Страх! А яблони — в смех:
«Да он же не настоящий — железный!»
«Выбегает в море челн…»
Выбегает в море челн
С выгнутою грудью.
Шапка на челне, как сито,
А под тою шапкой — люди.
Немного — один китаец.
В руках удочка из тростника.
Веют пальмы, снуют бакланы,
На горах голубые снега.
Почему-то невесел китаец.
От удочки мысли его отвлекали.
Выплыл дельфин из моря:
— Китаец, не надо печали.
— Ну как же, не надо печали!
Полосат мой кораблик — мое достоянье,
Сам я молод, и ус мой тонок,
И красно на мне одеянье.
А посмотреть — я невольник,
Хоть с такою статью завидною
Нарисованный на фаянсе
Чьей-то рукою зловредною.
«Ты в сонных покоях мещанки…»
Ты в сонных покоях мещанки
За низким трухлявым окном
Дни свои губишь нещадно,
Склоняясь над низким столом.
Стертый образ, цветы из воска,
Тарелка прозрачная на стене,
Из лоскутьев линялый коврик —
Всегда в темноте, в тишине.
А во дворе, за садами
Белый дымок, а на нем,
Как шмель над черемухой влажной,
Тяжело развалился гром.
И тянется — тянется к полю —
На запах земель, яровых,
Над медуницей качается,
Не мнет, не шатает их.
В бузиновой гуще ночует,
Чуть свет — на холмы бредет.
Весь день свободно кочует
Среди голубых широт.
У мещанки бронзовый ангел
Трубит, как перед Судом,
Чья жизнь выцветает, как вышивка
Цветочная за стеклом.
ОКТЯБРЬ
О воин осени, октябрь наш вихревой,
Как радостна твоя о нас забота!
Ведь это ты провел нас сквозь ворота
Новейшей жизни и мечты живой.
И буря пролетарского восстанья
С твоими бурями в одном строю.
И вот оно — твое завоеванье —
Страна Советов здесь, в родном краю.
От мертвых листьев отделив живые,
Себя нашел в свободе этот век.
И только власть труда признав впервые,
Впервые стал собою человек.
Цветущей осени октябрь наш золотой,
Как радостна твоя о нас забота!
Ведь это ты провел нас сквозь ворота
Новейшей жизни и мечты живой.
«Забыв о прошлом, Тясьмин тихо спит…»
Забыв о прошлом, Тясьмин тихо спит
Меж берегов, пристанищем удачи.
Высокий цвет над островом маячит,
Как сонный лев, гора полулежит.
Вблизи от ветряков и от могил
Неведомая предкам мчит машина;
Конь прядает ушами, и картинно
Ступает древний вол, лишенный сил.
Как пашня разливается, звеня!
Подсолнух тянется навстречу лету;
Как девушка, в кругу большого дня
Артачится веселый ветер лета.
Дни неприметно встали в ряд один,
В века соединясь во всем величье.
В цвету благоухает пограничье
И новизну лелеет Чигирин.
«И день далекий, и земля далёко…»
И день далекий, и земля далёко.
Я помню всё. И тесный двор и сад.
Стреха-растрепа. Аист одиноко
Задумался. В саду покой и лад.
Как ласков мир в вечернем озаренье!
Как ласково дыхание земли.
Двух тополей протянутые тени,
Слегка согнувшись, на скамью легли.
И вот выходит молодая мать,
И на кусты глядит, донельзя рада,
И в пенье славит изобилье сада,
Ту песнь Дунаю сладостно внимать.
И нет Дунаю ни конца, ни края,
Я слушаю, не ведая забот,
Со мною рядом невидимка-крот
Творит округлый холм не поспешая.
Далек тот вечер, никогда не встанет
Он вновь сиять от всех своих щедрот.
Ни малой порослью не позовет,
Ни из глубин в глаза мои не глянет.
К чему ж навеки — маревом, напевом —
Он стал воспоминанием моим.
О память! Ты стоишь роскошным древом
Над неприметным холмиком немым.
