Люк прищурился, глядя сквозь дым, пересохшие глаза резало. За стеной огня стояла какая-то фигура, лицо которой скрывало облако дыма. Отблески плясали на чем-то золотом, приколотом к сукну на груди. Фигура – мужчина в грифельно-сером мундире – кивнул Люку и жестом велел продолжать. Мужчина довольно зарычал, в мерцании пламени слюна его казалась красно-оранжевой, а зубы светились.
Дилан раскашлялась из-за дыма, попятилась от стены огня.
Люк рассмеялся низким, не своим голосом. Попалась.
– Вот же блин, – сказала Дилан, отворачиваясь, двигаясь вдоль кольца пламени – и прийти она могла только в одно место. К Люку.
Люк оскалился. Каждая клеточка его тела яростно кричала, что он должен довести дело до конца – отомстить за любимую собаку. Не видать ему покоя, пока дело не будет сделано. По краю обзора все размывалось и плыло: огонь, темный лес вокруг них, заводила, стоявший по другую сторону костра, передававший Люку свою мысль: «Продолжай. Сделай это».
У него была шикарная возможность осуществить задуманное. Дилан стояла, шатаясь, и прижимала к груди поврежденный большой палец. Он рассмеялся при виде этой легкой мишени. Даже с его больной ногой и больным запястьем, это будет быстро. Оружие только у него.
– Люк, пожалуйста, – сказала она.
Он зарычал и замахнулся ножом. Но лезвие прорезало только дым. Она отскочила в сторону. Пара затанцевала на месте, словно играя в кошки-мышки, жестокую разновидность, в которой на стороне одного из игроков было явное преимущество, они словно исполняли балет, но с цепями и гирями на ногах. Даже на этой маленькой площадке ей удавалось уклоняться от ударов его ножа, выскальзывать за пределы досягаемости.
– Прекрати убегать, сучка, – прорычал Люк.
Стены пламени начали сходиться в круг, слизывая траву и кусты на своем пути. Огонь опалял их спины, и им пришлось прижаться друг к другу почти вплотную, их танец стал более интимным. Люк чувствовал сквозь дым запахи крови, пота, грязи и крови-смолы, исходившие от Дилан. Он снова пырнул ее ножом, задел, на плече осталась тонкая темная полоска крови.
– Достал, – сказал он.
За стеной огня поблескивало все больше зубов, а их обладатели подзуживали его: «Пусть она истечет кровью».
Огненное кольцо сжималось все сильнее, у Дилан не осталось места для маневра. Над сжимающимся кругом пламени торчала узловатая ветка, и Дилан оставила танец и ухватилась за кору, собираясь заняться тем, что у нее получалось лучше всего: карабкаться.
– Как мило, – ухмыльнулся Люк. Он сделал неуклюжий шаг и настиг ее, взялся за лодыжку, стиснул и дернул вниз. Она ударила его другой ногой, и он до упора вонзил лезвие в ее икру. Она завопила – резкий, последний крик забиваемого козла. Руки ее разжались, выпустив ветки, и Дилан плюхнулась на землю.
Теперь она лежала перед ним ничком, уткнувшись лицом в мокрые листья. Если выбрать правильное место, куда ударить крошечным лезвием, если успеть сделать это до того, как она начнет извиваться или драться, он покончит с этим. Быстро. Тогда он сможет расслабиться, грудь перестанет давить, сухожилия перестанут сокращаться сами собой, как нити, за которые дергают марионетку. Ему была нужна ее смерть. Тогда, наконец, чудовищное напряжение отпустит его.
Пот блестел на шее Дилан, на мягкой, тонкой коже. Под ней билась крупная артерия, и Люк выпустил ее лодыжку и склонился к шее, к светло-фиолетовому зигзагу под кожей. Резко, быстро опустил нож.
Клинок должен был преодолеть сопротивление плоти, но вместо этого полетел на землю.
Она успела перевернуться под ним, эта маленькая сучка, уклониться от клинка. Теперь перед ним было ее измазанное грязью лицо. Дилан, нахмурившись и стиснув зубы, уставилась на него. Он навалился на нее всей тяжестью своего тела, прижал основание шеи предплечьем, выдернул нож из земли и хотел уже снова вонзить его в шею Дилан. Но тут она поймала его запястье, и ее твердые пальцы плотно сомкнулись на нем. Они боролись на все сжимающемся в объятиях пламени свободном пятачке, ее мышцы альпинистки против веса его тела.
А ведь эта часть их увеселений должна была пройти как по маслу. Лезвие было так близко к ее шее. Но из них двоих всегда она была сильнее, всегда она больше выкладывалась в тренажерном зале и на тренировочных стенах, на каждые три подтягивания, которые мог сделать Люк, она делала десять. Он навалился всем весом на руку, чтобы опустить ее вместе с зажатым в ней ножом прямо на ее шею, но ее рука не сдвинулась с места. Она сжимала его руку так крепко, что с противоположной части ладони Дилан хлынула кровь. Его пальцы начало покалывать, они немели все сильнее.
Пришел ее черед ухмыляться.
14 марта 2019
Дилан сжимала запястье Люка до тех пор, пока у нее не побелели костяшки пальцев, пока ее саму не перекосило от боли в них. Пока она не почувствовала, что маленькие круглые косточки в руке затрещали. Он все так же изо всех сил пытался опустить зависший в воздухе клинок на ее грудь. Ломая ему запястье, она согнула колено, пытаясь протолкнуть ногу между их телами. Все его внимание было сосредоточено на собственном качающемся вверх-вниз, похрустывающем запястье, и он даже не заметил, что она делает, пока ее колено не врезалось в нижнюю часть его грудной клетки.
