– Это просто из-за боли, я думаю, – ответил он. – С больной ногой на жесткой земле толком не устроишься.
– Ночью ты начинал шуметь, а когда я поворачивалась к тебе, ты просто сидел и смотрел прямо перед собой. И так несколько раз.
О чем Дилан не упомянула – каждый раз ее будило постукивание маленького пальчика, а уж после этого она обнаруживала сидящего Люка. Желая сохранить рассудок, она твердо сказала себе, что это был палец Люка, хотя палец словно бы перебирался по ее телу внутри застегнутого спальника, щекоча ее, касаясь то копчика, то бедра, то позвонков.
– Мы переживаем за тебя, – сказала Сильвия. – Нужно вытащить тебя отсюда.
– Я знаю, – ответил Люк. – Но как мы это сделаем? Каждый раз, когда мы пытаемся выбраться, мы возвращаемся сюда. И Клэй потерял навигатор.
Скала так блестела в лучах утреннего солнца, что у Дилан мурашки по рукам побежали. Она повернулась к ней спиной.
– Мы что-нибудь придумаем, – сказала Дилан.
Клэй, пыхтя, прошел мимо них, направляясь к палаткам. Сильвия вздохнула, открыла следующий мешок для мусора и начала убирать лагерь во второй раз.
Дилан опустила голову на руки. Шорох – словно бы бумагу мяли – вонзился в ее ухо. Ногтем указательного пальца здоровой руки Люк царапал руку, висевшую в перевязи, его взгляд был прикован к чему-то вдалеке. Дилан подняла голову как раз в тот момент, когда Люк наконец разорвал кожу, и густой темно-красный поток хлынул по его руке. Палец весь испачкался в крови, но это не помешало Люку расковыривать им рану дальше.
Дилан была так ошеломлена, что на какой-то миг застыла, не в силах ничего предпринять. Люк словно лишился всякой чувствительности, и он, судя по всему, продолжал бы ковырять, как робот, пока не доковырялся бы сквозь мышцу до самой кости.
– Люк? Что ты делаешь?
Он задергался в своем кресле. Забился в судорогах всем телом.
– Люк? – Дилан встряхнула его. Это мог быть припадок, и она понятия не имела, что делать. Его палец продолжал скрючиваться в воздухе, все еще пытаясь дотянуться до кожи.
Она помахала рукой у него перед глазами. Его зрачки не шевельнулись, словно бы Люк играл в гляделки с кем-то невидимым. Он даже не моргнул. Она отвела его руку, как лапку проигрывателя.
– Что случилось? – спросила Сильвия, подходя к костру.
– Рука Люка, – сказала Дилан. – Он чешет ее и не останавливается.
– Похоже, он только что разодрал заново старую ссадину, – заметила Сильвия.
– Люк? Ты в порядке? – спросила Дилан.
Его взгляд наконец снова сфокусировался на Дилан.
– Извините, – сказал он. – Я отключился.
Она промокнула рану спиртом и начала обматывать ее бинтом.
Дилан открыла телефон и выключила режим полета, подождала, вдруг из ниоткуда появится сигнал. Сигнал не появился, и никогда не появится, но все же она вернула мобильник в режим полета, чтобы просто на всякий случай сохранить заряд как можно дольше.
Скала позади нее продолжала пульсировать. Какая-то безумная часть ее горела желанием вернуться туда, на проложенные маршруты, подняться по ним, бросить своего искалеченного парня. Даже после того, как она чуть не разбилась в своем авантюрном фри-соло вдребезги, как телефон Люка, даже после того, как крошечный выступ проткнул ее подбородок так, что лицо сводило судорогой боли каждый раз, когда она начинала говорить, ей приходилось стискивать руки в кулаки так, что ногти впивались в ладони, чтобы не натянуть свои альпинистские ботинки, оставить Люка и двинуться к стене. Ее мышцы завязались узлами, и она знала, что сможет развязать их, только поднимаясь по скале, касаясь ее.
Все должно было быть не так. Она должна выйти из маленького городка, пройти три мили в лесу, проложить несколько маршрутов и стать легендой. Получить все, к чему она стремилась, годы обдирая сухожилия, поливая скалы потом и кровью – в прямом смысле. Это не должно было закончиться всего через два дня, порвавшейся веревкой и бойфрендом, переломавшим себе все кости. Но о чем она и подумать не могла – что они окажутся здесь в ловушке. Почему они не могут добраться до дороги?
Любопытный палец Люка забрался под слои повязки, кровь хлынула ручьем и впиталась в белый бинт.
12 марта 2019
Клэй дернул бегунок на молнии в палатке и вырвал его с мясом. Там должно остаться немного еды. Должно остаться, блин. Остальные точно припрятали кое-что в своих рюкзаках до того, как он проснулся – чтобы злобно подшутить над ним, чтобы отомстить ему за то, что он привел их всех сюда, в это место, где каждый раз, погружаясь в сон, он оказывался в кошмаре – он придавлен лицом к влажной земле, спина пульсирует болью, словно с нее содрали кожу, кожа обожжена, а вокруг фигуры в грифельно-сером, чьи силуэты за языками пламени кажутся размытыми, что-то скандируют. В это место, где когда он в ужасе открывал глаза, то лежал, не в силах пошевелиться, в кромешной тьме, слушая пение – такое тихое, что Клэй не был уверен, эхо ли это его сна или он слышит его на самом деле.
