Вдоль стен высились золоченые арки; их не было только над широкой лестницей. Внутри арок под сумеречным небосводом зеленели восхитительные шпалерные сады, залитые светом, – в точности как на снимках времен до Дисерея. Потолок был в виде звездного неба. Возле стен, прямо под арками, стояли столы и стулья всех видов и размеров. Однако большая часть зала предназначалась для танцев. Поверите ли, напрягалась я ничуть не меньше, чем в присутствии Жителя-Волхва. Друзья предупреждали меня, что тут все по-особенному. Только вот как именно по-особенному?
Сейчас звучала не очень быстрая музыка, и пары в зале кружились как цветы, подхваченные неторопливой рекой. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. Тут хочешь не хочешь оробеешь!
– Пойдем? – спросил Джош под неусыпным оком камер.
Он, наверное, уже тысячу раз это проделывал, потому что легко и непринужденно влился в ряды танцующих. Я и пискнуть не успела – а мы уже кружились по часовой стрелке в общем потоке.
Поначалу я пыталась почувствовать, что сейчас сделает Джош. Для Охотника это не такая уж легкая задача: мы не очень сильны в непосредственном чувствовании, наш конек – предвосхищение. Каждый Охотник должен предвосхитить действия пришлеца, то есть просчитать все на пять-шесть шагов вперед. Но в какой-то момент я поймала нужную волну у себя в сознании, и все встало на место. Теперь я могла немного расслабиться и оглядеться. Я очень старалась не разевать рот при виде этого блистательного, великолепного… всего. Ну, и тут меня опять повело из-за Джоша. Потому что он обнимал меня за талию, и это было вовсе не как с тем блондином-инструктором. Рука у Джоша была теплая, и держал он меня как-то по-теплому. От него пахло чистотой и немножко кедром.
Танец закончился, но тут же начался следующий. Ладно, я-то в отличной форме – но сколько продержится Джош? Не может же у него быть подготовка, как у Охотника. Такой подготовки ни у кого не бывает, даже у гонцов. Попробуйте-ка побегать по угодьям с утра до ночи при полной амуниции – танцы вам после этого покажутся детской забавой. Мне ничего не стоит танцевать часами напролет.
Но цивы-то пешком больше полусотни ярдов[23] за раз не одолеют. Для них танцы, должно быть, нешуточное испытание. После четвертого танца раздался аккорд, который всем, кроме меня, что-то сказал. Пары рассыпались; мужчины принялись кланяться, а женщины приседать в хитром поклоне – называется «реверанс». Их пышные юбки стелились по полу. Мое платье было не такое пышное, поэтому я сделала реверанс, не придерживая подола. Свет потускнел, зато зажглись лампы на столах, и пейзаж в арках сменился на ночной сад со светлячками и горящими свечами.
Хоть я и понимала, что сад ненастоящий, что это лишь проекция, все равно ничего не могла с собой поделать: краем глаза все выслеживала пришлецов.
Появились девушки, одетые во все черно-белое. Юбки у них были немыслимо короткие, а на головах топорщились изогнутые белые шапочки. Официантки, догадалась я. Пока я внимательно изучала все вокруг, Джош что-то заказал. Он этого словно не замечал.
В центре зала зажегся свет, и на середину выпорхнула пара – оба до того красивые, что глазам не верилось. Она – в платье со шлейфом длиной ярда три поверх юбки с целой горой оборок и пышным хвостом сзади, и все сшито из золотого атласа. Он тоже был в золотом атласе, только не в смокинге, а скорее в военной форме – с кучей всяких затейливых финтифлюшек спереди, с развесистым аксельбантом на плече и плоскими эполетами, украшенными бахромой. Дама подхватила шлейф и быстрым изящным движением заткнула его за пояс. Грянула музыка, и пара начала танцевать. У меня глаза стали с чайные блюдца; я еле заставила себя не таращиться.
Ясное дело – профессионалы. О профессиональных танцах мы дома слышали немало и старались не пропускать, когда их показывали. Это и на видэкране потрясающе смотрится, а когда вживую – прямо дух захватывает. Но пора и честь знать. Я не без труда оторвалась от великолепной пары, не переставая вполглаза поглядывать в их сторону, старательно изображая на лице восхищение (впрочем, не факт, что у меня получалось). Тем временем я изучала лица других людей. Большинство в зале лишь мельком поглядывали на танцующих. Кто-то разговаривал. Кто-то украдкой косился на нас и прочих Очевидно Важных Персон. Над людьми вились камеры, и люди прилежно играли свои роли. Как и во время танцев. А танцующих, похоже, ничего не смущало. Охотница с Псаймоном отвлекли всеобщее внимание, но, судя по всему, выступление профессионалов тут не является такой уж сенсацией. Они лишь заполняют паузу, пока остальные переводят дух и освежаются напитками.
Жалко, я не предложила Джошу сходить куда-то еще. Куда-нибудь, где развлекаются обычные цивы, где мне было бы проще слиться со всеми и не выделяться. Но что сделано, то сделано. Это же часть моей службы, верно? Если бы существовала серьезная-пресерьезная опасность, никакой Охотник не резвился бы на танцульках. А если резвится – значит, опасности нет. Все то же умиротворение цивов. И все-таки рядом Джош, а он куда симпатичнее любого парня из нашей деревни, и, похоже, ему нравится быть тут со мной. И даже если он вынашивает тайные замыслы насчет подобраться ко мне поближе – пускай. Мне с ним тоже хорошо. Если Кей увидит это в роликах – спорю на что угодно: она будет сидеть и вслух комментировать. Давать мне советы, как правильно охмурить парня.
