– Вот бы перьевой плащ был со мной, – выдохнула Кай. – Тогда не пришлось бы вызывать Дакини на дуэль. Я могла бы просто схватить ее за хвосты и отнести к Бэндзайтен.
– Надо было сохранить то последнее перышко, – укорил ее Рен. – Довольно злобный вышел воробей. Может, он смог бы в одиночку победить и Дакини, и ее лис.
Кай рассмеялась и перевернулась набок, лицом к Рену. Лошади научили его быть нежным, и добрым, и смешным – рядом с ними даже Гото и Дой не смогли его испортить. Кай так хотела познакомить с ним Киши! Она хотела, чтобы ей не приходилось скорбеть и сражаться за свою сестру, одновременно справляясь с теми глубокими, но в то же время трепетными чувствами, которые вызывал в ней Рен.
– Кай, пообещай мне кое-что, – попросил он. – Если завтра в меня вселится лисица – застрели меня.
Она закрыла глаза. Вот бы она успела закрыть их раньше и притвориться спящей, чтобы не отвечать ему! Он просил у нее слишком много. Кай не могла даже вздохнуть. Она никогда никого не убивала – кроме моллюсков, конечно, и случайных комаров или мух. Она знала, что сможет выстрелить в животное или человека, если ее родные окажутся в опасности. Но она не смогла бы выстрелить в Рена даже из жалости.
– Не думаю, что смогу это сделать, – прошептала она.
– Когда Басё рассказал о той мойщице, что потеряла десять лет жизни… я не смогу так жить, – произнес Рен. – И я так большую часть жизни провел, занимаясь тем, чего делать бы не хотел. Обещай, что ты выстрелишь.
Горло Кай сдавило – ни сглотнуть, ни вздохнуть. Ей не хотелось врать.
– Я обещаю, – сказала Кай. – Но мне не придется этого делать, потому что я честно завоюю ту волшебную жемчужину. И потом мы отправимся к Свежему морю – мне понадобится спутник, с таким-то ценным грузом! А кто знает мысли разбойников лучше, чем бывший разбойник? А после мы выпьем чаю с Бэндзайтен и Драконом-повелителем и отведем мою сестру домой. И ты посмотришь, как мы умеем нырять, только тебе придется поклясться, что ты не расскажешь наших секретов другим ныряльщицам – ныряльщицам из соленых вод.
Последнюю часть Кай, конечно, выдумала. Если она когда-нибудь встретит ныряльщицу из соленых вод, то назовет ее сестрой. Рен приподнял уголок рта.
– Уверен, твои родители не особенно обрадуются разбойнику в доме, – произнес он.
– Бывшему разбойнику, – повторила она.
– Может, им так не покажется, – возразил Рен.
– Они увидят тебя таким, каким вижу я, – сказала Кай.
Ей сложно было себе в этом признаться, но она так запуталась во всем происходящем, так много думала о предстоящей битве, что мысли о родителях отошли на второй план.
– Если ты спасешься, а я нет, обещаешь рассказать им об этом?
– Конечно, – сказал Рен.
Голос его дрогнул. Либо он лгал, либо не думал, что они выживут.
Рен разбудил Кай рано утром – так рано, что Кай увидела на луне отпечаток кролика, который всегда появлялся там в полнолуние. Они в последний раз постреляли по мишеням. Конечно, теперь, когда она знала, что ей, возможно, предстоит сделать, стрельба уже не вызывала в ней столько восторга. Рен тихо и внимательно расставил мишени. Он подошел к линии, прицелился и стал пускать стрелы с такой сосредоточенностью, что, если бы с неба вдруг пошел дождь из медуз и осьминогов, он бы ничего не заметил. Для того, кто привык сливаться с окружением, у него была на удивление прямая стойка.
Господин Номура привлек внимание Рена, выстрелив в грязь. Они с женой проводили их, спрятав беспокойство за стоическими улыбками. Кай и Рен покинули долину, и девушка обернулась – вдруг удастся в последний раз увидеть море? Но позади были только земля и небо.
– Как разбойники решают, кого ограбить? – спросила Кай, когда дорога стала достаточно широкой для того, чтобы они могли ехать рядом. – Вы просто шляетесь по округе в надежде наткнуться на того, что выглядит так, словно у него есть деньги?
– Мы отмечали дороги, по которым следуют вельможи, – ответил Рен.
– А как же пути паломников?
В паломничества часто отправлялись женщины с дочерьми. Кай хотела услышать от Рена то, что заставит ее его возненавидеть. То, из-за чего она сможет направить ему в сердце стрелу.
– Иногда и их, – проговорил Рен.
– И что вы делали с ними? С девочками и их матерями? Тоже убивали?
Рен скосил на нее глаза и сжал челюсти. Кай поняла: он вспоминает прошлое. И чем больше времени ему на это требовалось, тем страшнее ей становилось.
– Я – нет, – ответил он. – Но Гото и Дою не мешал.
Кай прекратила допрос: вопросы вины вдруг перестали видеться ей такими уж черно-белыми. Провести границу было сложно. Рен не мог остановить Гото и Доя, но освобождало ли это его от ответственности? Если бы Гото и Дой убили маму и Киши, пока Рен стоял и смотрел, Кай возненавидела бы его.
Придется думать о мальчике, которого ему пришлось убить, его матери, его сестрах и горе, которое осело в их сердцах из-за Рена. Только так она смогла бы это сделать.
