— Н-да. — Лёка снова оглянулась на Тину, которая мурлыкала что-то в трубку, пальчиком водя по обоям. — И что парням в таких девицах нравится?
— А давай спросим, — задорно улыбнулась Марина. — Август!
Лёка резко обернулась. Оказывается, мимо буфета с букетом разноцветных листьев как раз проходил Август. Он остановился и уставился на Тину, которая стояла к ним спиной.
— Ну? — не глядя на Марину, спросил Август.
— А почему вам, мужчинам, нравятся именно такие девушки?
— Какие? — Август так и таращился на Тину.
— Ну вот как твоя подружка.
— А какие должны нравиться? — Август наконец повернулся к Марине. — Такие, как ты, что ли? Или как эта страшила? — Август указал на Лёку. — Я ж не идиот.
У Лёки обычно при его близком появлении щёки пылали, и она поскорее отворачивалась. А теперь ещё сильно защипало в носу и глазах.
— Слышь, Серпень, а ты не офигел часом? — громко, с вызовом, спросила Марина. — Думаешь, раз сынок хозяйки, так всё можно?
Задавить слёзы не получилось, Лёка против воли разревелась.
— А чего я сказал? — насмешливо спросил Август.
— Что происходит? — спросил голос Валерия Алексеевича.
— Ничего особенного, — ответил Август. — Просто назвал страшилу страшилой, вот и всё.
Где-то хихикнула Тина. Этот звук подействовал, как спусковой крючок. Лёка, не разбирая дороги из-за пелены слёз, рванула прочь из буфета. Отшвырнула кого-то с дороги, споткнулась, врезалась в угол. Потирая ушибленную бровь, добралась-таки до раздевалки. Стащила униформу, бросила куда-то.
Попыталась остановиться. Но рыдания не уходили, все мышцы сводило судорогами, слёзы лились потоком. Лёка шмыгнула, чтобы перевести дыхание, протёрла глаза. А он в сущности прав. Из зеркала на неё смотрело собственное опухшее мокрое лицо. Волосы растрепались, рот скривился, глаз не видно.
Ну и пусть. Лёка накинула куртку и вышла из раздевалки. Откуда-то доносился голос Марты, которая кого-то отчитывала. Но Лёке уже было всё равно. Она вылетела из кафе и, спотыкаясь, побежала домой. Ну и пусть её теперь уволят, так даже лучше. Родители-то оказались правы. Весь её пируэт с самостоятельностью с треском провалился.
Верно мама говорит — надо устроиться к папе в мастерскую. Без разницы, кем. Главное, что там она будет дочкой владельца, и никто не посмеет так с ней разговаривать.
Холодный воздух выветрил слёзы и стянул лицо сухой плёнкой. Лёка остановилась у забора Дома культуры. Погримасничала. Вроде стало лучше — и мышцы двигались, и вообще дышать уже легче.
Захотелось арбуза. Лёка зашла в супермаркет. Хорошо, что будний день, народу мало. Можно выбрать арбуз без очереди. Загрузив десятикилограммовую бахчу в тележку, Лёка пошла было на кассу, но остановилась. Взяла ещё большую пачку чипсов с беконовым ароматизатором, коробку зефира в шоколаде и медовик по акции.
Затрещал смартфон — звонила Марина. Нет уж, хватит на сегодня. Лёка отключила телефон и пошла на кассу.
Дома решила сварить кофе. По своему рецепту — со сгущёнкой и сливками. Взбила смесь, положила в чашку. Отвернулась, чтобы поставить турку на плиту. Пока кофе варился, наблюдала, как тётя Тамара среза́ла разноцветные пышные георгины в палисаднике.
Ну и пусть. Пусть парням нравятся надутые куклы. Вычурные, сплошь искусственные. Пустые внутри. Зато, если не тратить энергию на отношения, можно сохранить нервную систему и построить карьеру.
Только вот где её теперь строить? Из кафе-то, наверное, придётся уйти. Что там мама говорила? Экономика? А почему бы и нет? Занятие не хуже других. В конце концов, мама же потом захочет уйти на пенсию, и кому-то нужно будет её заменить.
Тётя Тамара наклонилась и швырялась под балконами — что-то выкапывала. Откуда-то из-за припаркованных машин появилась всадница. Одетая в пёстрое длинное платье и такую же накидку на голове, она восседала на белом коне, как королева. Медленно ступали копыта по мокрому асфальту, усыпанному жёлтыми листьями.
Всадница повернулась и посмотрела прямо на Лёку. Красивое лицо Русалины было бледным и полупрозрачным. Оно медленно растворилось, обнажив кости белого черепа.
Наездница отвернулась и уехала за угол дома. Тётя Тамара достала из-под порога грабли и начала собирать опавшую листву в кучу.
За спиной что-то зашипело. Кофе! Пока Лёка таращилась в окно, напиток вскипел и убежал. Теперь ещё и плиту отмывать. Перехватив турку, Лёка повернулась к столу, где оставила чашку. Но там уже сидела Груша и, засунув мордочку с поджатыми ушками в чашку, во всю угощалась сгущёночно-сливочным муссом.
— Ну все против меня! — Лёка вернула турку на залитую кофе плиту. Снова захотелось плакать.
Опустошив чашку, Груша уселась на стол и начала вылизываться, довольно щурясь и водя лапкой по мордочке.
— Я вам не мешаю? — спросила Лёка, наклоняясь к кошке. Та глянула на неё с выражением «ты ещё здесь?».
