Кавалеры сменяли друг друга, пока наконец Джош не пригласил меня на последний танец в сете. Потом по залу опять закружились профессионалы – на этот раз две пары. Женщины почему-то танцевали на носках – по-моему, не самый удобный способ. Мне даже и в голову не приходило, что можно так танцевать: это же вопреки закону тяготения!
Джош заметил мой озадаченный взгляд и фыркнул:
– Я собирался кое-что спросить у тебя про Белого Паладина – но это так, чисто из любопытства. Я вижу, ты увлеклась балеем. Или как его? Балот? Нет, точно не балот. В общем, забыл, как он называется. Этот танец не танцуют – на него смотрят. Обычно они разыгрывают целиком эти… ну… пьесы. Как в театре, только это сплошь танец. Его совсем недавно начали реконструировать по роликам и книгам, обнаруженным четыре года назад.
Артисты протанцевали перед нами короткую пьесу, а я все время ломала голову, как они ухитряются удерживать равновесие, стоя на носках. Не говоря уж о том, чтобы танцевать. И все это без магии. Я, кстати, даже вычислила пьесу, и довольно быстро: это был «Отелло» Шекспира. И в этом самом балее тоже все закончилось плохо – но при этом так ослепительно, что грусть получилась не такая, как в пьесе. Джош дал мне спокойно досмотреть балей, а потом начался сет, где он был моим единственным кавалером. Теперь уж мне было с чем сравнить, и я убедилась, насколько здорово он танцует. И сказала ему об этом. Одна его рука лежала у меня на талии, а второй он сжимал мою руку – и это было восхитительно. Но про это я промолчала. А то еще подумает, что все это для меня значит больше, чем он думает, что оно для меня значит, и…
Ох, ну почему я не Кей?!
И почему нельзя ни о чем сказать прямо?!
– А где ты научился так танцевать? – наконец пробормотала я.
Он скорчил рожицу:
– Я жульничал.
Я хихикнула, скрывая разочарование:
– Но как можно жульничать, обучаясь танцам?
Он отпустил меня и быстро побарабанил по виску:
– Я же Псаймон, не забыла? Прошерстил мозги одного из профессионалов. С его разрешения, конечно.
Ну и чудеса! Никогда не задумывалась, что память тела тоже можно прочесть. Хотя почему бы и нет? Ужас какой. Поневоле начнешь верить всяким историям, которые рассказывают у нас дома: будто бы Псаймон умеет так подражать человеку, что его и родная мама не узнает.
Надо было что-то сказать, но мне ничего не шло в голову. И я решила сменить тему:
– А ты бы пришел сюда еще раз?
Но Джош от ответа увильнул:
– На самом деле это вопрос к тебе.
А что мне ответить? Он же сам выбрал, куда меня поведет; если дать понять, что мне тут не очень – еще расстроится. Но все это… А была ли это его идея? Вдруг это дядя решил, что так я быстрее сольюсь с другими Охотниками?
– Здесь очень даже мило, – промямлила я.
В следующий раз, если он случится, я уже не буду такой пришибленной и напряженной. И возможно, уже буду лучше понимать, чего хочет Джош. А если у меня насчет него появится уверенность, то я смогу действовать в стиле Кей. И у меня получится сказать вслух всякие правильные вещи, и он все поймет, и тогда ему самому захочется сойтись со мной поближе.
– Значит, придем еще раз. – Джош смотрел куда-то поверх моей головы, или мне так казалось. – Но как бы то ни было, мне напоминают, что у Охотников день начинается рано. Поэтому на сегодня, боюсь, это последний сет. Твои фанаты будут разочарованы.
И снова у меня в голове прозвучало: на тебя смотрят. И тебе никуда не деться.
– Да, мне не стоит слишком задерживаться, – согласилась я, ощущая незримое присутствие камер. – Я готова ехать назад.
В этом месте я приврала. Вовсе я не хотела возвращаться в штаб. Мне хотелось остаться тут и кружиться в танце до упаду. И узнать о Джоше больше. И в особенности мне хотелось обвыкнуться, перестать напрягаться и начать понимать его чуточку лучше. Вот что сейчас случилось: Джош получил какой-то сигнал? Или другой Псаймон что-то передал ему через мою голову? И то и это может быть.
Снаружи нас поджидал транспод; мы сели в него и умчались. Джош закрыл окна приват-шторами и немного стряхнул с себя невозмутимый вид.
– Извини, что пришлось так сильно тебя загрузить сегодня. Ну, ты понимаешь: и Палаццо, и званый ужин…
– Все очень даже мило, – повторила я. – Но я думала о тех людях, что живут в моих нынешних угодьях, о своих соседях дома, о моей подружке Кей. Никто из них ничего подобного не видел. Я и сама ничего подобного не видела. Мы даже не подозревали, что кто-то живет вот так. – Я слегка закусила губу и сдвинула брови. – Кей бы от всего этого очумела. Она бы сказала, что это бал Спящей Красавицы.
Я была сбита с толку. В голове у меня неотвязно крутилась только одна мысль: я никогда к этому не привыкну. Не хочу привыкать. Не хочу зевать со скуки при виде нарядов за бешеные деньжищи или украшений из ценных металлов. Ведь сколько голодных можно накормить на такие деньги, сколько закупить боеприпасов, чтобы защищать людей по ту сторону Барьеров!