Поздним днем они добрались до мертвого, разлагающегося леса, где на голых деревьях росли фиолетовые фрукты размером с кулак. За лесом поднималась одинокая гора. Ее сложно было назвать «Небесной» – вполне себе обычная гора, до середины поросшая зеленью, ближе к вершине голая. Не особо высокая, неинтересной формы. Тем не менее компас указывал прямо на нее. Кай не понимала, почему волшебные лисы выбрали для своих собраний такое скучное место. Может, все дело в названии? Рен остановил Обузу и обвел деревья взглядом.
– Бэндзайтен говорила, что мы проедем через Лес Посмешища, – проговорила Кай. – Может, это он и есть? Вот только он не кажется таким уж радостным.
– Как бы его ни назвали, нам придется сквозь него проехать, – отозвался Рен. – Следи за корнями. У лошадей хрупкие ноги.
Кай опустила взгляд на сеть поднимающихся из-под земли корней.
– А кажутся такими большими и сильными, – заметила Кай.
– Да, но если лошадь сломает ногу – то всё, – произнес Рен. – В таком случае гуманнее всего убить ее.
Чуть позже казалось, что следить стоило не за корнями. По крайней мере, поначалу. Как только Обуза сделала шаг вперед, раздался жуткий хохот. Лошадь испугалась и поднялась на дыбы, скинув со спины Рена. А потом повернулась и пронеслась мимо Ноши, которая тоже стала подпрыгивать и лягаться – Кай упала вперед, на лошадиную шею. Обуза остановилась, забила хвостом и фыркнула. Кай слезла с Ноши, подвела ее к Обузе и взяла их за уздечки.
– Рен, ты в порядке? – спросила Кай, пытаясь перекричать странный смех – то ли птичий, то ли звериный.
Поблизости никого не было. Может, стоит винить во всем древесных духов?
Рен уже поднялся на ноги, отряхнулся и осмотрел ветви.
– Я в порядке, – ответил он. – Думаю, это смеется фрукт.
Кай тоже уставилась на ветки ближайшего дерева и сосредоточилась на фрукте – тот походил на короткий крепкий баклажан. А затем увидела то же, что чуть раньше заметил Рен: два сморщенных глаза и пустоту рта. Обуза дернулась и вновь попыталась сбежать, потянув Кай за собой. Рен выбежал из леса, и смех прекратился.
– Жутко как! – произнесла Кай. – И что же нам делать?
– Не знаю, – ответил Рен. – Но лошади туда не пойдут. По крайней мере, Обуза точно. А если идти кружным путем, мы потеряем много времени.
Они повернулись к лошадям. Обуза потряхивала гривой, Ноша терпеливо стояла на месте. Кай всегда знала, что им придется оставить лошадей у входа в лисью нору. Знала, что они могут не вернуться. Что Рену пришлось бы расседлать их и отпустить. Но сейчас Кай не хотела их отпускать. Пока еще нет.
– Я пойду вперед, а ты оставайся с ними, – произнесла она.
– Одну я тебя не пущу, – сказал Рен.
– Но… – начала Кай.
– Кай, нет, – отрезал Рен.
Ее мучила нерешительность. Рен и лошади стали ее семьей. Она хотела провести с ними как можно больше времени. Кай достала из колчана стрелу и выстрелила прямо в низко висящий фрукт. Он пискнул и скривился, словно младенец, а потом упал на землю и съежился.
– Потрясающе. То есть мы должны сбить каждый фрукт с каждого дерева, – выдохнул Рен. – Как раз управимся к следующему полнолунию.
При виде скривившегося лица фрукта Кай кое-что вспомнила. Хамако рассказывала им с Киши историю о дереве, росшем на мифическом острове, где жили одни женщины. У них не было мужей, и волшебное дерево выращивало младенцев, которые плакали всякий раз, когда кто-то проходил мимо. Если младенцы плакали слишком сильно, то они падали с дерева и умирали. Может, эти деревья тоже имели такую особенность?
– Может, получится по-другому, – сказала Кай. – Подержи поводья, чтобы они не сбежали. Если фрукт не упадет, я вернусь.
Кай зашла в лес, и ее тут же окружил хохот.
– Какая рыба обречена? – громко произнесла Кай. – Пресноводная!
Смех усилился.
– Что сделали служанки? Обчистили своего господина!
Фрукты продолжали смеяться, прищурив глаза. Раньше Кай лишь тяжело вздыхала от подобных шуток Хамако, но из-за смеха фруктов удержаться от улыбки было трудно.
– Какой лес постоянно хочет спать? Дремучий!
Ветви затряслись – фрукты почти орали от смеха.
А потом они вдруг замолчали и упали на землю. Кай прошла между разбившимися фруктами к следующей кучке деревьев.
– Мы поругались с чайником, но потом он остыл, и мы помирились!
Солнце склонилось к горизонту, когда Кай очистила последнее дерево и добралась до другого конца леса. Компас указывал прямо на гору. Рен шел за ней вместе с Ношей и Обузой.
Он покачал головой:
– Поверить не могу, сколько плохих шуток ты знаешь!
– Тетя бы мной гордилась, – ответила Кай. – Все их я узнала от нее.
Они оседлали лошадей и поехали по тропе, которая огибала гору у самого основания. Вдруг у поворота Кай увидела двух каменных лисиц: они стояли на пьедесталах по обе стороны от дороги. У каждой из них было по шару: одна из них держала его во рту, другая – на кончике хвоста. Жемчужины.