Большевики при штабе имели группу, которая осуществляла карательные меры. Она называлась "Политическое розыскное управление", производила обыски, аресты, вела дознание и следствие, а также приводила в исполнение приговоры. Ею руководил Вл. Фидлеровский. Был свой суд, он судил предателей, провокаторов, а приговоры приводили в исполнение члены штаба.
Для выявления и разоблачения агентов использовалось привлечение на свою сторону лиц, состоявших в близких и родственных отношениях с офицерами полиции и жандармерии. Профессионально изучались и оценивались документы Департамента полиции, ставшие достоянием подпольщиков, в том числе и секретные, за его сотрудниками революционеры организовывали наружное наблюдение с целью выявления явочных квартир и тех, с кем на них происходят конспиративные встречи. Анализировались причины собственных провалов, допущенных ошибок. Изучалась тактика агентурно-оперативной деятельности спецслужб, откуда все ценное бралось на вооружение. Проводились тщательные проверки поступающих сведений, дающие основание подозревать кого-либо в провокаторстве. По воспоминаниям большевички Л.М. Тарасовой, на партийных собраниях давалась всесторонняя характеристика членам партии, указывалось на неудачи и упущения. При необходимости каждому вменялось в обязанность следить за товарищем, чтобы таким образом обнаружить малейшие ошибки в партийной работе. Взаимная проверка носила воспитательный характер. Расследование дела о провокаторах начиналось с зарождения подозрения. Это был чрезвычайно важный и ответственный момент, он требовал большой осторожности и такта, чтобы исключить необоснованное подозрение, а тем более обвинение. Ведь известно было коварство агентов охранки, которые нередко сами распространяли провокационные слухи с целью подорвать доверие и внести раскол в ряды1.
В 1902 году Петербургский комитет РСДРП разоблачил проникшего в ряды социал-демократов М. И. Гуровича. Для окончательного выяснения дела и разоблачения опасного шпиона была организована комиссия из представителей Заграничной лиги русской революционной социал-демократии, "Союза русских социал-демократов за границей" и группы «Борьба». Ленину из Парижа в Лондон был переслан "Проект конфиденциального сообщения" по этому поводу. В своем ответе он писал, что нужно издать карточку с указанием звания Гуровича М.И., его возраста, примет, в которой отметить, что он состоял агентом Охранного отделения и действовал в революционных организациях С. Петербурга как провокатор. "Надо, чтобы впечатление получилось повнушительнее: я бы стоял тогда за издание приговора особым листком, с карточкой и с предисловием «Искры» о необходимости систематической борьбы с провокаторами и шпионами, об образовании дружин для изобличения их, слежения за ними, травли их и т. п." Расследование преступления Гуровича было проведено особой комиссией за границей, его вина полностью доказана и «предостережение» опубликовано "Искрой"2. Газета большевиков поместила на своих страницах такое уведомление: "В течение продолжительного и тщательного расследования дела комиссия выслушала в ряде заседаний подробные объяснения Гуровича, как отдельно, так и на очных ставках с двумя свидетелями, выслушала показания шести свидетелей и рассмотрела письменные сообщения С. — Петербургского Комитета РСДРП и отдельных товарищей. Все добытые этим следствием точные и проверенные данные вполне подтверждают предъявленные к Гуровичу обвинения, вследствие чего комиссия единогласно постановляет объявить Михаила Ивановича Гуровича агентом-провокатором"3. Уличенный в отношениях с полицией человек в революционной среде считался «грязным» и всякие отношения с ним считались недопустимыми. Вполне определенно возникает сомнение в том, что в вопросах предъявления обвинений не было характерной для революционеров, исповедующих нечаевский "Катехизис революционера", безапелляционности. Ленин признавал, что "такое преступление, как тайная служба в политической полиции, вообще говоря, за исключением совершенно единичных случаев, не может быть доказано совершенно определенными уликами и столь конкретными фактами, которые мог бы проверить всякий сторонний человек"1.
Революционеры выделяли ответственных товарищей и специальные группы, которые осуществляли слежку за провокаторами, проникали в среду, связанную с полицией и жандармерией, получали сведения об агентах охранки и добывали данные о лицах, которые разыскивались полицией.
Успешная деятельность "Политического розыскного управления" тревожила охранку. Она пыталась изолировать таких специалистов от революционного движения. Сведения о наиболее крупных и способных следователях докладывались руководству Департамента полиции. В 1909 году Московское охранное отделение специальным циркуляром извещало Департамент полиции о большевике Д.И. Курском: "Курский действительно носит партийную кличку Дик, одно время состоял секретарем Бутырского районного комитета РСДРП, с апреля месяца текущего года он состоит членом областного бюро Центральной промышленной области и вместе с тем членом комиссии по проверке в Москве провокации"2.