– Служба есть служба, – твердо сказал Джош. – Помни об имидже. Помни, что у тебя должен быть имидж и тебе надо над ним работать. Если вольешься в поток – сможешь держать высокий рейтинг, не привлекая внимания.
Я кивнула. Джош вроде бы не был посвящен в то, что дядя отстучал мне при встрече. Однако сейчас он сказал примерно то же, только другими словами. Выходит, дядя поделился с ним частью наших секретов?
Он высадил меня у входа в штаб и, помогая выйти из транспода, поклонился и поцеловал мне руку. Я вспыхнула. Джош забрался обратно в транспод и умчался, а я отправилась к себе. У себя в апартаментах я стащила свой наряд, бросила его в прачечный желоб и залезла под душ. Горячая вода смыла макияж, и я превратилась из сказочной принцессы, которую видела в зеркале, в обычную себя. И словно бы даже в голове прояснилось. Мысли стали более моими.
Я посмотрела в глаза своему отражению и мысленно дала клятву никогда не становиться женской версией Аса. Если такое случится, я больше не увижу в зеркале себя настоящую.
– Сегодня утром разделимся. Ты держись неподалеку, а то мало ли – вдруг кому-то из нас понадобится помощь. Но в то же время и поодаль – чтобы это зачли как Охоту-соло, – говорил за завтраком Паладин, поглощая котлеты с подливкой. – Следующий этап твоей аттестации.
Я сказала «угу», хотя удивилась: надо же, как быстро меня переводят на Охоту-соло. Мне ведь едва успели разъяснить, что к чему.
– И еще кое-что, – продолжил Паладин. – Раз мы вдвоем, теперь мы можем забраться в Отстойник поглубже, дальше, чем я заходил один. Сказать по правде, даже не знаю, от чего тебя предостерегать, потому что сам не показывался там уже больше года.
Что ж… У нас на Горе есть умники. Умники бывают двух видов: те, кто ловко умеет выживать, и те, кто прочел много книг. После Дисерея среди нас поселились и те и другие, и до сих пор примерно так все и осталось. Поэтому среди моих педагогов – это я не про Учителей сейчас говорю – нашелся один, который обучил меня описывать мир с помощью цифр. То есть меняется что-то вокруг тебя – и цифры тоже меняются. А тут это вообще легко: и считать самой не надо – все сделает компьютер. И я велела перскому выдать мне кое-какие цифры.
– Что бы ни было год назад, сейчас дела явно ухудшились, – рассудила я. – Сегодня утром я сделала запрос перскому, чтобы он показал мне Охоты за последние пять лет. Четыре года все было более-менее спокойно, а в этом году с каждым месяцем все хуже и хуже. Цифры нарастают очень постепенно. Не скажу, что столкновений в этом месяце стало вдвое больше, чем ровно год назад, однако процесс идет. Столкновения учащаются, и рискованные ситуации тоже – медленно, но верно.
У Паладина глаза полезли на лоб.
– У меня было такое предчувствие, – задумчиво произнес он. – То есть ты хочешь сказать, что оно у меня неспроста?
– Ага, – кивнула я.
Паладин закусил нижнюю губу. Потом побарабанил пальцами по перскому.
– Причины возрастания активности пришлецов за последние шесть месяцев, – запросил он вслух.
– Перенаселенность: вероятность пятьдесят четыре процента, – откликнулся компьютер. – Приказы ЦОУ: вероятность пятьдесят два процента. Кровная месть: вероятность сорок девять процентов. Прочее: вероятность до двадцати процентов.
– ЦОУ? А что это? – осведомилась я.
– Центр оперативного управления. Имеются признаки того, что Жители действуют слаженно. То есть у них тоже есть что-то наподобие ЦОУ, как у нас в армии. – Паладин поскреб затылок. – Хотя сам я никогда не встречал никаких доказательств. Но это ни о чем не говорит. И я не догадался справиться у перскома по поводу моих опасений.
– Я в этот раз прихвачу несколько гранат, – заявила я. – Но может понадобиться что-нибудь посерьезнее, типа Элит-отряда, или артиллерии, или прикрытия с воздуха, или хотя бы еще одного Охотника. Как думаешь, нам предоставят артиллерию и поддержку с воздуха?
– В Отстойнике вряд ли. Разве только какая-то тварь попытается снести Барьер, – честно ответил Паладин. – Или кто-нибудь такой же опасный пролезет внутрь.
В этот раз транспод доставил нас к другой части Барьера. Если память меня не подводит, где-то неподалеку мы уложили базар гоблинов.
В этот раз дверь, через которую мы прошли за Барьер, никто не охранял. И очереди из желающих очутиться на безопасной стороне тоже не было. Да и сама безопасная сторона оказалась на редкость безлюдной. Несколько огромных зданий без окон – скорее всего что-то промышленное – высилось вокруг еще одного огромного здания без окон. Паладин кивком указал на центральное здание.
– Тюрьма, – коротко пояснил он. – А вокруг нее фабрики. К фабрикам ведут подземные туннели. Люди здесь заперты в бетон и железистый металл. Поэтому пришлецам внутрь не пробраться. А что до заключенных… Ни одна тюрьма от побега не застрахована. Но кому охота бежать, если сразу окажешься на виду у всех, кто тут рыщет? Как лазерный луч в угольной шахте.