Светлана любила чай с травами. Лет десять назад Володя подарил им большой заварочный чайник, она колготилась сейчас над ним, не мешая гостю думать.
Зря он выпил, нужно было поесть, попить чайку да ехать домой. Ничего с Николаем не случилось бы. Крепкий он мужик. Одно слово – медведь с дубовой костью. Такой удар выдержать – кому скажешь, не поверит. Лечащий врач за сорок лет такого не видел.
А воздух здесь хороший. Светлана румяная, не то что мои девчонки. Телевизор, сон, метро, школа, работа, магазины, кухня, телевизор, сон. Гости. Раньше хоть в кино ходили раза два в неделю. Туда-сюда до «Арктики» пешком – вот тебе и четыре километра.
– Так что у тебя случилось, Володя? – спросил, разливая чай, Светлана, уверенная, что муж спит крепко, не проснется. – Опять с Валентиной поругались из-за какой-нибудь покупки?
– Да нет. Спасибо! Ничего у нас еще не случилось. Покупать мы вроде бы ничего давно не покупаем, все есть.
– А почему «еще»? – переспросила хозяйка.
– Все мы под Богом ходим. Не сегодня, так завтра придется уходить из армии.
Он не испугался этого признания. Придется. А жаль. Мечта рухнула. И мечтать больше не о чем. На генеральскую должность заступил человек со стороны. Не такой уж и молодой, чтобы прыгнуть с этой ступеньки на следующую, оставив полковнику Касьминову хоть какой-то шанс. И не такой старый, чтобы через год-другой уволиться на «гражданские хлеба».
Ситуация патовая. «Нам такие профессионалы нужны. Мы тебя ценим. И мы прекрасно все понимаем. Но пойми и ты нас». Так ему сказали два генерала. Один из них даже похлопал полковника по плечу, сделал какой-то ни к чему не обязывающий намек, попросил не торопиться с рапортом об увольнении, улыбнулся, пожимая руку: «Все будет хорошо!»
В тот же вечер ему позвонили приятели, узнав по своим каналам о положении Касьминова. Они предложили ему приличное место в новой фирме. Прекрасная перспектива. Сумасшедшие связи. Дело с нуля. Пока зарплата мизерная, но все равно больше, чем оклад полковника в полтора-два раза. Через полгода-год бабки пойдут нескончаемым потоком. Мы тебя не торопим. Хочешь, пока поработай и там, и здесь. Оргвопросы, сам понимаешь, можно решать и по телефону, и вечерами, и в выходные дни. Иной раз придется срываться с твоего кабинета, но не часто. К тому же у тебя три отпуска в заначке. Думай. Мы тебя ждем. Будешь с нами одним из отцов-основателей фирмы. Сам знаешь, когда ситуация патовая, партию прекращают и расставляют фигуры на новой доске. А у тебя дочь – выпускница, на нее сейчас пахать и пахать. Короче, неделю тебе на обдумывание. Потом спасибо скажешь.
– Спасибо, Светлана! С удовольствием еще чайку выпью.
– И ты думаешь?
– Думаю.
Думал он о новом своем начальнике. Как он поведет себя? Каких людей будет приближать, каких отталкивать, кого приведет из своих? Как с ними работать? Много вопросов, мало ответов.
Светлана, обычно словоохотливая, хоть и болтушка, будто бы боялась разговорить гостя. И он догадывался об этом. Ей было не до него. Ей хотелось лечь рядом с мужем, накрыться одним одеялом и смотреть телевизор, касаясь своей одеждой, халатом, длинным, заграничным, мужниного тренировочного костюма. Зря Володя пил за обедом водку. Лучше бы он сейчас уехал в Москву, к своим девчонкам. Да, ему трудно. Москва, Москва. Круговорот страстей, пляска нервов, неутолимая жажда денег, славы, почестей и опять денег. И шум от долларов и рублевых купюр стоит несмолкаемый, и разносится он по всему свету, кого-то утомляя, кого-то убивая, кого-то маня к себе неудержимо. Светлана давно уже заметила некую метаморфозу, приключившуюся с московским людом некоторое время назад. Если раньше москвичи хвалились институтами, в которых они учатся или работают, театрами, квартирами, поездками на море, то, начиная с 1989–1991 годов, у них на уме только деньги, богатая фирма, иномарки и евроремонты. Если этого у них не было, то они грустили запойно или пили, жалуясь, а если это у них все было, то они, попросту говоря, с тобой за один стол не садились. Ну что ты будешь делать с этими новыми и старыми москвичами?! Тут к мужу хочется под бочок, а он заладил одно и тоже? «Фирма, деньги, поездки за границу, Кембридж, Оксфорд или в крайнем случае Канада».
Человек-то он хороший, Николаю помог в охрану устроиться, хотя, если по-родственному говорить, от него ожидали больше. Мог бы он пристроить Николая, мог бы. А он? «Ты бы раньше мне позвонил». Звонил он и раньше. И в Москву они ездили специально, якобы за покупками, на самом деле, чтобы с Володей встретиться. А он: «Раньше бы да раньше бы». Он, конечно, не всесильный, но все же связи у него были в Москве. Ой, ладно. Кто старое помянет. Хорошо, что в охрану устроил да Денису помог с училищем. Нельзя так плохо думать о нем. Родственник все же. И ему сейчас плохо. Он и остался из-за этого – поговорить хочется человеку, душу отвести. Пусть говорит. В Москве особо-то не наговоришься. Там ты всем нужен как работник, профессионал, специалист, человек дела, отец-добытчик.
