Мне не поймать твой робкий стан рукою,
Не высветить тебе мои святые муки.
Я знаю, в жизни нам не по пути с тобою.
ЛУННАЯ СОНАТА
Когда в полутьме смерть крылья расправит
И дом мой заполнят длинные тени,
Ты приходи, взгляд твой горе расплавит
И сердце взволнует благом весенним.
Розы украсят божественным чудом
Волосы — солнцу подобной дугою.
В милых глазах, за розовым гудом,
Песня дрожит серебристой росою.
Ты осторожно и молча присядешь,
Скромно уронишь в меня свои очи.
Белым цветком на груди запылаешь —
Пока не погаснут лунные ночи.
Вновь позовешь в сладкий сон озаренья
Солнцу навстречу, под золото неба…
Откуда же эта грусть у прозренья,
Грусть, будто шорох, что ветер доносит
Синью вечерней от сонного моря…
И снова на струны — покрыты ржою —
Кладу потихоньку белые руки.
И слышу песню…
Люблю я тебя. Живу лишь тобою.
В тебе говорит печаль вековая,
В тебе говорит свет зорь над горою,
Багровым закатом, как кровью, пылая.
Люблю я тебя, как шепот природы,
Как дали степей, покрытых снегами,
Люблю я тебя, как час непогоды,
Люблю я тебя!..
………………………
И все ж, когда смерть крылья расправит
И дом мой заполнят мрачные тени,
Ты приходи, взгляд твой горе расплавит
И сердце взволнует благом весенним.
Ты осторожно и молча присядешь,
С печальной усмешкой посмотришь в очи.
Белым цветком на груди запылаешь —
Пока не погаснут лунные ночи…
ПОЛУСВЕТ
Свободы тень — мечта моей печали,
Крик сердца — тихо в комнату вошла
И, где лежала безнадежность дали,
Все алыми цветами убрала.
Понурая — свет с солнечной игрою,
Что тонет в мгле осенней серебром —
Ушла… И панихидною тоскою
Лихая доля стонет о былом.
В КАЗАРМЕ
Бродит по темной казарме вечер,
Неслышно ступает, трется о стены.
От фонаря, что качает ветер,
Бегают длинные нервные тени.
А в уголке — солдаты у печки.
Ведут беседу — предвестницу грома,
Гневный огонь их ярче свечки,
О письмах, что не приходят из дома,
О близких своих (томятся в неволе),
О том, как ночами мучают раны,
О тех, недавно зарытых в поле,
Про милый Чертков, Бугач, Бережани.
ГДЕ ШЛИ БОИ
Далеко, но не в сказке,
Где травы зло растут,
В дикой прибрежной ряске
Дремлет забытый пруд.
Запахом сгнившей тины
Пахнет его вода.
Месяц в дремотной сини
Плавает иногда.
Когда же в день весенний
Гаснут зори в волнах,
Встают убитых тени,
Кресты держа в руках.
ПОДСЛУШАННОЕ ОТКРОВЕНИЕ
Пришла, села за стол
Боль моя, хмуря бровь.
Сказала, как же, мол,
Ты оставил свой кров.
Ответил: был пожар,
Дотла сгорел мой дом.
Жестоких смерчей жар
Сжигал тучи огнем.
От этой беды там
Осталось восемь хат.
Страшно! Я видел сам,
Как погиб родной брат.
Сказала боль:
Постой!
Ткешь наивный ответ.
Кто бросил край родной,
Тому и веры нет!
ИВАНУ
Иван без рода, Иван без племени,
Скажи, как прожил век, где был и что видал?
В снегах студеных и в жаркой зелени —
Как раб работал ты, а славу кто забрал?
На сербских зорях потерял ты силы,
А на волынской глине нажил себе горб.
В родном Подолье брошены в могилы
Все твои родичи — твоя любовь и скорбь.
Стоят устало, седы от времени,
Твои свидетели: березы, тополя.
Иван без рода, Иван без племени,
Как раб работал ты, а слава где твоя?
«ОЙ, НЕ ХОДИ, ГРИЦ…»
На сцене умер Гриц… Ходил по залу страх.
Казалось, и моя душа упала ниц.
И щеки, и глаза — в сочувственных слезах.
