– Спасибо за все, Дракон-повелитель. – Она поклонилась ему.
Дракон-повелитель оглушительно взревел – должно быть, прощался. Он повернулся к морю и нырнул в поднимающуюся волну; над белой пеной мелькнул его хвост. Пока Кай наблюдала за тем, как он исчезает в море, солнце наконец село, и самый долгий день в ее жизни подошел к концу.
4
Кай попыталась отжать намокшую одежду, а потом огляделась. Пляж был пуст и тих – не считая шума волн и принесенных ими деревяшек. Где она оказалась? Как далеко от дома? Кай обняла себя, но не из-за холода. До этого дня она никогда еще не была так далеко от своей семьи. Кай подумала о родителях, и сердце ее сжалось. Они, должно быть, паникуют. Они уже лишились одной дочери, а теперь их горе усилила и Кай. Ей следовало попросить Дракона-повелителя послать им весточку. Он, конечно, мог и отказать ей, но попытаться все равно стоило.
Теперь уже слишком поздно. Кай оставалось лишь как можно быстрее найти жемчужину и вернуться домой. Она не могла предстать перед матерью без Киши. Она взяла в руки подвеску-компас и повернулась в сторону гор.
– О Странник, – произнесла Кай. – Прошу, укажи мне путь к Великой Гряде Четырех Отречений.
Игла завертелась и остановилась, указав вперед, на гряду с плоским верхом. Кай прошла меж деревяшек по песчаным дюнам. У начала тропы она остановилась – что ждет ее в темноте? Разбойники, великаны, лисы, миленькие чудовищные мыши, которые, говорят, взрываются, стоит горным духам рассердиться. Если бы здесь была Хамако, она бы резко выбросила в воздух кулак и закричала: «Вперед!» А еще стала бы во все горло распевать песни, чтобы все злобные существа знали – она ни капельки не боится.
Кай считала, что поет ужасно. Но она умела рассказывать истории – истории, которые знала от своей тети и которые они с сестрой столько раз повторяли.
– Однажды, давным-давно, – обратилась она к громко стрекочущим сверчкам и цикадам, двигаясь вперед по темной тропе, – жил-был военачальник. Как-то его жена ушла по делам, и он ждал, когда та вернется домой. Она пришла, но не одна – перед ним предстали две одинаковые женщины. Тогда военачальник понял, что одна из них – лисица. Он обнажил меч и пригрозил, что убьет самозванку. Первая женщина стала умолять о пощаде: «Прошу, прошу, не убивай меня! Я твоя настоящая жена!», а вторая только рявкнула: «Убери эту штуку! Совсем, что ли, с ума сошел?» Так он и понял, что его настоящей женой была вторая женщина. Самозванка же обратилась в лисицу и, справив ему на ноги малую нужду, убежала.
Услышав конец этой истории, они с Киши всегда смеялись до колик, но на этот раз Кай еле сдержала слезы. Она попробовала начать другую историю, но могла думать лишь о том, что они с Киши больше никогда не смогут придумать этим сказкам новых концовок. Кай заплакала еще громче. Хорошо, что вокруг никого не было и слышать ее могли только сверчки и цикады. Когда слезы иссякли, Кай пустилась бежать, и чем больше она прилагала усилий, чем быстрее бежала, тем меньше чувствовала. А она больше ничего и никогда не хотела чувствовать.
Последний участок тропы оказался таким крутым, что ей пришлось ползти на локтях и коленях до самого верха, – забравшись, она свалилась без сил. Когда дыхание ее выровнялось, Кай с трудом поднялась на ноги и стерла с лица грязь и прилипшие мелкие камушки. На той стороне гряды, что выходила к океану, в небе тонким серпом повис месяц. Кай повернулась к долине – холм был усыпан темнеющими деревьями, огибавшими разлившийся вдалеке пруд. Здесь было так темно, что Кай не увидела ни пихты, ни воронов. Усталая, она забралась на широкую ветку и устроилась там, где ствол начинал раздваиваться. Кай достала из тайного кармана чашу. Есть не хотелось, но нужно было как-то убить время, отвлечься от брошенных матерью слов, что все это ее вина.
– О Великий Источник Щедрости, – проговорила она, – прошу, даруй мне кашу.
Кай совершенно выдохлась и не думала, что что-то еще способно ее удивить – после такого-то дня! Но когда из середины чаши заструился дымок, она дернулась и чуть не выронила ее из рук. Пар набирал силу и постепенно заполнил чашу до самых краев. Кай вытянула над ней указательный палец. Ей хотелось опустить его в облако дыма, проверить, как работает магия, но она боялась, что ошпарится или превратит палец в кашу. На секунду дымок будто замер, а потом начал вихриться в другую сторону, от краев к центру, и из-под него показалась каша. Когда пар полностью развеялся, Кай с осторожностью осмотрела еду. Она поднесла плошку к губам и сделала глоток, чтобы проверить, что каша настоящая. Теплая, но не слишком горячая, с идеальной текстурой… не слишком густая, не слишком жидкая. В любой момент получить любую еду, какую ей только захочется, – разве это не потрясающе? В неудачные для ныряльщиц годы их семья перебивалась высушенными мидиями, пойманной отцом рыбой и овощами из сада. Теперь же Кай могла попросить у чаши деликатесы, о которых слышала в столице: салат из медуз, или фаршированную орехами и водорослями рыбу на углях, или толченый лед, вымоченный в сиропе. Но больше всего ей сейчас хотелось каши – такой простой и знакомой.