Эффективно также работала система выявления находящихся в революционной среде провокаторов. Хорошо известна фамилия В.П.Бурцева, историка и библиографа революционного движения, социал-революционера, того самого Бурцева, который в 1907 году сообщил Борису Савинкову результаты собственного расследования, из которого неопровержимо свидетельствовало, что Евно Азеф — провокатор охранки.
В Париже он организовал своеобразную революционную контрразведку, которая работала настолько профессионально, что начиная с 1908 года и до начала Первой мировой войны политический сыск империи её действиями был существенно скован, что вызвало панику в Департаменте полиции.
Агентура настолько была терроризирована этими разоблачениями, в особенности тем, что они вызваны результатами деятельности Бурцева, исходную информацию для расследования он, по его же словам, получал от своего хорошо осведомленного высокопоставленного источника в самом Департаменте полиции, что, опасаясь за свою участь, почти совсем приостановила работу1. Для попыток сложить мнение об источниках его осведомленности характерна записка заведующего Заграничной агентурой Департамента полиции в 1909-19017 годах А. А. Красильникова об итогах работы в 1913 году: "1913 год в жизни заграничной агентуры ознаменовался рядом провалов секретных сотрудников, являвшихся результатом не оплошности самих сотрудников или лиц, которым были доступны по их служебному положению дела и документы, относящиеся к личному составу агентуры вообще и заграничной в особенности. Обращает на себя ещё внимание то обстоятельство, что в начале года имели место только единичные случаи провалов, как, например, разоблачение Глюкмана и Лисовского-Ципина, сотрудника С. — Петербургского охранного отделения, покончившего жизнь самоубийством.
С осени провалы усилились, и в настоящее время они приняли эпидемический характер"2.
Бурцев умел из ничтожных намеков мельчайших деталей выявлять провокаторов. Сам находясь под наблюдением, будучи буквально обставлен агентами охранки, он успешно противодействовал этому всесильному государственному аппарату. Безуспешными оказались и попытки выявить его «корреспондентов», тем временем он получал из Петербурга письма, в которых перечислялись лица, имеющие сношения с охранкой с указанием фамилии, места жительства, псевдонимы — старый и новый (корреспондент был крайне компетентный). А.А. Красильников узнал о полученных письмах лишь от провокатора.
В тех же письмах сообщалось, что в окружении самого Бурцева есть провокатор. Многие провокаторы предполагали наличие у Бурцева "верных друзей в Департаменте полиции". Заведующий Особым отделом Еремин придумал целый план проверки лиц, заподозренных им в выдаче тайн Департамента полиции. Каждому из заподозренных было направлено письмо якобы от Бурцева с неразборчивой подписью с предложением доставить сведения за крупную плату. Редакция каждого письма была иной, и каждому указан для ответа свой адрес. Проверка оказалась безрезультатной, хотя Бурцев действительно имел свои источники информации.
(Владимир Львович Бурцев прожил непростую жизнь. Еще до Февральской революции он изменил свое отношение к царизму, после же революции стал откровенным монархистом. Просидев после Октябрьского переворота в Петропавловской крепости, выпущенный на свободу, эмигрировал и сотрудничал с Врангелем и Деникиным. В Париже издавал свою газету "Общее дело", на страницах которой излагал свое резко негативное отношение к большевикам. В. Л. Бурцев умер на восьмидесятом году в 1942 году в оккупированном фашистами Париже от заражения крови, будучи уверенным, что "Россия непременно победит бошей, не может не победить".)
В целях достижения результата по борьбе с провокаторством революционеры нередко вступали в контакт с различными официальными лицами, через которых им удавалось получить подробные сведения. Иногда с целью получения более подробных сведений о работе охранки и её дезинформации внедряли социал-демократов в агентурную сеть охранки. Но ЦК был против того, чтобы большевики шли «служить» в охранку, и предостерегали от общения с органами политического сыска. "Положительно запрещено поддерживать знакомства с людьми, — рекомендовалось "Правилами поведения революционных социал-демократов", — подозреваемых в сношениях с жандармерией; разве это только происходит с согласия организационной власти и товарищей и имеет целью расследование этого вопроса, в противном случае это можно считать преступным легкомыслием, равным измене, так как подозреваемое лицо может, во-первых, злоупотреблять доверием легкомысленного товарища, а во-вторых, пользоваться его симпатиями, как доказательством своей невиновности".
Но не только в этом была опасность такого рода контактов. Жандармский полковник Г. П Судейкин так объяснял свою тактику: "Не хочешь — не доноси, только бери деньги", зная, что доносы рано или поздно последуют. Даже если некоторые и рассказывали о разговоре с Судейкиным и отдавали полученные от него деньги, зато исчезала всякая грань между агентом-провокатором и честным человеком и никакой контроль со стороны организации становился невозможным. Работая с арестованным за подготовку покушения на военного прокурора генерала В. С. Стрельникова Гребенчо, Суде