Продолжая сжимать запястье Люка словно тисками, Дилан уперлась коленом ему в грудь и приподняла его настолько, чтобы упереться туда уже всей ступней. Сухожилия в пальцах покалывало. Каждая ее мышца обвисла от усталости, веки тяжелели, кожа стала липкой, ее покрывала корка пота и грязи. Дилан вдохнула, вложила в толчок все остатки энергии, и, не выпуская запястье Люка, резко распрямила ногу до упора.
Раздалось отчетливое «хрусть!»
Звук разрыва сухожилий и расходящихся суставов перекрыл даже потрескивание пламени вокруг них. Люк закричал от боли и выронил нож, тот при падении распорол узкую линию на щеке Дилан. Обляпанная кровью-смолой сталь уже успела покрыться ржавчиной и это все попало в рану, разрез немедленно задергало. Укусы боли поползли по лицу Дилан к губам и носу, словно бы заражение распространялось так стремительно.
Теперь Люк лежал на земле, пытаясь подняться на переломанных запястьях, одно опухшее, а другое непослушное, его руки беспомощно трепыхались, как выброшенные на берег рыбы.
Нож лежал рядом с Дилан. Вставать не хотелось. Даже если удастся выкрутиться из этой ситуации, разобраться с Люком – она знала, что это значит убить его, но даже представить себе не могла, как тыкает его ножом в правильных местах нужное количество раз, – даже если с этим она разберется, все равно остается пожар, бушующий вокруг, и призраки, с которыми тоже придется вступить в борьбу, а потом этот проклятый лес, в котором непрерывно ходишь по кругу, а теперь, вероятно, еще какая-то неизвестная зараза в ране на щеке, которая прикончит ее в любом случае. Но что ей еще оставалось? Теперь, когда конец уже так близок, взять и просто сдаться?
Люк с трудом поднялся, она схватила нож и выставила перед собой, предупреждая. Он утратил свое преимущество, она не собиралась позволить ему снова занять более выгодную позицию в схватке.
– Люк, пожалуйста, – сказала она, с трудом выпрямляясь. Пламя плясало у нее за спиной. – Не подходи. Я не хочу причинять тебе боль, но я сделаю это, если придется.
Его лодыжки похрустывали, кожа на распухшей ноге стала совсем темной, он ковылял к ней, собираясь довести дело до конца несмотря ни на что, даже безоружный и с переломанными руками.
Она могла только стоять в центре кольца пламени, выставив нож в сторону своего парня, который хотел ее убить, а он неуклюже, как зомби, плелся к ней. Пламя лизало спину Дилан, и девушка сжалась всем телом под курткой. Колени у нее подкашивались, от обезвоживания и напряжения она едва держалась на ногах.
Слезы – последние капли имевшейся у нее влаги – навернулись на глаза, затуманивая зрение, силуэт ее попавшего под влияние демонов бойфренда казался нарисованным акварелью.
Но тем не менее это был еще не конец. Еще нет. Он так и надвигался на нее, подталкиваемый не приближающимся пламенем, а собственной яростью, по лицу было видно, что и то, и другое в равной степени выжимает из него все жизненные силы.
– Люк, как ты собираешься это провернуть? – треснутым голосом спросила она. Нож дрожал в ее пальцах. – Выиграть эту схватку? У меня есть нож. В чем твой план? Руки у тебя не в том состоянии, чтобы ты мог меня задушить. С таким же успехом ты мог бы просто подождать, пока огонь сожрет нас обоих.
Ни тени узнавания не скользнуло по его лицу, он будто бы не услышал ни единого слова ее мольбы. Он двигался, как какая-то машина, потерявшая управление.
Ей пришлось ткнуть его ножом, слезы хлынули из ее глаз, оставив сильную, холодную боль в груди. У нее не было другого выбора, как напоить голодную землю его кровью, и с каждым ударом эта боль в груди все усиливалась.
Нож упал рядом с Дилан, кровь ее парня стекала с лезвия. Люк под ней лежал неподвижно, широко распахнув глаза и приоткрыв рот.
– Дилан, – произнес он. Уставился на нее широко раскрытыми глазами. Какие бы демоны ни владели им только что, они оставили его. Кровь так и текла. Люк потянулся к ней, и она взяла его за сломанную руку.
– Прости, Люк, – прошептала она. – Мне так жаль. Не надо было мне соглашаться отправиться сюда, ни за что. Мы должны были все-таки пойти поискать Слэйда получше.
Он сжал ее руку. А потом глаза его остекленели.
Огненное кольцо вокруг нее потухло, пламя умерло, испустив клубы дыма, вызвав у Дилан приступ кашля и заставив ее прижаться к земле, прямо на еще теплую кровь своего парня, и, держа его холодную руку, она ждала, пока дым рассеется, поднявшись над деревьями. Она свернулась калачиком, подтянула колени к груди. Глаза у нее и так уже были на мокром месте, но тут слезы хлынули потоком. Что произошло с ними? Как так получилось, что она осталась тут, в этой мерзкой долине, последней? Как дело дошло до того, что ей пришлось убить собственного парня? Может, его можно было спасти, может, хватило бы и одного удара ножом, чтобы он пришел в себя?