Ну и потом – здесь же так потрясающе! Я только и делаю, что рот раскрываю. Внутри меня подпрыгивала маленькая девочка, которой не терпелось сломя голову поноситься по залу, сунуть нос в каждый угол, потыкать пальцем в невиданные наряды, разузнать, как это у них получился такой настоящий сад, и засыпать вопросами профессионалов.
Нам принесли напитки. Они оказались с пузырьками; у меня язык чуткий, и я тут же уловила легкий привкус алкоголя. Но как будто его немного, так что не страшно. Я вопросительно покосилась на Джоша.
– Шам’панское, – пояснил он. – Это вроде вина.
Ага, вино-шипучка. Мне бы лучше минералку, но, подозреваю, в этом месте с ней туговато. Я осторожно отпила шам’панского. Джош придвинулся поближе и заговорил:
– Несколько танцев от перерыва до перерыва называются «сет». В каждом сете полагается менять партнера. Тебе надо будет танцевать с тем, кто пригласит тебя, а я приглашу какую-нибудь другую даму. И мы танцуем с ними до конца сета. А на последнем танце я снова приглашаю тебя.
– А я танцую только с мужчинами?
Джош кивнул:
– Точнее – с партнерами в мужских костюмах. Здесь могут быть чисто дамские парочки, но одна из такой пары все равно одета как мужчина. Если тебя и пригласит дама, то только в брюках. – Он пожал плечами. – Тут все построены и вышколены не хуже, чем в армии.
Я кивнула. Ничего из ряда вон выходящего. Хотя с точки зрения равноправия как-то это не по-честному. В смысле у нас дома и девушки могли приглашать, не только парни. И почему меня не может пригласить девушка-в-костюме-девушки, если ей вдруг захотелось? И почему это в танце ведет непременно мужчина? Вести должен тот, кто танцует лучше, я так это понимаю. Хотя они же в этих платьях как колокола. Две женщины в колокольных юбках – ох и придется бедняжкам попотеть! Я еле сдержалась, чтобы не прыснуть. Нет, две партнерши в платьях – это тот еще цирк.
Профессионалы закончили исполнять танец и поклонились под плеск аплодисментов. Свет зажегся уже во всем зале, мы отставили пустые бокалы, и народ толпой повалил к нашему столику. По чистой случайности ко мне в сутолоке оттеснили одного пожилого мужчину. Меня прямо досада взяла: что за хамство в самом деле! И я, назло всем, коснулась локтя старика, давая понять, что намерена танцевать с ним.
Он сперва удивился, потом обрадовался, потом смутился, а потом снова обрадовался. Его дама вся расплылась в улыбке и разве что в ладоши не хлопала. Казалось, эта пара пришла сюда именно потанцевать. И это меня сразу к ним расположило. Если уж нынче я главный трофей, то пусть я достанусь тому, кто меня заслужил.
И старик на зависть всем остальным повел меня танцевать. Прогремел громкий аккорд. Теперь я знала, что партнерам полагается в этот момент поклониться и присесть в реверансе. Мы все это проделали, потом встали в надлежащую позицию – и понеслось.
Моему кавалеру до Джоша было далеко. Но он получал такое удовольствие, что и я невольно веселилась вместе с ним. Он наслаждался танцем, и мало-помалу все вокруг перестало вгонять меня в ступор. Я даже уловила что-то похожее на шабботние танцы в общинном зале. Когда мой партнер ошибался, я повторяла его ошибку – и все выглядело, будто так задумано. Танец закончился, и старик поблагодарил меня, пожав мне руку:
– Охотница Рада, вы восхитительны! С вами я самому себе казался…
– …джентльменом, каковым вы и являетесь, – подхватила я. – И было очень весело.
Только я успела это произнести, как меня перехватил следующий кавалер. Вот уж настоящее трепло! Весь танец болтал без умолку, но это было даже неплохо: шажки он делал маленькие, за ним легко было повторять и одновременно отвечать на его вопросы. Как мне Пик-Цивитас? Не правда ли, совсем не то, что горы? А как я… А что я думаю по поводу… А не хочу ли я…
По-моему, так наседать бестактно, и у нас дома этого типа сочли бы назойливым. По всей вероятности, он уже подсел на мой канал и следит за каждым моим движением, то есть за тем, что я делаю на людях. И это, видимо, дает ему ощущение, что он уже часть моей жизни и имеет полное право узнать о ней побольше. Я держалась невозмутимо, на вопросы отвечала учтиво и даже с интересом. Делала вид, будто с этим болтуном мне так же весело, как с пожилым кавалером. Я помнила, как Учителя вели себя, когда при них заговаривали о чем-то, что обсуждать не стоило. Они уклонялись от вопросов так же, как уклонялись от ударов своих противников. И при первом удобном случае я перевела разговор на своего партнера. Надо сказать – к его удовольствию.