– Какие симптомы? – деловито поинтересовались на том конце провода.
– Какие симптомы? Они спят как убитые и просыпаться не собираются.
– Чем отравились?
«Вот тебе раз…»
– Да откуда нам знать? – заорала Женька, выхватив у меня трубку.
– Говорите адрес, – обиделась женщина.
Женька принялась диктовать, а потом глухо простонала:
– Сказала приедут, как только смогут. У них, видишь ли, преждевременные роды на отдаленном острове, а катер всего один.
– Что же делать?
– Промывание желудка. Это не я, это она посоветовала, – торопливо добавила Женька, заметив мой гневный взгляд, и тут же сорвалась на крик: – Мы в милицию звонить будем?
Я быстро набрала номер и обомлела от счастья, когда мне гаркнули в ухо:
– Дежурный слушает.
– Алло, – несколько суетливо начала я, – мы здесь киллера поймали, правда, он утверждает, что сотрудник милиции… а его весь Питер ищет. Мы Сашке звонили, он из питерского отделения, забыла номер, у нас машину угнали на Инженерной, это их участок, Сашка сидит в семнадцатом кабинете, фамилию тоже не помню, так вот, он в курсе, но от него толку мало, потому что он почти всегда пьян. Быстрее сюда, и спецназ, спецназ давайте…
– Девушка, вы сами-то сегодня сколько выпили? – вздохнул дежурный.
– Да вы что? – сатанея, крикнула я. – У нас тут четверо отравленных, один труп, киллер, говорит, что мент, старуха, которая труп стащила, и еще псих, а нам до утра дожить надо.
– Какие отравленные, какой труп?
– Труп хозяина дома Илларионова Льва Николаевича, а отравленные – его охрана, есть еще псих, то есть адвокат, утверждает, что невменяемый…
– Что вы за чепуху болтаете? – услышали мы гневный окрик, обернулись и увидели Олимпиаду, она стояла в трех шагах от нас, сложив руки на груди и сверкая глазами, и под этим взглядом я, как под гипнозом, повесила трубку.
– Никакая не чепуха, – рявкнула Женька. – Льва Николаевича убили.
– Да вы спятили, – развела руками старуха. – Я только что от него. В доме бардак, охрана перепилась, и вы орете, точно у вас на закорках черти танцуют.
– Лев Николаевич жив? – растерялась Женька, глядя на меня и как будто ища поддержки.
– Конечно. С чего бы ему умереть?
– Ведьма врет, – ахнула Женька, я кивнула, а Олимпиада, нахмурившись, сказала:
– Все точно с ума посходили.
– Где Лев Николаевич? – пискнула я.
– У себя. Спит, приболел немного.
– Приболел?
– Да, температура поднялась с вечера. А вас где носило? Почему на ужине не были?
– Мы… – начала я и бросилась по коридору, Женька за мной, а за ней Олимпиада, кряхтя и охая.
Я первой ворвалась в спальню – горел ночник, халат валялся в кресле, а на кровати лежал Лев Николаевич. Бледный, постаревший, с обмотанной платком шеей, в нелепом колпаке, но живой, вне всякого сомнения, потому что при нашем появлении открыл глаза и даже поднял голову с подушки.
– Что случилось? – сонно щурясь, спросил он. Внутри у меня что-то булькнуло, и я ухватилась за Женьку, чтобы не грохнуться в обморок.
– Вы живы? – брякнула подружка.
– Да, – удивился он, голос был хриплый и какой-то неживой.
– А что у вас с горлом?
– Должно быть, ангина.
– Ангина? – пятясь, пробормотала подружка. – Теперь это так называется? – И нас из спальни точно ветром сдуло.
Олимпиада вышла и плотно закрыла дверь.
– Шли бы вы спать, – проворчала она.
– У нас есть киллер, – вспомнила Женька и добавила с ужасом: – Или мент…
– Какой киллер? – насторожилась старуха, но мы уже неслись в кабинет, и старая ведьма с нами. Юра сидел, примотанный к столу.
– Где вас носит? – спросил он с обидой.
– Слава богу, хоть этот на месте, – причитала Женька и, рухнув перед ним на колени, взмолилась: – Скажи правду, ты мент?
– Конечно, – вытаращил он глаза, а старуха спросила:
– Кто это?
– Мы его в коридоре поймали.
– Хотел что-то украсть? – она тяжело вздохнула, опускаясь в кресло, и как-то разом обмякла, точно из нее воздух выпустили.
– Я сотрудник уголовного розыска. У меня удостоверение в куртке, скажите им, чтоб меня развязали.
– Что делается-то, – заревела Женька и вновь протянула руку с намерением его распеленать.
– Стой, – взвизгнула я. – Помнишь, как мы в Питере встретились?
– Что? – не понял Юра.
– Не переспрашивай. Ты угнал машину, убив ее хозяина.
– Вот-вот, – обрадовалась Женька. – Нас не проведешь.
– Да вы с ума сошли!
– Мы с Сашкой разговаривали. Это ты ему по башке треснул, ты Мстислава шантажировал… – В этом месте мы замолчали и торопливо переглянулись.
– Мстислав, – пробормотала я.
– Точно, – кивнула Женька. – Давай за ним.
Я бросилась в комнату адвоката – невменяемый все еще сидел в шкафу.
– Ну что, убедились? – весело приветствовал он меня. – Я говорил, он бессмертен.
– А ну-ка иди сюда. Мы твоего дружка поймали. Сейчас милиция приедет.
– Вот приедет, тогда и выйду, – заявил этот гад. Я схватила его за шиворот и попыталась вытащить из шкафа.