И они ни в коем случае не заперты здесь в ловушке, со всего одной порцией еды на четверых.
Он вскинул бутылку с самогоном, приложился к ней, опрокинул к губам, терпкая жидкость скользнула в горло. Приятно обожгла. Отогнала приступ непроходящей головной боли, которая грозила разорвать ему башку, если он не сделает хотя бы глоток.
Он грубо распотрошил рюкзаки Дилан и Люка, разворачивал каждую рубашку и брюки, тряс их, словно из них должны были посыпаться спрятанные фольгированные пакеты и батончики мюсли. Ножа Дилан нигде не оказалось. Должно быть, она носит его при себе, скрытно. Разве нельзя было разгромить их лагерь при помощи одного только ножа – разве его лезвие не было достаточно острым, чтобы проткнуть металл? Он обшарил все остальные их вещи, стоя на коленях на горе футболок и джинсов, смятых спальных мешков и полуспущенных матрасов.
Если бы он мыслил ясно, он мог бы задаться вопросом, почему бы вдруг его товарищи – его друзья – могли захотеть съесть всю еду и придать лагерю вид разграбленного каким-то животным. Но голос, неотличимый от его внутреннего голоса, зарубил эти рассуждения на корню, смял и запрятал в дальний угол мозга Клэя. Он придумывал сказки, нашептывал их ему на ухо: «Они сделали это, потому что ты привел их сюда. Они сделали это, потому что ненавидят тебя. Они планировали это с самого начала».
Он зарычал и ударил кулаком по мягкой куче одежды. Он хотел разорвать оранжевый полиэстер палатки кулаками, переломать длинные дуги о свои бедра.
Вместо этого он глотнул еще яда.
Найдя только один батончик мюсли в боковом кармане рюкзака Люка, он потопал к палатке Сильвии. Повторил осмотр, повытаскивав ее одежду из рюкзака и свалив в небрежную кучу. Внутри джинсов он обнаружил еще два батончика мюсли. По полу палатки покатилось яблоко. Он засунул найденные крохи себе в куртку. Когда он докопался своими грязными лапами почти до дна сумки, он заметил блокноты Сильвии, сложенные в углу палатки, те, которые она строчила, чтобы задокументировать всю их экспедицию. Все его исследование содержалось на этих нанизанных на спирали страницах.
Он отпустил рюкзак и схватил блокнот, лежавший на самом верху стопки, принялся перелистывать его – сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее.
Страницы были совершенно белыми. Пустыми. Все до единой. Ничего, кроме каракулей, где она расписывала ручки. Он проглядел каждый блокнот в стопке, отбрасывая пустые журналы через плечо. Они все были одинаковыми.
Сильвия что, вырвала и сожгла страницы? Или она все это время просто притворялась, что делает заметки – бессмысленно царапала ручкой по бумаге?
«Что за хрень?»
Он знал, что должен был внимательнее приглядывать за ней. Но они так давно друг друга знали, и он доверял ей, думая, что она настолько же заинтересована в исследовании, как и он.
Но это она водила их кругами в первую ночь, когда они пытались выбраться отсюда. Это она пыталась убедить Клэя и всех остальных, что он сходит с ума. Должно быть, это она и уничтожила все их запасы еды.
И она саботировала его исследование с самого начала. Теперь, даже если они выберутся отсюда живыми, он не сможет представить никаких данных для рассмотрения. Но это неважно, потому что они были заперты здесь в ловушке.
Клэй закричал, это был дикий, гортанный рев, остатки рассудка рухнули в прорехи в его разуме.
Из кармана куртки Клэя выпало яблоко, запрыгало по грязи. Он зашагал к костру, покачиваясь, ноги его заплетались, и он вдавил яблоко в хлюпающую жижу. Раскрытый блокнот в его руках хлопал, как птица, пытающаяся взлететь. С губ Клэя сорвалось низкое рычание, раскатилось в лишенном звуков воздухе.
– Что это за херня? – глотая слова, спросил он.
Дилан, задававшая вопрос Люку, осеклась на полуслове, Сильвия замерла на месте, стиснув в руках рулончик бинта, которым она перевязывала Люку ногу.
– Клэй, что случилось? – осторожно спросила Сильвия.
– Ты еще и хихикаешь, мать твою?
– Клэй, ты меня пугаешь. Ты в порядке? Ты выглядишь пьяным. И без обид, но от тебя пахнет алкоголем.
– Ты думаешь, это удачная шутка?
– Да что «это»?
– Вот это, – сказал Клэй. Он швырнул блокнот в грязь, она чавкнула, страницы раскрылись, обнаружив девственную чистоту. – Решила меня развести?
– Клэй, остынь, – резко произнесла Дилан.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила Сильвия. – Не бросай его в грязь, пожалуйста. Я потом не смогу его прочитать.
– Прочитать что? Здесь ничего не написано. – Он поднял блокнот с земли и веером пролистал страницы, едва не тыкая им Сильвии в лицо. – Они все такие. Все пустые!
Он бросил блокнот ей на колени. Она открыла его, просмотрела страницу за страницей от корки до корки.
– Клэй, с тобой все в порядке? – спросила она. – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Страница не пустая. Ни одна из них.
– Не играй со мной в игры, сука, – сказал Клэй, дыхание у него сбилось, слова выходили как-то неестественно. – Ты вообще ничего не записывала, так ведь?