Немая тишина… Лежал на сцене Гриц.
Я в свете фонарей увидел муки рук,
На бледноте лица дрожала тень ресниц.
Он не был мне знаком: он мне ни сват, ни друг.
Я на игру смотрел, как умирал наш Гриц.
Его мне стало жаль. Да и себя мне жаль:
Когда я упаду у пропасти своей,
Не будет ни хлопков, ни безутешных слез.
Вдруг увидал тебя — ты поправляла шаль,
Твой смелый взгляд блеснул под чернотой бровей…
О, боже! Пусть ее хоть прослезит мороз!
«ТРАВИАТА»
Сон безголосый, онемелый,
Вошел в поношенной рубахе
И тенью серой в тихом страхе
Метался в запахе камелий.
Свет падал на девичьи щеки,
Болезненным румянцем тая.
Мечты дрожали, повторяя,
Печальный бой часов жестоких.
С кроватью рядом в белом платье
Присела смерть в игривой позе,
На гребне весело играя.
Все о любви и все о счастье —
О том венке, что на морозе
Из душ людских сплетен для рая.
НОКТЮРН G-MOLL
Эх, закутаться б в дым из крестьянской трубы,
Одурманиться запахом руты, шалфея…
Сад вишневый, ольхи серебро у избы —
Мне бы слушать их шепот, хмелея.
Думы шли бы, как сумерки с буйных полей,—
Чтоб, прильнув к ним, стать звуками сытым.
Эх, воспрянуть бы памятью радостных дней,
Тех, что сердцем еще не забыты.
ПРЕЛЮДИЯ DES-DUR
Я вижу в снах село весною:
Сады в цвету, черемух белый пух,
Кудряшки верб над тихою водою
И, смежив веки, в волнах спящий луг.
Уже пастух пригнал в деревню стадо.
Закатный луч сгорел средь облаков.
Родной покой — звенящая отрада —
И синий дым над крышами домов.
Все мнится — ты бежишь ко мне тропинкой
По зеленям пшеницы, ячменя
И ветерком певучим тянешь руки.
В душе воспоминания. Тростинкой
Качнулась боль — и обожгли меня
Старинной дудки плачущие звуки.
Михайло Рудницкий© Перевод Г. Некрасов
ОСЕННЕЕ
В долину бойкой пряжей дождь течет
С куделей уходящих туч.
Но вот закатный солнца луч
К вечерне звоном пригласил приход.
Свежее стал на взгорке темный бор,
И воздух, как стекло, лучист,
И шум ветвей, и птичий свист —
Сливалось все в единый дружный хор.
Окутал сон умытые поля,
Погас багряный свет небес,
И ветер отдыхать залез
В стога, покой с вечерней мглой деля.
В заботах спорых небо, супя бровь,
Смотрело на осенний дол.
Народ с надеждою с молебна шел,
Топча устало падших листьев кровь.
ЗИМНИЙ СОНЕТ
Вы любите зиму, я — знойный день.
О холодах стихи писать я не могу.
Меня не радуют: лежащий дол в снегу,
и неба решето, и туч плывущих тень.
Когда вокруг, сверкая как эмаль,
слепит жестокой стужей белизна меня,
я лишь сомкну глаза и вижу зеленя,
простор и стежку, убегающую вдаль.
И греет сердце мысль: не вечны холода,
что солнце щедрое продлит мои года.
И молодость, и жизнь прославлю я не раз.
А может, глупо ждать весны погожих дней?
Я, видно, позабыл — не вечна жизнь у нас.
Об этом же кричат сединки все сильней.
НА ПЛЯЖЕ
Забывшись в полусне, слегка прикрыл глаза —
и сразу всполох искр — горячий сладкий свет.
Лишь бьются две волны, бунтуя и грозя,—
рождает солнце в них слепящий, яркий цвет.
Смотрю на их игру и слышу голос твой.
Мне вязкая печаль сжимает грудь свинцом,
и думы — лодки след за быстрою кормой,
и небо, и вода — лежат с одним лицом.
Меж нами горизонт — летящая стрела.
И небо, и вода — завидую я им!
Меня целует солнце. Щедрость обожгла…
А мне б у ног твоих лежать песком морским.
Иль птицею взлететь в простор голубизны,