? – пролепетала я, чувствуя себя ужасно глупо.
– Гейл Пирс с канала «Пик Прайм» вчера вечером заполучила эксклюзив – интервью с тобой. И теперь все каналы рвутся тебя показывать. На вокзале тебя ждет десятка два или три видпсов. И все хотят интервью. И не только главные видканалы, а всякие. Кулинарный канал жаждет расспросить тебя, что ты ешь, а канал о хобби – чем ты занимаешься помимо Охоты. И еще канал моды, четыре киноканала, книжный канал… В общем, ты поняла.
Он кивнул мне, очевидно решив, что да, я все поняла. А ведь я знала один только «Пик Прайм». У нас больше ничего не ловилось. Раз в неделю из города по почте к нам приходил разный видхлам, и я всякий раз удивлялась: и как «Пик Прайм» умудряется все впихнуть в двадцать четыре часа?
– Ага, – тоненько пискнула я.
– Но префект считает, что тебе не надо с ними говорить, пока ты не созреешь, – добавил проводник.
Точно, созрею – и мне дико захочется с ними поболтать.
Внезапно у меня вспотели ладони. Я сейчас нервничала куда больше, чем при встрече с Волхвом. В конце концов, Волхв меня бы всего-навсего убил зверским способом. А эти люди… они выставят меня последней дурой.
Поезд замедлил ход. По опущенному видэкрану побежали слова, и искусственный женский голос произнес:
– Остановка вне расписания. Просьба оставаться на своих местах. Поезд не прибыл к месту назначения. Просьба оставаться на своих местах. Поезд прибудет к месту назначения без опозданий. Остановка вне расписания…
Мы уже какое-то время ехали по защищенным территориям, и разница с прежними дикими равнинами сразу бросалась в глаза. Люди и машины передвигались по полям, расчерченным с миллиметровой точностью. Иногда поля закрывала черная пленка, через которую прорастали разные пищевые растения. Пленка – это чтобы влага задерживалась в земле и сорняки не росли. Еще попадались ряды гидропонных шкафов[7]. А иногда мимо мелькали и обычные поля, более-менее привычные моему глазу. Пленка и у нас имелась, и гидропонику мы знали – для нее мы использовали наш пруд с рыбами-тиляпиями. Но здесь это все было в каких-то гигантских масштабах. Наверное, животноводство тут тоже присутствовало, потому что откуда-то же брались деликатесы – натуральные мясо, яйца и молоко. Богатые и знаменитые все это покупали и ели. Но по большей части мясо брали от клонов, выращенных в резервуарах, а яйца и молоко синтезировали из растительных масел. Кстати, я уверена, что яйца и молоко, которые мне давали в поезде, были натуральные. И еще уверена, что не видать мне в городе натуральных деликатесов, пока дядя не поведет меня на ужин.
Вся штука тут была в Барьерах. Это они защищали здешние поля. Их можно было разглядеть даже издалека: сияние, растянутое между опорами высотой тысяча футов. Барьеры были как-то затейливо настроены – не спрашивайте как, это большой секрет. Это все ботаники – так военные называли ученых и инженеров – и Чародеи. Короче говоря, ботаники и Чародеи исхитрились сделать так, что обычные люди и предметы без труда проходят через Барьер, а стоит пришлецу сунуться к Барьеру – пых! – и от пришлеца остается только горстка пепла. Правда, через Барьер можно перелететь. Но если кто из тварей пытается это сделать – их уже поджидают винтокрылы, самолеты и орудийные установки.
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем больше по пути попадалось небольших городков, тем мощнее делались Барьеры. Наконец, примерно за милю до города, мы прошли через очень сильный Барьер. Я почувствовала его: как будто тебя проталкивают через желе и оно щиплется. А потом мы очутились в городе. Или точнее – в пригородах.
После Дисерея город заново пришлось отстраивать, потому что тут все было раздавлено в лепешку, сожжено или вообще стерто с лица земли. Современные городские улицы разбегались от центра к окраинам, а две крупные железнодорожные ветки разрезали город с юга на север и с востока на запад, деля его на четверти. Восточный терминал дальше по курсу, а я сойду в Порту. Нам больше не надо было ехать в электрифицированной клетке, и по бокам от нас стали появляться другие рельсы. Со своей стороны я насчитала пять путей.
Вероятно, мы остановимся где-то рядом с Узлом и Центральным терминалом. Мы переместились на самый быстрый путь и проехали через заграждение – уже обычное заграждение, такие я видела: металлическая сетка, а наверху колючая проволока. Мы очутились в комплексе – сером, прагматичном и не допускающем возражений. И сразу стало ясно: мы у военных.
Поезд подъехал к платформе. Мне не сиделось на месте; я встала и подхватила сумку еще до того, как появился проводник. Он без лишних вопросов забрал у меня сумку и помахал мне свободной рукой: мол, иди за мной. Я протопала за ним в конец вагона и ступила на платформу. При этом чувствовала я себя как дикая корова, готовая дать стрекача при виде волка.