То на невесту с женихом.
«Чего ж стоишь? Что не играешь?
Забыл гопак или не знаешь?
Иль нам некстати пир хмельной?
Давай-ка, брат, — пойдем со мной!
Пойдем, певец! Зову, как брата.
Тут рядом есть другая хата,
Где хороводит детвора,—
Гробов вчерашних там гора:
Нам над гробами
петь пора!..»
УТРОМ
Я до рассвета рано встану,
На лоно ясным взором гляну,
К дубраве не спеша пойду,
К цветам вечерним припаду.
И припаду, и коль сумею —
Их сон вечерний одолею,
Росу с холодного листа
Возьму на жадные уста.
Заря над лесом расплеснется
И эхом сонным отзовется,
И будет неземной убор
Тлеть и пылать, лаская взор.
И упадут в цветы равнины
И бриллианты, и рубины,
Чтоб блеском драгоценным хлынуть
И в поцелуях солнца сгинуть…
И будет жаль мне в этот миг,
Что каплей к ветке не приник,
Что бор с туманом не покину,
Что в поцелуях я не сгину.
«Думою последнею в свой субботний час…»
Думою последнею в свой субботний час,
Дни мои весенние, прилечу до вас.
Там вон за дубравами, где синеет даль,
Там — венки лавровые, сверху них — печаль.
В даль свою безмолвную, в вечный путь сквозь тьму,
В синеву небесную — тайну я возьму.
Там все ночи светлые, что в одну слились,
И пути не вспаханы, и безбрежна высь.
Там и сны, что смолоду я хранил счастливым,
Там венок и золото, что дарили нивы.
Колос там, что сорван был в час молчанья он,
И венок мой, собранный под вечерний звон.
Все, над чем молился я, — все я заберу,
С чем на свет родился я — с тем я и умру.
В МУЗЕЕ КУЛЬТОВ
Чту украинских я святых.
Люблю страдалиц преподобных,
Воспитанных, почтенных, «сдобных»,
Румянец щек, взгляд глаз живых,
Зовущий связку дум земных.
Они роскошно так одеты,
Как будто бы их ждут банкеты —
Не там, вверху, в глуби небес,
Не в крае божеских чудес,
А тут, внизу, без страхов ложных,
В садах магнатов осторожных
Иль гетманов ясновельможных,
Под фейерверк со всех сторон,
Где песни, гам и лютней звон.
От разноцветья, солнца пьяный —
Нам ближе полдень златотканый,
Прозрачней синевы разлив,
Теплее шелковистость нив,
Свободнее поток лучей,
И нет скульптур уже понурых,
Не убегают их фигуры
От солнца ласковых очей.
Хотя и чужд для нас свет сей
И сердце знать его не хочет —
Он все ж родней, чем свет полночи…
Доныне в думах стынет ряд:
Чугунных сглаженных оград,
И толща стен, тяжелый фон
Залитых золотом колонн,
Вериги, рубище, хитон,
Приглушен блеск очей без воли,
Кровавый пот, гримаса боли,
И ужас пытки,
покаяние,
Чтоб жизни миг — как подаяние…
Рисунки и года сплелись,
Навеки в сердце сбереглись,
Но я до ихнего экстаза
Не смог прильнуть еще ни разу.
А тут — я с ними весь живу,
Лишь вырву мертвую канву,
Подарком времени приму
Узорчатость их наяву.
Ввысь мчит Христос, как на крылах.
Ни на челе, ни на устах
Нет и следа недавних мук.
И тела жар, и крови стук,
Наперекор земным законам,
Несут его к нагорним лонам.
Варвара[12]. Платье шелком шито.
И нитью жемчуга обвито.
Вчерашний день ее как сон.
Век не погасит сановито
Ее очей глухой огонь.
Желаний радостных полна,
Несет им дань свою она.
И быть смиренною не хочет,
Доселе… урывает ночи.