Лёка взяла кошку и спустила на пол. Отучить бы её лазить на стол, да вот теперь даже непонятно, как в ветклинику идти. Стыдно там показаться — все думают, что она навязчивая. Уродливая, да ещё навязчивая. Ну и пусть.
Разрезав арбуз, наложив чипсов в глубокую миску и выстроив кусочки медовика на блюде, Лёка завернулась в плед и уселась на кресло-кровать с планшетом. Вечером надо поговорить с мамой и попросить прощения. И разрешения устроиться в папин автосервис. Придётся ещё с Егором и Каролиной как-то отношения налаживать. Но думать обо всём этом не хочется.
Растяпинские паблики кишели новостями о протестах. Лёка запустила видео. На фоне забора и верхушки разрушенного Дома культуры собралась пёстрая толпа молодых и не очень людей с плакатами. «Нет свалке», «Съешь свой мусор», «Растяпинск — город, а не помойка». Ребята ещё что-то скандировали, кто-то кричал в мегафон.
— Мы против свалки на месте Дома культуры! — перекрикивая общий гам, проорала синеволосая девушка в микрофон, который протянула ей журналистка. — Слишком долго местные олигархи творят всё, что им вздумается! Мы требуем расследования в отношении Крутова и Главнова! Они подмяли под себя весь город!
Вот, значит, о каком переполохе говорили мазычи и Марта. Решили привлечь максимум внимания. Ну, может из этого что и получится. Только лучше бы Лёку это больше не касалось.
Дальше журналисты вспомнили, как Роберт Крутов сбил двух детей на пешеходном переходе и скрылся с места аварии. Отделался условным сроком. Потом показали завод по утилизации старых кораблей, принадлежащий Главнову. Предприятие стояло на берегу озера, перекрывая подход к нему. Местные жаловались на постоянный шум, отвратительный запах и вездесущую ржавую пыль. Озеро давно стало коричневатым, а рыба повсплывала брюхом кверху.
Семья Главнова, как оказалось, ещё и оттяпала земельные участки у своих соседей по коттеджному посёлку. Причём и общая дорога оказалась в границе их частного владения, что позволило семейству установить плату за проезд.
А Крутов магическим образом приобрёл в собственность участок с родниковым озером под названием Святое, осушил его якобы для постройки элитного посёлка. Но стройка так и не началась, зато на огороженной территории бывшего озера возник полигон для свалки мусора.
Ещё попалась свежая новость о местной бьюти-блогерше, пострадавшей от «уколов красоты» в салоне жены Главнова. Это же та самая подружка Лолиты, которой Лёка советовала повременить пока с процедурами. Девушка не послушала, и теперь у неё лицо стало сине-красным и перекошенным. Мамаша Лолиты о бывшей подруге дочери слышать не хотела и вину салона отрицала. Вернее, попросту не пускала никого внутрь — ни журналистов, ни пострадавшую.
Лёка даже арбуз перестала жевать. И её отец хочет войти в общество этих людей. Которые почему-то считаются местной элитой. Да от них надо держаться как можно дальше.
Кстати, а может, как-нибудь донести до Августа, что его обожаемая красавица Тина крутит амуры вот с этим вот Робертом? Который каждый день по ночам устраивает пьяные покатушки по городу, хотя у него и прав-то нет?
Нет, лучше во всё это не лезть. А то потом отмыться будет трудно. Пусть сами разбираются.
Ночью Лёка всё бродила по какому-то полуразрушенному лабиринту, в котором отвратительно воняло, а стены были измазаны не то кровью, не то чем похуже. Странно, этот сон ей снился уже не в первый раз. И всегда одно и то же — как будто по этому же лабиринту ходят те, кто хочет её убить. Надо бежать, а некуда — выход никак не находится.
Утром Лёка собралась с силами, чтобы поговорить с родителями. Суббота — мама дома, делала закрутки на зиму, а вот отец всё возился в мастерской. К обеду ждали Егора. Желательно без Каролины.
— Ну? — спросила мама, закатывая очередную банку. — Чего молчишь?
Лёка уже минут десять сидела на кухне и смотрела, как по оконному стеклу медленно скатывались дождевые капли.
— Мам, ты прости, что я так… — Лёка поглубже вдохнула. — Ну, что выпендрилась, в общем. Ничего у меня не получилось.
— Никак хочешь в старую спальню вернуться? — косо глянула на неё мама.
— Да. И ты вроде говорила, что у вас в автосервисе место какое-то есть?
— Ну найдём, если надо. А что, из кафе ушла что ли? Совсем?
Лёка только кивнула.
— А что стряслось-то?
— Поссорилась с сыном хозяйки.
— Из-за чего?
Лёка только помотала головой — опять щипало глаза и нос. Но не реветь же снова.
Открылась входная дверь.
— Явились наконец, — мрачно произнесла мама, выглядывая в прихожую.
Лёка тоже наклонилась. Каролина, шатаясь, снимала сапоги. Увидела, что на неё смотрят, попыталась выпрямиться, но её повело в сторону, пришлось опереться на стену.
— Ну и чё вы пялитесь? — крикнула Каролина. Косметика у неё размазалась, платье сидело криво и, кажется, было расстёгнуто.
— И на чём записать такую радость? — хмуро спросила мама. — Опять до дома не добралась? А Егор где?
— Не твоё дело, — гаркнула Каролина, корча уродливую гримасу. — Когда хочу — тогда прихожу.