– Что это за место, – прошептал он и заставил себя двигаться дальше.
Вот что он делал? Чем мог помочь Дилан, если у него не осталось даже рабочих конечностей, которыми мог бы драться? Он остановился и глубоко вдохнул. Надо хотя бы попытаться.
По краям домик расплывался, словно мираж, словно между Люком и зданием находилась полоса горячего воздуха. Домик завораживал его, манил к себе, пока и Люк тоже не коснулся шершавой стены. Бревно, грубо обструганное. Даже с такого расстояния внутренняя часть помещения тонула во тьме, дверной проем казался распахнутой пастью небытия. Он помедлил. Посмотрел налево и направо. Вокруг, на этой сцене посреди леса, ничего не шелохнулось. Люк, хромая, пробрался внутрь.
Скала словно бы пожрала дальнюю часть хижины. Каменный склон перерезал пополам стол, две ножки подпирали плоскую столешницу, которая уходила прямо в скалу.
«Дом-мечта альпиниста, – с нервным смешком подумал он, – боулдерингом можно заниматься прямо на кухне».
На тарелке лежало что-то наполовину недоеденное, толстый шмат непонятно чего, покрытый серо-зеленой плесенью – скорее всего, стухшее мясо, усеянное жужжащими мухами. Вид у него был такой, как будто он пролежал там целую вечность. В животе у Люка заурчало – то ли при виде еды, то ли от голода, то ли от отвращения, точно он не смог бы сказать.
Люк осмотрел помещение в поисках оружия, всего, что он мог бы использовать, чтобы напасть на того мужика, чтобы защитить от него себя и Дилан. Рядом с тарелкой со стухшей едой лежали вилка и гнутая ложка. На скамейке валялся нож, тупой и короткий – лезвие не больше пары дюймов в длину. По сравнению с топором того мужика – он наполовину перерубил руку женщине одним ударом, лезвие прошло через кость, как сквозь масло – просто насмешка. Но придется взять этот крошечный нож – больше тут все равно не было ничего подходящего. Люк засунул его за пояс.
Он проковылял обратно через дверь и полянку, оказавшись на границе с тьмой с другой стороны домика. Она опускалась перед ним, как занавес, твердая граница между пятачком, освещенным костром, и черным лесом. Он шагнул в темноту, по коже у него побежали мурашки, воздух здесь был плотный и холодный, облачко пара от дыхания повисло перед его лицом. Здесь деревья стояли кучно, их нельзя было обойти, костыль Люка глухо ударялся о них.
Каждая клетка тела уговаривала его повернуть назад.
– Дилан, – окликнул он, – где ты?
Молчание заполняло паузы между его словами.
«Кого я обманываю? – думал он, опершись на толстую ветку. – Мне их не догнать».
Но даже если бы да – что он собирался предпринять, чтобы остановить того мужика, из которого два Люка можно было сделать? Даже если бы ему не приходилось опираться на эту огромную палку, чтобы просто стоять, даже если бы его другая рука не была примотана к груди, что он мог сделать тем крошечным ножом, который нашел в домике?
«Но все равно, – подумал он, – что еще мне делать?»
Нужно хотя бы попытаться, решил Люк. Он не мог просто позволить, чтобы Дилан разделал тот мясник.
И он побрел глубже во мрак, глубже в лес. Глаза его привыкли к темноте, и вот он уже был в состоянии разглядеть стволы и просветы между ними, где можно было пройти. На ходу он внимательно присматривался в поисках следов Дилан или того мужика, может, лоскут от штанов или куртки Дилан, отпечатки крупных ног, перекрывающие следы маленьких. Но нет, ни следа, ни шума погони, ни движения, которое он мог бы заметить хотя бы краем глаза. Оставшееся позади пламя продолжало переваривать свою добычу, и почему-то это жуткое пощелкивание все еще доносилось до него.
Он брел по лесу, шатаясь все сильнее, покачиваясь на корявых ветвях и липкой, гнилой мякоти ядовитых фруктов. Ножи в его ноге уже протыкали плоть до самых костей, и на каждом шагу он ожидал, что его распухшая лодыжка сейчас сломается. И тогда мешок крови, гноя и боли – вот и все, что останется у него вместо ноги.
– Дилан, – завопил он. – Да куда ты делась?
Впереди что-то мерцало в темноте. Маленькое пятнышко света отражалось от чего-то блестящего. Он предположил, что оно поймало самый дальний отблеск костра; ни луны, ни звезд на небе не было. Может быть, это мерцал фонарик Дилан?
Он двинулся на огонек. Когда он почти добрался до этого загадочного объекта, мерцавшего в темноте, как приманка, он ударился здоровой ногой прямо об изгиб корня. Люка повело вперед, он рухнул лицом в грязь. Кончик маленького тупого ножа на поясе воткнулся в тело Люка. Он лежал на земле, тело его теперь было в основном покрыто грязью, а не тканью – стиснув зубы, корчась от боли и прилива адреналина.
Он стер грязь с глаз. Они уже опять привыкли к темноте, зрачки расширились, превратившись в большие кружки.
Маленькая лапа, покрытая серо-черным мехом – вот что лежало перед ним.
Слэйд.
У него перехватило дыхание.
Его рука коснулась шерсти – жесткой и ледяной. На животе собаки его рука задержалась, он ждал, пока грудная клетка начнет подниматься и это успокоит его – и сам на миг позабыл дышать. Но тело было неподвижно. И уже обмякло.
