Охваченные членством — страница 37 из 61

Сукин сын-2

На сегодняшний день я завидую алкашам. Как увижу — идет тепленький, так мне сразу за человека радостно. Алкаш — самое благоустроенное существо на свете. (Или даже вещество, если норма превышена.) Бутылку принял, и на ближайшие четыре часа все проблемы сняты. Ничто его, кроме него самого, не колышет. И здоровье у него отменное — ничего не болит, потому что водка — самая лучшая анестезия, и насчет политики ему до лампочки, и так называемая общечеловеческая мораль или другие выдумки цивилизации, вроде правил приличия, ему безразличны. Он не страдает. Он как йог в нирване.

Разумеется, затем наступает похмелье! Вот с этим нужно категорически бороться! И настоящий алкаш обязательно похмелье победит. Уж чтобы алкаш на опохмелку не нашел? Мы что, не в России живем? Этого быть не может. Отвечаю как профессионал! Этого быть не может в нашем замечательном Отечестве!

Для алкоголика главное — не терять форму, не поддаваться на уговоры близких и домочадцев. Как поддался — все! Возвращаешься в круг привычных проблем и страданий. И все, до чего прежде ты был индифферентен, теперь тебя царапает!

Я, грешный человек, пошел на поводу у Маруси, проявил слабину и подшился. И все вокруг меня снова наполнилось тем, на что человек выпивший и внимания не обращает.

Во-первых, сокрушительно пошатнулось здоровье. Может, конечно, оно и прежде шаталось, но я этого не замечал, так как алкоголь меня обезбаливал, а тут и почки, и печень, и подагра, и простатит... и даже-зубы. Да что там зубы! Даже Степа, уж на что боец и моя гордость, состарился. А самое главное — мир утратил краски! Все стало серым и невеселым! Утрачен вкус и аромат бытия... Хотя вот насчет аромата, то есть обоняния, я бы этого, пожалуй, не сказал.

Позавчера, совершенно печальный, потому что абсолютно трезвый, без следов алкоголя в крови (даже под капельницами полежал), направился к дочери на день рожденья! Совсем недавно это было событие, которое отмечал я не меньше трех дней с занесением в протоколы и с посещением вытрезвителя.

Было что вспомнить. Теперь этот праздник — словно посещение могил родителей. Сплошная печаль.

Посадил Степу в сумочку. Он у меня к сумочке приучен, иначе в метро не пускают. Специальная такая сумочка. Только сумочку открываю, в смысле «гулять», Степа туда — скок. Я молнию застегиваю и чинно следую через турникет. И кому какое дело, что у меня там? Может, я в баню иду! В сауну.

Туда доехали нормально. В гостях всеобщая радость — папочка трезвый!

А я как на Голгофе. Так, салатик поковырял, запитое чуть-чуть... и все. Чайку попил, очень даже равнодушно, и без всякого интереса — домой.

Зато Степа будто с ума сошел. Все ведь, паразит, жрал. Все буквально! Включая соленые огурцы и торт «Наполеон». Ну, «Наполеон»-то ладно, там все-таки молочные продукты. Но чтобы собака жрала соленые огурцы! И главное дело, даже урчит, когда их хрумкает. До того нажрался, как барабан сделался, еле в сумочку влез.

Я в метро турникет преодолел. Сел на места для инвалидов, с краешку, сумочку рядом на пол поставил, газетку развернул. Нам ехать далеко. Тут вваливается молодежная компания. Орут, хохочут. Ну, а Степа в сумочке сидит. Спит. Укачало его.

Молодежь вопит... Я газету читаю. И вдруг от пола поднимается густое облако вони! Ну такая вонь — хоть умирай! И волна за волной, еще и еще... Ясное дело: Степа старается! Буквально дышать нечем.

Молодежь утихла. Стоят, глазами хлопают, друг на друга подозрительно поглядывают. И на лицах вопрос и полное недоумение. Никогда в жизни я так внимательно газету не читал. Но это не финал.

Домой пришли. Степа — нырк под кровать. А я теперь, как подшился, стал бессонницей страдать.

Спасибо, способ мне тут один кореш сказал. Раздеваешься догола. И без майки, без трусов, лежишь, пока не замерзнешь. Потом быстро под одеяло, и в момент согревания засыпаешь. Я догола разделся, окно открыл, благо Маруся у дочки осталась. А то она этого не любит! Все простудиться боится! Ну и уснул, естественно.

Просыпаюсь — мало что вонь! Около меня, обнаженного, мокро и нагажено...

И вот по сегодняшний день я теряюсь в догадках. То ли мне Степа удружил с обжорства, то ли это мой собственный организм настолько ослабел, что я себя уже во сне не контролирую. А что? Очень может быть. Это раньше я был несокрушимый по здоровью алкаш, а теперь я подшитый неврастеник. Вполне могло здоровье до такой степени пошатнуться.

О пользе мобильного телефона

В семь утра в воскресенье «музыкальный момент» по мобильнику — мне недавно всучили на работе. Уж как я ни упирался — воткнули. Мне мобильный телефон категорически не нужен! Со школьных времен я усвоил правило: вырвался за стены родного учреждения, хоть бы это и школа, все равно, и чтобы через полторы минуты ни одна собака тебя ни найти, ни догнать не могла. Все! Умер! Испарился! В космос улетел!