– Светлана, а поеду я домой, – сказал он негромко, видимо, в полной мере осознав свою здесь ненужность. – Выпил я граммов сто, не больше. Сейчас часок-другой погуляю, а вечером двину в Москву.
– Да ты что?! Меня Валентина убьет за это. Ни в коем случае. Во-первых, выпили вы полторы бутылки, во-вторых, у нас не принято отпускать гостей на ночь.
Она вдруг поняла, что тон ее был не очень категоричен, и строго заявила:
– Не пущу! Николая разбужу. Разобьешься, не дай бог, а…
– Хорошо, на машине я сегодня не поеду. Но, знаешь, хочется мне в город сходить. Там у меня один знакомый живет. Мы с ним в одном училище учились. У вас можно отсюда позвонить в город?
– Знаю я, какие у вас знакомые! – Она еще строже посмотрела на него.
– Да нет, правда. Это – Сергей Семенов. Подполковником закончил службу. Тут же до города километров шесть?
– Семь по спидометру. Семенов, говоришь?
– Да, Сергей Иванович. Он не местный. Года три здесь живет. Вряд ли ты его знаешь. А вечером или завтра утром я приду и поеду домой.
– Дай ключи от машины и иди, куда хочешь.Глава третья ЛЮБОВНЫЕ СТРАСТИ
Полковник Касьминов вышел на улицу. На душе посвежело.
Он махнул рукой Светлане, улыбнулся (вторые ключи лежали у него в кармане) и быстрым шагом пошел по асфальтовым дорожкам, чисто вымытым недавними дождями. Позвонил из автомата у телефонного узла, застал Семенова дома. Сказал, что приедет через час-полтора.
В город было два пути: пять километров до станции плюс одна остановка на электричке или семь километров по шоссе в надежде на попутку. Он выбрал второй маршрут и шел по обочине дороги, нервно оглядываясь и махая рукой пробегавшим мимо машинам. Давненько он не пользовался автостопом. Давно уже на российских дорогах жизнь отменила автостопы. Мимо проезжали машины разных марок, спешили. Он понял это слишком поздно, когда прошел километра два. И отругал себя. Вот пентюх! Сел бы в машину и уже был бы на месте. Что за народ, трудно подвести? Трусливые зайцы, а не люди. Не видно, что ли: идет нормальный человек. О, наконец-то тормознул.
– До города подбросишь, не обижу. На Лесную улицу. Спасибо!
Он приехал к подполковнику Семенову, когда вечер уже стал несмело менять июньские декорации, слегка сгущая краски теплого лета.
Семенов наконец-то нашел себя. Он обосновался в двухкомнатной квартире кирпичной пятиэтажки, выгодно сдал красавиц-дочерей замуж, моментально стал дважды дедом, работал тренером в местной, чудом уцелевшей ДЮСШ, за три года сделал двух перворазрядников-гиревиков, одного КМС и одного мастера по самбо и выглядел счастливым человеком.
Он даже не поседел. Дверь открыл, улыбнулся, руку пожал, словно клещами сдавил. Сильный был человек. Это поняли все в училище на первом же занятии по физкультуре.
Курсант Семенов, с виду чем-то напоминавший огромный валун, подошел к перекладине и легко подтянулся двадцать раз. Подъем переворотом – двадцать пять раз. «Могу и больше», – сказал самодовольно. Склепку – сколько скажите. Техники у него не было никакой. Только сила. Сила его и злила. Не гимнастом он родился. Но за два года срочной службы из-за принципа освоил перекладину. Встал в строй. Удивил курсантов. Но не всех. К перекладине подошел курсант Вагин. Он-то удивил всех. Легко и непринужденно отработал он на снаряде да еще и «солнышко» крутанул. Командир взвода ему за это чуть наряд вне очереди не влепил. Пожалел на первый раз.
Курсанты занялись кто чем. Семенов отошел в угол спортзала, где на помосте стояли две штанги, несколько гирь, лежали вразброс блины, гантели. Двухпудовка взлетела пушинкой над его головой, будто бутафорская, в цирке. Старлей, стоявший поблизости, причмокнул: «Два пуда, ну и силища у тебя!» – «Чепуха» – Семенов подхватил две гири, вскинул их на грудь, легким толчком подправил их и выжал пятнадцать раз, затем, не опуская гири, толкнул двенадцать раз. «Ты же запросто выполнишь первый разряд! – воскликнул старлей. – Почему в спортроту не пошел?» – «Гиревики никому не нужны, а штангистов и без меня навалом. И не нравится мне штанга. Там техника нужна. А какая у меня техника, если я с двенадцати лет в колхозе мешки ворочал», – говорил Семенов грубовато, с нажимом, уверенно. Отдохнув минут пять, он рванул двухпудовку и, удерживая ее ручкой вниз, два раза перекрестился, затем повторил тоже самое левой рукой. В училище такого не делал никто ни до, ни после Семенова.
Любил он «русское железо», – гири, что и говорить! Но в тот день, как показалось всем курсантам, не только любовь к чисто русскому виду спорта вывела его на помост. «Старшиной хочет стать, вот и стелется перед начальством», – пошел говорок от курсанта к курсанту. Старшиной хотели стать все шесть бывших срочников, поступивших в училище. Четверо из них на срочной службе были замкомвзводами, двое, в том числе и Семенов, – старшинами рот.
Именно это обстоятельство и сыграло главную роль в тот день, за четыре месяца до дембеля, когда Семенов часа полтора разговаривал со своим командиром роты. Это был первый в его жизни разговор по душам. Второй состоится гораздо позже с тем самым Вагиным, который так лихо крутил «солнышко», а третий – с полковником Касьминовым, только начинался на кухне подмосковной «двушки».