Походный вариант, все аккуратное, прочное и не бросающееся в глаза. Это я потом разглядела, что материалы дорогие. Но и это не порок. Я сама не бывала так богата, чтобы покупать дешевку. Ее ж через месяц выкинешь… лучше один раз скопить на качественную вещь, чем шкаф ширпотребом забивать.
А так – обычные путешественники, не виси у них на груди по небольшому молотку, в жизни бы не догадалась, что это хуртары.
– Доброе утро, брат Рис, брат…
– Валер, – представился второй брат. – Рад знакомству, брат Керт.
– Распорядиться о завтраке?
– Нет, не стоит. Давайте, пока нас ноги держат, проведем ритуал очищения, рассвет скоро, самое время.
Керт улыбнулся.
– Тогда пока по бокалу морса, а я сам схожу, приглашу всех заинтересованных лиц. Домоправительница уже распорядилась разбудить пострадавших.
– Надеюсь, девушки не будут собираться год, – проворчал брат Валер.
– Не сомневаюсь, чтобы избавиться от порчи, они сюда в три минуты прибегут. Да и собираться-то не нужно, – усмехнулся Керт.
Я улыбнулась.
Ритуал снятия порчи действительно проводился на рассвете, с новым днем. И на нем надо было быть или голой, или в одной рубашке. Ну, первое для девушек будет сложнее, все же трое мужчин, а вот второе… удобно. Как спал, так и иди, одеваться-раздеваться не надо.
Хотя местная мода мне нравится.
Ни длинных рукавов до пола, ни юбок, похожих на клетку для кролика, ни жутковатых конструкций на голове, придуманных в Европе, чтобы скрыть вшей и облысение. Все очень просто, аккуратно, удобно.
Платья хоть и длинные, но талию подчеркивают и бедра красиво обрисовывают. Вырезы в пределах морали, но уж точно не до сосков, обнаженные плечи приняты по вечерам, днем это считается вульгарным.
На голову дамы могут надеть чепец или аккуратную шляпку-блинчик. До цилиндров здесь еще не додумались, ввести, что ли, в моду? И процесс кератинизации, фетр получать. Мне про него знакомый химик рассказывал, вроде и несложно, но сразу не дойдешь.
Ладно, обдумаем.
А то народ жалко, наплодят тут безумных шляпников…
Керт отправился звать девушек еще раз и лично, служанка принесла морс, и хуртары расположились в гостиной.
– Просто великолепно.
– О да…
Особенно они не разговаривали. То ли все заранее обговорили, то ли говорить было не о чем, дело рутинное?
Керт тоже вернулся быстро. Заспанные Мира и Лаллия шли за ним. Хуртары вежливо встали.
– Ланна, танна…
– Благословите, – в один голос отозвались девушки.
Получили по знаку Хурта, сотворенному над их головами, и заулыбались. Сейчас они язвы ничем не маскировали, и я видела, что у Миры они скоро вскроются. У Лаллии пока еще есть время, но тоже мало, очень мало.
Тира, ну чего тебе, дурехе, не хватало?
На этом свете Колетт больше всего ненавидела две вещи.
Манную кашу и откровенничать с посторонними.
Кашу – с детства.
Откровения – с пятнадцати лет, когда осознала, что по уши влюблена в своего дядю.
И кому такое откроешь? Матери?
Да та сама влюблена как кошка! И с лэрром у них было, что Колетт, слепая, что ли? Брата не видит?
И видит, и слепому все понятно.
Мать-то любит.
А лэрр…
Колетт чувствовала интерес Эрарда к себе всей кожей. Но если бы она не сделала первый шаг, может, так и остались бы они друзьями.
Она сама потянулась за поцелуем.
И не смогла остановиться.
И он – не смог.
Любовь?
Может быть, самое близкое по смыслу к этому чувству из того, что мог испытывать лэрр Эрард. Для Колетт это было счастьем.
А вот потом…
Скандалы помнились ей до сих пор. И то, как тетка кричала: «Шлюха!» И как мать пыталась дать ей пощечину…
Отец все принял даже с какой-то иронией, чуть ли не издевательски. Как месть матери за его рога, что ли? Все вы, бабы, шлюхи, вот тебе…
С тех пор Колетт ненавидела выяснять отношения.
Потом было много всего.
И ее самостоятельная жизнь, и взгляды с шепотками за спиной, и сын, и муж нелюбимый, с которым заключили сделку…
Жизнь учила Колетт прямо держать спину. Другая бы сломалась, но другую лэрр Эрард и не полюбил бы. Обиднее было, когда он начал спать с другими. Но…
Колетт решила, что рано или поздно свое возьмет.
Не успела.
В один день сгорел сын лэрра. Эрард стал буквально черным от горя.
Она приехала на похороны и не узнала любовника. Поседел, осунулся…
Колетт хотела остаться, но дочь срочно вызвала ее в столицу. Пришлось ехать.
Помолвка – дело серьезное.
Там-то Колетт и узнала о смерти лэрра и бросилась назад…
Поздно.
Непоправимо поздно.
Что ей оставалось делать?
Колетт решила просто.
Она подождет.
И… не зря она была одним из лучших специалистов по древнебархейнскому. Она могла переводить, она могла и применить кое-что из изученного. Просто не афишировала свои способности.