Если мне надо — я всегда найду способ позвонить, сам оставаясь и телесно, и душевно недосягаемым. Раньше как было хорошо — кругом телефоны-автоматы. А теперь они умирают, как динозавры — медленно и благородно. Сначала перейдя на таксокарты (те проваливаются, как когда-то пятиалтынные монетки, только стоят не сравнить как дороже), и вскоре и совсем, видно, исчезнут. Раньше какая благодать — кругом телефонные будки. Стекла, бывало, если не выбиты, зимой замерзнут — интим, можно сказать. А летом счастливчик в будке орет, а вся улица сопереживает!

У телефонов очереди, в очередях барышни, две копейки («семишник», по словарю В. Даля, теперь и слова-то такого не знают!), опять-таки как необходимый атрибут телефонного звонка по автомату — замечательный повод для знакомства... Или, например, звонит Фаине Раневской домой какая-то умалишенная поклонница и дудит, и дудит. Великая актриса послушала-послушала и говорит:

— Спасибо, вам милочка! Спасибо, дорогая! Но извините меня, я из автомата говорю, а тут очередь большая, перед людьми неудобно! — И трубку повесила... Изящно и мило!

А при мобильнике сколько не ври, что, мол, аккумулятор сел, а все равно не верят. И достают тебя где угодно.

— Вы почему трубку не берете?!

— В сортире сижу!

— Это не отговорка!

А в театре, особенно в опере, какая прелесть! Не успеют занавес поднять... «Кармен! Мы стоим пред тобой!» А в зале сплошной Моцарт — в мобильнике, - сороковая симфония в джазовом переложении.

«Але! Але! Перезвоните! Нет, не могу говорить! И театре сижу!» А через минуту опять... «Але, Але!» И опять...

Тут, можно сказать, «Паду ли я, стрелой пронзенный?!» А этот «Але!Але!» Так и хочется его по башке, и по громкой связи, и по центральному телевидению, и на всю планету: «Кто еще не знает, что этот придурок “замобиленный” в театре сидит?!».

Вообще я бы приравнял телефонные переговоры в общественном месте по степени опасности не к курению в метро, а хуже! К отправлению личных нужд на общественные газоны! А то орет кто-то в автобусе какой-нибудь Клаве, а все вынуждены слушать про его эмоции... Про то, как вчера они с Лехой на тусовке заторчали и зависли... И только вот этот единственный случай, пожалуй, существование мобиль ной связи оправдывает.

Значит, зазвенел он, сволочь, в семь часов воскресного утра...

Есть у меня мечта из него глубоководный батискаф сделать — в унитаз спустить! Вот там на дне, в глубине, и ползал бы, как таракан беременный, и подпрыгивал бы всем на радость, поскольку никто его ни видеть, ни слышать не может. Я его и туда, и сюда, и под подушку!

И главное, вот ведь как человек устроен — никто мне звонить в семь утра не может, а телефон я все равно не выключаю — рука почему-то не поднимается. Хотя уверен, сейчас какая-нибудь идиотка начнет спрашивать, не прачечная ли это.

С глубоко сдерживаемой ненавистью алекаю и собираюсь так ответить, чтобы сутки чесался! Но в мобильнике какое-то нечленораздельное бормотание, из которого я с трудом улавливаю, что звонит мой сосед и умоляет выйти на улицу с горячим чайником...

Сон с меня — как рукой! Ведь всегда интересно посмотреть, как сосед с ума съезжает! Выглядываю в окно и с высоты шестого этажа не могу понять, что он там у своей машины, пополам согнувшись, делает. Только вижу, что он, между машинами забившись, зачем-то позади себя руками машет, точно собирается нырнуть, и меня за собою приглашает.

На всякий случай, как он просил, беру чайник с кипятком. Он у меня «Тефаль-тефаль! Ты всегда думаешь о нас!» Закипает быстро. Ноги в валенки, все жена кричит — выкини, выкини... Я лучше жену выкину! Похоже, что она мне уже без надобности, а я  ей так уж и подавно! А валенки — вещь необходимом и удобная! Прыг в опорки, ни тебе шнурков, ни молний... Куртку на плечи, чайник в руки, мало ли, может, и от соседа отмахиваться пригодится, кто его знает, в какой он стадии, и к лифту... Вылетаю на у ищу и что же я узнаю...

Несмотря на весеннее время, ночью ударил морозец градусов до одиннадцати. Гидрометцентр после недели дождей наворожил! И приморозило. А сосед с вечера отправил домочадцев на дачу, чтобы баньку протопили и все такое прочее, тем более что вечером был выпивши и садиться за руль не мог, а утром выскочил заводить своего верного «Москвича». Но по причине вчерашнего дождика и сегодняшнего мороза ключ в дверной замок машины не лезет — скважину ледком прихватило.

И тогда наш автогонщик решает отогреть ее своим перегаром.

Но поскольку мужчина он выше средней упитанности, а машины стоят под окнами довольно плотно, он. когда дыхнул на дверную ручку от всей души, задницей толкнул соседний аппарат, тот и рявкнул всей сигнализацией. Сосед от неожиданности дернулся и всей нижней губой плотно к ручке приложился. И, естественно, примерз. Намертво...

Конечно, он бы оттаял... Вопрос — когда? Если я на него два чайника потратил, пока он отлип, то дыханием бы он свой «Москвич» до обеда отогревал. Хорошо что у него в кармане мобильник оказался И я дома. Можно сказать, служба спасения—911!