***
– Нас заперли?
– Нет. Но бежать некуда. Так что даже охрану к нам нет смысла приставлять. - Килиан останавливается у наполовину забитого досками окна и ещё долго в полном молчании наблюдает за тем, как гаснут последние лучи заходящего солнца, ускользая за крыши полуразрушенных домов.
А я смотрю на него. На высокий тёмный силуэт охваченный тусклым светом одинокой свечи. Килиан кажется таким потерянным, что какая-тo еще живая частичка меня хочет беззвучно подойти сзади, обнять за талию, прижаться щекой к широкой спине, закрыть глаза и тихонечко сказать всего четыре слова: «Ты больше не один».
Другая же часть меня приказывает сидеть на месте и ненавидеть себя настолько сильно, насколько это вообще возможно. А еще хочется горько рассмеяться, ведь это бессмысленно. Бессмысленно! Ненавидеть себя, ругать, проклинать за поступки… Какое теперь это всё имеет значение?.. Даже обвинять Сэйен не имеет смысла. Противоядия, так или иначе, не существует! Да и не судья я; пусть ей жизнь приговор выносит.
Утешает меня лишь то, что Дьен не умирает, а просто меняется. Хотя… сложно сказать, что для него страшнее: умереть в муках, или же стать мортом. Убеждена я в одном: его не убьют так просто. Сперва намалы будут долго и тщательно разбираться, выясняя возможную причину заражения. Скорее всего, в Альтури объявят карантин, зақроют все въезды и выезды… И, разумеется, виноватыми в этом происшествии выставят кого-то из мортов, Дьен окажется в Эргастуле, а Вал и его сородичи - как всегда не при делах.
Витая в тягостных мыслях и какое-то время пялясь в одну точку стола, не замечаю, как Килиан оказывается рядом,так что и знать не могу, сколько времени oн уже на меня смотрит. Молчаливо, с такой странной горечью, от которой ещё паршивее станoвится. Ведь выходит… что всё было напрасно. Абсолютно всё и с самого начала. Килиан был прав, свобода – миф. Я не спасла его, - я заперла нас двоих; изменилась лишь клетка.
– Тебе нужно поесть. – Опускается на противоположный стул и придвигает ко мне тарелку, на которой горсть орехов и две полоски вяленного мяса. Оказывается, не все бункеры, которые находят рафки, отдаются людям. Запасы из некоторых тайно доставляют сюда, как и часть продовольствия из Брэвана.
Но… надо сказать, что обнаружение этого убежища армией Альтури – лишь дело времени.
– Поешь, - повторяет с нажимом,и я поднимаю на него опустошенный взгляд.
– Не хочу, – хрипло.
– Чего ты добьёшься голоданием?
– Я просто не хочу есть.
– А жить хочешь? - суровеет, а из глаз вот-вот молнии полетят. - Или думаешь, что голоданием смoжешь спасти своего парня?
Первой отвожу взгляд и сдаюсь. Беру орешек, кладу на язык и пытаюсь пережевать, не поперхнувшись.
– «Ты не винoвата». Это хочешь услышать? – Килиан не сводит с меня глаз.
А я не отвечаю. У меня нет ответа.
– Хочет твой майор того, или нет, а придётся смириться со всей новой сущностью.
– Он скорее умрёт, чем станет мортом, - выпаливаю, делая акцент на последнем слове,и вроде бы вот тут должна испытать угрызения совести, произнеся с таким открытым пренебрежением название расы Килиана, но я ничего… абсолютно ничего не чувствую.
– Значит это будет его выбором, - отвечает, словно и не заметив тона моего голоса. - И значит твой парень – безвольный слабак, которому проще сдаться, чем бороться за жизнь и… и за то, чтобы быть рядом с тобой.
– Стать мортом – не было его выбором!
Я начинаю испытывать злость. И ярость. И отчаяние. А еще реветь, чёрт возьми, хочется! А еще хочется, чтобы все оставили меня в покое. И даже Килиан! Пусть проваливает!
– Сэйен сделала выбор за него! – обвинительно. – А ты всё знал. ВСЁ ЗНАЛ!
– Я не знал, что Сэйен причастна к его заражению. Мы с ней не виделись десять лет, - отвечает сдержанно. - До сегодняшнего дня я не знал и половины того, что услышал. Мне было пятнадцать, когда меня бросили в одну из камер Эргастула. Мою семью, как и всю мою колонию вырезали. И я так и не успел вступить в брак с выбранной для меня девушкой. Это я говорю к тому, что по правилам, в самые сокровенные тайны нашего рода, мортов посвящают только после церемонии бракосочетания. А Сэйен… на наших тайных встречах не делилась со мной своими глобальными планами по перестройке мира. Да и… раньше она казалась другой… Так что я не мог знать, кто именно «заразил» твоего парня. Можешь верить, а можешь…
Не договаривает. Отводит взгляд в сторону и лишь спустя долгую паузу тишины добавляет:
– Впрочем, мне должно быть плевать, что ты думаешь на этот счёт.
– Но тебе не плевать, – шепчу утвердительно и жду, пока боец вновь встретится со мной взглядом.
– Мне не всё равно, – наконец отвечает, - потому что в каком-то смысле я несу ответственность за поступки Сэйен. Если бы десять лет назад… я не рассказал ей об Инфинит, она бы к этому времени не выяснила о нём так много и не придумала бы столь безумный план.
– Возможно вы друг друга стоите, - мрачно усмехаюсь, просто выплескивая боль, прoсто срываясь. Просто Килиан всё еще не видит, с какой дрянью имеет дело! Почему он этого не видит?!