Слезы навернулись ему на глаза. В этот момент лесная тьма на самом деле поглотила Дилан и мужика, гнавшегося за ней, ни намека на них не осталось в его памяти. Теперь он думал только о своей собаке, о своем драгоценном Слэйде, которого он щенком забрал три года назад из приюта. Этот пес проделал вместе с ним весь путь из комнаты в кампусе в дом его родителей, а затем в квартиру, которую они снимали вместе с Дилан. Слэйд не пропустил ни одной вылазки на скалы. Обычно в них он дремал на солнце, грязь забивала его подшерсток, пачкая вечно мокрый нос.
Но Люк бросил его, заставил блуждать среди пастей этого леса, этого поганого леса, который создавал призраков, ухмыляющихся окровавленными губами, который бесконечно водил тебя по кругу, пока ты не падал горой расплавленных, как ириски, мышц, слишком уставший, чтобы снова убегать. Что лес сотворил со Слэйдом? Какие ужасы он пережил в свои последние минуты?
Люк завопил, вопль прорезал тишину, взмыл в мутное небо. Уткнулся носом в шею животного. Всхлипывал, раскачиваясь взад и вперед. Если бы он отодвинулся, если бы внимательно рассмотрел морду, расцветку шерсти, если бы его мозг не был так сильно сотрясен ударом о скалу, он бы заметил, возможно, что нос пса чуть длиннее, чем у Слэйда. Шерсть – короче, уши не так задорно стоят. Кончики волосков выглядят на удивление размытыми. И, сложив все вместе, пришел бы, возможно, к заключению, что это очередная злая шутка долины, какая-то копия его пса, которую ему подсунули. Но в тот момент он был полон горя, боль завывала в его теле, и поэтому он держал своего не-пса на руках, прижимаясь лицом к не-ушам, его пальцы по привычке протерли заспанные глаза пса, как он делал бесчисленное количество раз до этого.
Пальцы уткнулись во что-то чуть ниже ошейника на шее существа. Что-то тупое, твердое и холодное.
Что-то, предназначенное для обхватывания пальцами.
Рукоять. Он закричал, как козел, которого режут, и прижал тельце к себе.
«Кто-то убил Слэйда, – подумал он. – Заколол ножом».
Пса убил не тупой медведь, не койот, нуждавшийся в ужине, не олениха, защищая своих отпрысков, – но кто-то, имевший четкий мотив и намерения. Кто-то, кто знал, что делает, и все равно сделал это.
Он стиснул рукоять в кулаке. Ощущение показалось ему знакомым. И тут его пальцы обнаружили улики.
По бокам на рукояти имелась гравировка. Он видел, как эти буквы появились на ней, вышли из-под его собственной дрели «Dremel».
Дилан Прескотт
Пламя вспыхнуло внутри него. Разгорелось в животе Люка, поднялось в грудь. Как она могла убить его собаку? Ведь она знала, как сильно он любит Слэйда.
Если бы он рассуждал логически, он мог задаться вопросом, а когда Дилан успела пырнуть Слэйда ножом в шею – в конце концов оружие было при ней, когда она покинула освещенную пламенем костра сцену, убегая от того здоровенного, как медведь, мужика, и канула во мрак. То есть ей удалось так сильно оторваться от этого мужика-призрака, у которого один шаг был как ее десять, что она смогла не только найти Слэйда, но и подманить его и заколоть?
Эти мысли крошечными солнечными зайчиками промелькнули на дне его горя.
Если бы он попытался вытащить лезвие, осмотреть его, то ложь обнаружилась бы.
Но лицо его раскраснелось, он лязгал зубами. Горячие слезы текли по щекам, затуманивая зрение, крошечные щупальца пара поднимались от них в холодную ночь. Сопли пузырились в ноздрях. На мгновение жар ярости пересилил укусы боли из обнажившейся раны на его руке – по мере того, как повязка распутывалась, в рану набивалась грязь. Он даже перестал чувствовать боль в ноге, позабыл, что она фиолетовая уже по самые яйца. Он крепко сжал собаку, поцеловал ее в макушку.
– Мне так жаль, Слэйд, – прошептал он. – Я должен был отправиться искать тебя. Я не должен был ее слушать. Я должен был сделать все, что в моих силах, чтобы найти тебя.
Вернуть Слэйда он не мог. Но он мог заставить эту суку заплатить за то, что она сделала. Он поцеловал существо в последний раз, прижал к себе. Засыпал его грязью – еще одна неглубокая могила в лесу. Затем поднялся, опираясь на свою палку, и двинулся дальше.
На ходу он звал Дилан, его голос эхом раскатывался среди деревьев, как будто он был не в курсе, что она натворила, словно бы как все еще героический бойфренд, пытающийся спасти свою девушку от большого плохого мужика. Крошечный клинок, который он нашел в лачуге, опалял ему бок, кожа сморщивалась и ссыхалась от жара.
– Дилан, помоги мне тебя найти! – вопил он. – Скажи мне, где ты. Я нашел оружие!
Может, призрачный мужик уже все сделал за него. Может, она уже лежит где-то в лесу мертвая, изуродованная, вся в крови, а может, ручищи того мужика уже сомкнулись у нее на лодыжках и он тащит Дилан к костру. Может, они сомкнулись на ее шее.
Может, остался только он, Люк.