Доев, Кай свернула куртку, подложив ее под голову вместо подушки, и закрыла глаза. Она не надеялась заснуть, ведь рядом не шумел, как обычно, океан и не посапывала Киши – ей наверняка приснятся кошмары про призрачного кита и скользких морских змей. Однако когда Кай открыла глаза, то поняла, что настало утро и сквозь листья пробиваются лучи солнца. Она не только смогла заснуть, но и сделала это, сидя на дереве, а не лежа в своей постели! Все, что случилось с ней – встреча с призрачным китом, Драконом-повелителем и Бэндзайтен, – казалось лихорадочным сном. Она коснулась шершавого древесного ствола и осознала, что ей не помешает облегчиться. Все было реальным. Все – в том числе и смерть Киши. Кай замутило.
Она сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Кай хотелось кричать, пока от ее крика не разверзнутся небеса, а затем закопаться в землю. Но вместо этого она сделала глубокий вдох, вдох ныряльщицы, задвигая грусть и ужас подальше, мысленно скатывая их в шарик величиной с моти[1] и запирая в деревянную шкатулку с секретными панелями – такие делал деревенский резчик по дереву. Возможно, Киши вернется. Но для этого Кай нужно проделать долгий путь. Она забралась выше по ветке, чтобы как следует рассмотреть долину. Далеко на горизонте над заостренным деревом, возвышающимся над всеми остальными, вилось зловещее темное облако. Кай словно наблюдала, как зачинается буря, вот только вместо того, чтобы переждать ее, она должна была отправиться в самое ее сердце.
Кай спускалась по тропе, утопая в летнем зное: в глаза попадал пот, стопы скользили внутри сандалий. Ей казалось невыносимым то, как прилипает к телу вымокшая от жары одежда. Кай не привыкла к жаре. Дома она всегда могла спрятаться от нее в море. Она остановилась в тени, достала волшебную чашу и попросила ее о воде, но ничего не произошло. Она попросила еще раз, но снова ничего не получила. Неужели ей приснилось, что вчера она ела кашу? Или, может, чаша сломалась? Кай решила проверить еще раз и попросила чай. Чаша тут же задымилась, и внутри появилась светло-коричневая жидкость. Кай осторожно отхлебнула. В самом деле – горячий чай.
– О Великий Источник Щедрости, прошу, дай мне воды, – попросила она в третий раз, но ничего не произошло.
Похоже, у волшебной вещицы имелся досадный изъян. Существует ли при дворе Дракона-повелителя ремонтное бюро? Наверняка находится в подвале, и управляет там всем самэбито – черная акула с человеческими руками и ногами. Его отправили туда в качестве наказания за то, что он как-то разозлил Дракона-повелителя. Самэбито плачет над каждой сломанной вещицей, потому что вспоминает о своей ошибке. Может, он случайно наступил на раковину-горн Дракона-повелителя? Если бы здесь была Киши, она бы тут же подхватила историю. Сказала бы, что самэбито осмотрит волшебную чашку и заплачет, наполнив ее слезами, и так у них наконец появится вода. Самэбито наградят за такое доброе дело и разрешат снова служить Дракону-повелителю. И все будут счастливы. Так и случилось бы, будь здесь Киши.
Путь до долины занял у Кай все утро. Когда тропа распрямилась, солнце уже поднялось высоко. Кай подошла к кустам куманики, растущим по обе стороны от тропы. Отсюда было видно, как над пихтой идеальной фигурой кружат Вороны Вечной Ночи. Кай смогла даже разглядеть висящий на макушке дерева плащ. Забраться туда будет нелегко. Выдержат ли ветви ее вес? Беспокойные мысли кружились в голове точно так же, как и вороны. Достать плащ и не упасть… трудно, но все-таки не невозможно. А вот забрать у лисицы волшебную жемчужину… Кай пошла по тропинке меж кустов и решила рассказать себе еще пару сказок, чтобы отвлечься. Например, о лисах. Может, в одной из них окажется подсказка, которая ей поможет?
– Однажды, давным-давно, – начала она, – жил-был глупец, который отправился на прогулку по пустынной дороге за деревней и встретил там прекрасную девушку. Они вернулись в деревню вместе, и он довел ее до дома – самого прекрасного дома, что он когда-либо видел. Деревенька та была небольшая, и он подумал: как странно, что я никогда не замечал этого дома и этой женщины. Но она была так прекрасна, что он решил об этом не задумываться. Он влюбился по уши, поэтому вошел за ней в дом и больше его не покидал. Прошел год, и у них родился сын. Мужчина был счастлив. Но вот два брата искали его по всей деревне и наконец нашли под крыльцом склада. Когда его вытащили, он сказал, что его жена и сын все еще внутри, однако братья увидели лишь двух убегающих лисиц. Лисица-оборотень зачаровала глупца: он думал, что провел с нею год, но прошел всего день. Как любила говорить тетя, морали у этой истории нет. Это просто сказка для глупцов, которые влюбляются в каждую прекрасную девицу и в итоге получают по заслугам.
Когда Хамако рассказывала эту историю в последний раз, Кай спросила ее, не потому ли она не вышла замуж, что все мужчины глупцы? «Кай», – прошипела тогда Киши, побагровев от смущения, потому что посчитала этот вопрос грубым. Но Кай не понимала, что в нем такого. Она ведь не утверждала, что с тетей Хамако что-то не так. Тетя рассмеялась и ответила: «Всё в порядке. В мире полно хороших мужчин – таких, как твой отец. На самом деле один хороший строитель лодок как-то просил моей руки, но твоя мать тогда сказала мне кое-что, чего я не могу забыть. Она сказала, что, первый раз поцеловав вашего отца, она почувствовала себя сияющей, словно жемчужина, чью р