– Возможно, - соглашается.
– И всё? – ноги поднимают меня из-за стола. Ладонями упираюсь в столешницу и наклоняюсь к Килиану ближе. - Эта сука одного их твоих сородичей превратила в черт пойми кого и собирается сделать это со всеми остальными, а ты говоришь… «возможно»? Ты что, не чувствуешь её?.. Не видишь, что она готова пойти по головам своих же, если так будет нужно во имя достижения её «великой» цели?! Правда, не понимаешь этого?!!
Вот же придурок…
Вновь себя мраморной скульптурой почувствовал?
Чего смотришь? Почему молчишь?! Ну же, ответь, скажи хоть что-нибудь!
Срываюсь с места, огибаю стол, хватаю бойца за руки и для чего-то пытаюсь поднять со стула, пытаюсь просто расшевелить его, чёрт возьми. Пытаюсь сделать хоть что-нибудь, чтобы мне стало легче! Чтобы боль перестала кислотой разъедать сердце! Чтобы лёгкие не болели на каждом вдохе! Чтобы чувство вины перед Дьеном прекратило ранить душу! Хочу забыться! Хочу стать эгоисткой! Хочу стать роботом, бездушной машиной! Не хочу чувствовать… Не хочу тонуть в безысходности… Не хочу…
– Ты всегда будешь на её стороне, да? – Слёзы обиды вырываются из глаз,и в этот раз я могу с чистой совестью признаться в том, что это не ревность. Я просто не понимаю, что же такого важного видит в этой дряни Килиан, раз всё ещё здесь, раз всё ещё не отказался от её вмешательства в свою жизнь. Как он собирается остановить её? Да и собирается ли?..
– За что ты её любишь?.. - Опускаю руки, делаю шаг назад и непонимающе смотрю в горящие неоном глаза. – Я просто хочу знать, за что,такой как ты, может любить такую жестокую женщину, как Сэйен.
Килиан поднимается со стула, распрямляет плечи и делает шаг в мою сторону, оказываясь так близко, что дышать становится еще труднее. Слишком близко. А я не в себе. И я могу натворить много глупостей.
– А за что ты любишь своего майора? – спрашивает, и этот вопрос равңосилен стреле попавшей точно в сердце. – Ослеплённый ненавистью, обозлённый, беспощадный, хладнокровный убийца. Вот кого ты любишь. Человека, который считает чудовищами,таких, как я,и при этом не замечает, в какое чудовище превратился сам.
– Хочешь сказать… в этом мы с тобой похожи? – мрачный смешок вырывается изо рта, а на сердце еще тяжелее становится. Невыносимо тяжело. Хочется убежать и спрятаться где-нибудь в далёких-далёких краях, где ни одна душа никогда меня не найдёт.
– Разве я сказал, что мы с тобой в этом похожи?.. - Его тёплая ладонь касается моей мокрой от слёз щеки, подушечкой большого пальца мягко поглаживает скулу,и даже представить себе не может, что со мной делает это простое прикосновение.
Никогда и ничего подобного я не испытывала от прикосновений Дьена.
Наверное… пришло время признаться себе в том, что моя любовь к нему всё так же крепка и не подвергается сомнению, но эта любовь… она другая. Не имеющая ничего общего с тем, что я испытываю при виде мужчины напротив. С тем, что испытываю, просто слыша его голос, чувствуя на себе его взгляд…
Вторая ладонь Килиана оказывается на моей щеке, а лицо так близко, что его дыхание касается моей кожи.
– Знаешь ли ты в чём смысл существования мортов?.. - голос его тих и пoлон печали. - Ни один из нас за долгие годы не знал, что такое жить в мире и согласии. Без страха за жизнь своих близких, без скорби по падшим братьям и сёстрам. Но мы продолжали бороться за место под солнцем, хотя могли сдаться. Многие женщины становятся матерями в пятнадцать, а мужчины становятся добытчиками с малых лет. – Εщё ближе. – Цель нашего существования в продолжении рода, в выживании. Не многим из нас повезло познать силу истинной любви; пары формирует старейшина, не придавая значения чувствам и не учитывая желание сторон. Но говорят… – еще ближе, – что еcли морт однажды полюбит, то это уже навсегда. А если его чувства окажутся взаимными… не сыскать в этом мире более прочной и сильной духовной связи.
Килиан замолкает на какое-то время,и тем самым даёт мне возможность сглотнуть и сделать вдох поглубже, а также хотя бы попытаться унять дрожь в теле. Не выходит.
Его ладони скользят за шею.
Пальцы зарываются в волосы.
– Я всё ещё у тебя в долгу, – шёпотом, в котором я больше не слышу упрёка. – И независимо от того, что ты хочешь сказать, это ничего не изменит. Однажды… я отдам тебе этот долг. Но не сейчас. Не когда ты практически сломлена. Не когда твоя боль настолько сильна. Я не могу оставить тебя одну.
– Почему?..
– Потому что одна ты не справишься.
– Это… это просто твои принципы, – хрипло. – Ты не должен делать то, чего не хочешь. Больше не должен.
– Кто сказал, что я не хочу?.. – низким, хрипловатым голосом, практически задевая мои губы своими. – Но сейчас мне нужно уйти. Α ты должна лечь и попытаться уснуть, Эмори, потому что у нас двоих завтра тяжёлый день. Тебе предстоит узнать ещё кое-что важное и настолько безумное, что даже я до конца не могу поверить в то, что это возможно. После чего, даю слово, мы вместе придумаем, как с этим справиться. Хорошо?