Но ради убийцы любимого, да, до сих пор любимого мужчины она поступится и своими принципами, и много еще чем… Или эта тварь будет найдена и казнена, или…
Есть и еще один вариант порчи, при котором ни кровь, ни семя не нужны. Вообще.
Одна оговорка – проклинающий умирает сразу же. На месте.
Вот потому этот вариант порчи не получил распространения. Кому ж охота?
Но Колетт все устраивало.
Она умрет, семья опозорена не будет, убийца будет наказан… что еще надо?
Да ничего. Лишний раз обговорить с Алеком его права на наследство, долю его сестры и постараться, чтобы сын запомнил. Хороший он, но думает пока еще не головой, нет… весь в отца.
Ох, Эрри…
Как же тянет просто по-бабьи напиться и повыть на твоей могилке.
Но я не баба!
Я слишком тебя любила. И если найду твоего убийцу, не стану ждать правосудия. Сама поквитаюсь.
Ты будешь отомщен, любимый. Обещаю тебе…
Глава 9
Выглядела Тира ужасно.
Глаза запали, щеки ввалились, девушка как-то посерела и осунулась за эту ночь, визуально став лет на десять старше.
Мне ее было даже немного жалко.
Молодая еще, жить и жить, а она… вот ради чего она все это затеяла? Ради денег?
Была и я когда-то дурой. Но потом поняла, что проще самой заработать, и справилась, и из нищеты вылезла, и сыну за мать не стыдно было… а эта?
Неужели нельзя придумать честный способ заработка?
Не верю!
Кто хочет, тот всегда и ищет, и находит… еще в том мире у меня знакомая во время декрета начала печенье делать. Фигурное, по нескольким рецептам, имбирное, медовое, глазированное, с орешками – куча рецептов, нашла старинную, еще начала девятнадцатого века книгу и попробовала, потом кофейню открыла, с магазинами начала договоры заключать… казалось бы – игрушки?
Да, но меня она приглашала свою бухгалтерию вести, я ей помогала по дружбе. Олигархом ей не быть, но суммы там были очень неплохие. Ей хватит, еще и детям на пирожные останется. И на айпады с айфонами.
А могла бы вместо этого поступить как Тира. Кого отравить, кого с крыши спихнуть… чего их жалеть-то, родственников? Были б деньги, а родные еще набегут?
Каждый выбирает для себя.
И каждый платит за свой выбор, даже если искренне надеется улизнуть от расплаты.
Я философствовала, а Керт и храмовники тем временем окружили Тиру и повели ее в храм.
Скоро рассвет.
Вчера я спрашивала у Керта, не вредно ли мне там присутствовать. Керт сказал, что нет. Я же дух дома, вряд ли Хурт будет против. Храм – это часть дома, он тоже в моем ведении.
Так что я устроилась поудобнее на роскошной бронзовой люстре (не хотела б я под ней стоять, если рухнет, с ней и похоронят) и приготовилась смотреть.
Хуртары быстро начертили несколько фигур, одна в другой.
Пентаграмму – со свечами по углам и два треугольника внутри ее так, что они образовали шестиконечную звезду. Я только головой покачала. Хорошо в этом мире знают геометрию, я бы без циркуля и транспортира не справилась, а они словно так и надо, мелками вжик-вжик, и готово!
По углам одного треугольника встали сами, в центр поставили Тиру, для верности связав ее по рукам и ногам, чтобы не сбежала, девушек расположили на основании второго треугольника.
– Хурт! Шараэшшш!
Полились слова на непонятном языке.
Я прислушивалась и к ритуалу, и к себе, чтобы вовремя успеть удрать, но пока неприятных ощущений не было.
У меня.
А вот внизу становилось интересно, я такое только в кино видела раньше, и то не во всяком. Огни свечей резко поменяли окраску и вспыхнули алым. Вытянулись чуть ли не на двадцать сантиметров, заколебались и ужасно напомнили чьи-то окровавленные когти.
Брр…
Красным засветился и внутренний треугольник с девушками. Как объяснял Керт – ориентированный вершиной на рассвет.
Хуртары продолжали читать.
Мира и Лаллия дрожали все сильнее, то ли от страха, то ли от холода, а потом все случилось буквально за одну секунду.
Треугольник, в котором стояли хуртары, вспыхнул голубым. Треугольник с девушками – алым. И стена поднялась почти до потолка, закрыла куполом девушек, а потом медленно начала опускаться.
Две девушки стояли. Одна лежала навзничь.
Мира и Лаллия на первый взгляд были совершенно невредимы, от язв и следа не осталось.
Чистые руки, чистые плечи…
Тира лежала на спине, лицом вверх, и выглядела так, что мне захотелось ее закопать. Из жалости.
Не знай я, кто там был и сколько кому было лет, приняла бы ее за старуху лет девяноста, неизлечимо больную проказой.
Морщинистое лицо, изборожденное язвами, язвы на руках, на шее… На всем теле, я предполагаю, они тоже были, просто под рубашкой не видно, и только глаза остались прежними. Молодыми, ясными, сейчас полубезумными. И смотреть в них было невыносимо, столько там было ужаса и боли.
Она на такое не рассчитывала.
Керт склонился над тем, что еще час назад было молодой девушкой.