Художник в творчестве был смел —
Свою Варвару он воспел,
Со счастьем краткий миг роднит,
Его палитру золотит.
Я вспомнил путь, рожденный встарь…
Ввысь вознесен резной алтарь.
И вновь тавро минувших лет
Над каждым шагом льет свой свет.
Сейчас я вижу: ликов сила,
И среди них — «пророк Данило».
Запалом щеки не спалило,
Чело тень тучи не сокрыла.
Кунтуш[13] пылает в позолоте,
И нимб червонный на отлете.
И словно славы пышный дым,
Сияет фон резной над ним.
Пред ним — вельможной стати панна,
Так то ж — «Святая Юлианна»[14].
Глядит из рамы сквозь года,
Как гетманша, так молода.
Она как розы лепесток,
Напудрены ее ланиты,
Цветами груди все обвиты
И брови сведены в шнурок.
Уста — как камень родонит.
На буклях — след щипцов лежит…
Лишь две минуты их коснулся:
Кто шел на пир, кто уж вернулся —
От будней каждый отвернулся…
Чту украинских я святых,
Печаль раздумий не для них…
Хоть дни их канули во мгле —
Меж ними весело и мне.
Владимир Свидзинский© Перевод Л. Озеров
«Ой упало солнце в яблоневый сад…»
Ой упало солнце в яблоневый сад,
В яблоневый сад моей возлюбленной,
И вечерний свет свой мягко расточает.
Отчего же не могу я за солнцем устремиться,
К возлюбленной моей наведаться,
Упиться белым цветом яблонь?
На востоке рано звездное пламя
Зардеется золотом веток,
Вспыхнет огнистой листвою,
И повеет на меня ароматом,
Чистым запахом цвета яблонь
Из далекого сада моей возлюбленной.
ВЕЧЕРНИЕ ТРИОЛЕТЫ
Вернулись стаи голубей,
Встал мирный вечер возле хаты.
Уйди от будничных скорбей:
Вернулись стаи голубей,
Стал сизый вечер голубей,
Листва не ведает утраты…
Вернулись стаи голубей,
Встал мирный вечер возле хаты.
Черешневые ветви вдруг
Прошило полосою света:
Дню гибнуть вовсе недосуг;
Черешневые ветви вдруг
Вплывают в лунный полукруг.
К планете близится планета.
Черешневые ветви вдруг
Прошило полосою света.
«День холодный, хмурь и сон…»
День холодный, хмурь и сон.
Не шумит шумливый клен.
Взгляд весны, а в нем печаль.
Лес во тьме, немая даль.
Сумрак юного чела
Тень летящего орла.
Чем сильнее ты дохнешь,
Тем нежнее обовьешь.
На тропинках потайных
Буду я у ног твоих.
Мак зашепчет: день люблю.
Я откликнусь: мир люблю.
О, повей же, ветровей,
Молодым огнем овей.
Милый взор, в такие дни
Оживи, воспламени.
«Ночь голубая…»
Ночь голубая
В сонном тепле.
Ночь засыпает
В липовой мгле.
Темной аллеей,
Смутный, иду.
Дух тополиный
Веет в саду.
Месяц подернут
Дымом седым.
Зверь в человеке
Сгинет, как дым.
Землю украсят
Иные сады.
Новых существ
Мы увидим следы.
Будет им внятен
Шелест реки.
С тюрем они
Посрывают замки.
Дух тополиный
В теплой дали
Им перескажет
Повесть земли.
Темной аллеей,
Смутный, иду.
Дух тополиный
Веет в саду.
«Утро снимает…»
Утро снимает
Тонкие ткани тумана.
Пахнет черешней,
Белой черешней.
К самому дому
Вьется садами дорога.
Как же глаза твои
Юно светились!
Иду садами,
А память полна тобою.
Пахнет черешней,
Белой черешней.
«Настанет печальный мой день…»
Настанет печальный мой день —
Отлечу, отключусь от костра бытия,
Что взметнулся так рьяно,
Так чудесно раскрыл