«Старательно подметены дворы…»
Старательно подметены дворы,
Чернеют грядки смачно, нету пыли,
Везде приметы молодой поры:
Так быстро девушки восстановили
На каждой хате бурями зимы
Размытые рисунки. Вмиг из тьмы
Ковры выносят. Медленно иду
И замечаю, что в любом саду
Набухли почки вишни, а кизил
Стоит уже в гуденье и цвету —
Наместник солнца меж дерев. Как мил
Букет фиалок, что несет девчонка.
В овраге глина чавкает так звонко,
Зияют норы, шелест, тишина,
Ракши[15] щекочущая речь слышна.
А вот и двор желанный. Как три брата,
Три тополя у клуни. Нет возврата
Зиме, стропила глянули на свет,
Где тлеющей соломы больше нет.
Зимы и след простыл. По крутосклону
Взбегает сад, бежит ручей со звоном,
И два козленка, озирая сад,
На погребе внимательно стоят.
Я шлю тебе привет, мой милый край,
Мое счастливое начало дня,
Прими меня, будь другом для меня
И возраст мой сутулый приласкай.
«Урожай был шумный, обильный…»
Урожай был шумный, обильный,
Медоносен был и высок.
Я нашел на стерне бессильной
За день только один колосок.
Припоздав к огневому началу,
Я увидел на копнах свет.
На меже средь цветов усталых
Отпечатан колесный след.
На мою не выпало долю
Быть возницей. Сияла синь.
Как в лесу сухостой, так в поле
Опустелом — чернобыль-полынь.
«Запах меда и горький дым…»
Запах меда и горький дым
Над садом вечерним.
Паровозы взвизгами режут безмолвье.
Пианино печаль свою
Кладет пластами на травы, на ветви.
В стороне от золота сижу на скамейке,
Вспоминаю тебя, как дерево о полдне.
Мне хочется острием луча
Написать возле себя на песке:
«Люблю безумно».
ДУША ПОЭТА
Ищет чуда в звуках и свете,
В старом бору, на крутосклоне,
Хочет сдружить небо и землю,
Словно две нежных ладони.
Иногда мечтает погладить землю,
Как гладит мать головку ребенка.
Мох на болотах сердцем приемлет,
Придорожную травку, воздетую тонко.
Порою не верит в отзывчивость лета,
Вздрагивает от холодного слова,
Ищет землю, укрытую где-то
В зарницах вечера голубого.
И в конце, как гусеница по осени,
Забирается в листья глубокой чащи
И мечтает о вешней просини
И о радостях непреходящих.
«Из невольничьего покоя…»
Из невольничьего покоя
Смутно возникнуть мне.
Только наедине
Можно остаться собою.
Кто чужую душу в меня
Вселяет в разгаре дня?
Не те говорю я людям слова,
Что рождены в глубине существа?
Легко рукою ветку пошевелить.
Погладить былинку малую.
Почему же так трудно
На людях себя сохранить?
Как месяц светится, когда
Слегка отворяет двери
Своего жилья! В сонме зарниц
Он ходит блеклый и бледный.
И каждое малое слово —
Мое и чужое —
Коварно калечит звучанье
Скрытой моей жизни.
Камень,
Упав в озеро, со дна
Не цвет, не водоросль посылает,
А только лишь ил и муть.
О, души одинокой святость!
Слова позванивают, как камыши
Над озаренным затоном,
И солнце мира стозвонно
Сияет в зеркале души.
«Не бушевали вихри в лугах…»
Не бушевали вихри в лугах,
Дни мостили логова ветхие.
Увязали сосны в глубоких снегах,
Как клешни,
растопырив ветки.
Я жил в одиноком дому,
Без желания, как без тела,
Разлука меня одолеть не сумела,
Любимая книга светила сквозь тьму.
Ночами жилье мое наперевес
Кто-то нес сквозь заснеженный лес,
И за тонким морозным окном,
К которому я прислонялся лбом,
Световыми дождями и тут и там,
Рассыпая искры среди темноты,
Жарко, без пламени тлели кусты,
Фонтаны огня — отрада глазам —
Сверкали, вдали озаряя поля…
Ужели это была земля?
Моя простая земля?