– Вставай, симулянт.
– Вы не имеете права так со мной обращаться.
Тут я схватила настольную лампу:
– Вылазь, или я тебя…
– Ладно, – поморщился он. – Но имейте в виду, о ваших противоправных действиях я сообщу в соответствующие инстанции.
– Сообщишь, если я тебя раньше не укокошу. – Я поволокла его по коридору, а когда мы вошли в кабинет, подтолкнула к Юре. – Это твой соучастник? Узнаешь?
– Я вообще никого не узнаю, – с достоинством сообщил Мстислав. – И прекратите тыкать меня в спину. Мне нужен покой.
– Это он тебе звонил? Он тебя шантажировал?
– Я невменяем, – строго сказал он и даже глаза закрыл.
– Не дури, – взмолилась Женька. – Тебе же послабление выйдет за помощь следствию. Скажи, это бывший шофер Льва Николаевича, который из тюрьмы сбежал?
– Лев Николаевич, – озарило меня. – Уж он-то знает своего шофера.
Услышав это, ведьма подняла голову, до сей поры она вроде бы дремала.
– Его нельзя беспокоить, – заявила она.
– Да вы что? – рявкнула я.
Старуха поднялась и кивнула:
– Хорошо, я схожу за ним.
– Вот вы дурака валяете, – обиделся Юра, – а настоящий киллер…
– Замолчи, сейчас придет Лев Николаевич, и мы все узнаем.
– Пожалуйста, пускай приходит, мне что…
Раздались шаги, затем вошел Лев Николаевич все в том же нелепом колпаке и синем халате.
– Что происходит? – спросил он растерянно. Юра смертельно побледнел, глядя на него, и вдруг заорал:
– Сука… Как же ты… не может быть… я же придушил тебя, подонок…
Милиция явилась только утром. Сначала приехала «Скорая помощь» и увезла охрану, а уж потом и менты пожаловали. Юру отвязали от стола и, сковав наручниками, увели. Лев Николаевич объяснил, что этой ночью его пытался убить бывший шофер, состоящий в преступном сговоре с адвокатом, тот, по его наущению, опоил охрану, и только благодаря нам Лев Николаевич остался жив.
Я несколько раз пыталась заговорить о трупе, то есть о Льве Николаевиче, но прикусывала язык, боясь, что нас с Женькой тут же отправят вместе с Мстиславом, который продолжал изображать невменяемого.
Когда все бумаги были подписаны и милиция наконец удалилась, Лев Николаевич пригласил нас к себе в кабинет. Чувствовал он себя неважно, говорил с трудом, был бледен до синевы, на голове его красовалась бейсболка, что было очень странно. Мне казалось, что Лев Николаевич гордился своей роскошной шевелюрой, и вдруг эта страсть к головным уборам. Я пригляделась и увидела, что из-под бейсболки выбиваются совершенно седые пряди, в ужасе попятилась и разговор слышала как в тумане.
– Евгения Петровна, – ласково сказал наш хозяин. – После того что произошло, я не вправе требовать от вас… Говоря откровенно, я и сам не в состоянии работать. Разумеется, ваш труд и ваше время будут должным образом компенсированы. Олимпиада Назаровна об этом позаботится. Если вы захотите уехать еще сегодня, катер в вашем распоряжении.
– Да-да, конечно, – промямлила Женька.
– И еще: огромное вам спасибо. Вы спасли мне жизнь. Я буду всегда помнить об этом. – Он отвернулся к окну, давая понять, что аудиенция окончена, мы вышли, и Олимпиада с нами.
– Вы не хотите вызвать врача? – шепнула ей Женька. – По-моему, Лев Николаевич выглядит очень плохо.
– Он поправится, – заверила ведьма. – Ему нужен покой, месяца через два он оживет, вот увидите.
– Оживет? – прошептала я.
– Да, это нервное, у него такое бывает. Вот вам деньги, – сказала она Женьке. – Пять тысяч. Если мало…
– Хватит, – мотнула головой подружка, с подозрением косясь на конверт, точно в руки ей сунули змею или жабу.
Пока мы собирали вещи, прибыл катер. Олимпиада отправилась нас провожать. Как только катер отошел от пристани, Женька достала конверт. Я едва успела перехватить ее руку – она собиралась выбросить деньги за борт.
– Ты что? – ахнула я.
– Не нужны мне эти упыриные деньги, – пробормотала Женька. – Еще заразишься.
– Не болтай глупости. Если они тебе не нужны, отдай в приют, еще куда-то, топить-то зачем?
– От этих денег одна морока будет, вот помяни мое слово. А ты в приют. Упырей к детям на пушечный выстрел подпускать нельзя.
– Что ты заладила, какие еще упыри?
– А что? Конечно, упыри. Олимпиада эта, и Левушка, и папаша его… Замок себе выстроил с подземельями, просто так? Ничего подобного.
– Женя, ты меня пугаешь, – сказала я. – То есть меня пугает твое душевное состояние.
– И меня оно пугает. Ведь мы видели его с удавкой на шее. Видели? И Олимпиада его по коридору тащила, а башка-то по полу стукалась… Как вспомню, дрожь берет. И вдруг… нате вам, жив… А через пару месяцев будет живее всех живых, ведьма так и сказала. Отлежится где-нибудь в подвале и опять здоров и весел. Не зря мне его замашки не нравились, с виду вроде молодой, а точно с древним старцем беседуешь.
– Прекрати, – зашипела я. – Не можешь ты всерьез в это верить.