— Сэр, извините, я погорячился.
— О’кей, Джон, я тоже.
— Все мы люди и все не без греха, — признал Саттер.
— Мерзко, когда приходится отвечать за чужие грехи. Но что поделаешь, такова доля руководителя, — заключил Моррис и, завершая разговор, выразил надежду. — Джон, я очень рассчитываю, что ваша миссия в Екатеринбурге завершится удачно. Мне и вам, как никогда нужен весомый результат.
— Он будет, сэр! Я уверен в успехе миссии! — заверил Саттер и поднялся на выход.
Остаток дня он занимался подготовкой к командировке. Последние детали, связанные с организацией явки с агентом «Артист», согласовал с Дунканом по телефону. На следующий день после обеда Саттер отправился в аэропорт Домодедово и вылетел в Екатеринбург. В аэропорту «Кольцово» его встретил советник генконсула по культуре Смит Браун. Саттер оценил этот ход Дункана, тот не стал подсвечивать его перед русской контрразведкой.
Погода в Екатеринбурге не проявила гостеприимства. Лютый уральский мороз выстудил вечернее небо. Воздух стал упругим, как резина и застревал в горле. Саттер с трудом вдохнул и поспешил нырнуть в салон. Водитель тронул машину, и по сторонам замелькали почерневшие от непогоды и времени русские избы. Нахохлившись под снежными шапками, они тусклыми глазницами-окнами угрюмо поглядывали на мир. Изредка среди них попадались аляповые особняки нарождающейся буржуазии, прятавшиеся за высокими заборами и подозрительно косившиеся по сторонам багрово-красными зрачками видеокамер.
Вскоре пригороды неофициальной столицы Урала закончились, и дорогу стиснули одноликие серо-бетонные многоэтажки. Саттер впервые находился в Екатеринбурге, и ему казалось, что он попал в осажденную врагом крепость. На глаза то и дело попадались монументальные обелиски советских времен. Бронзовые, гранитные коммунистические вожди грозили вскинутыми над головами кулаками не только мировой, но теперь и местной буржуазии. С шашками наголо, в лихом аллюре на помощь им неслись красные кавалеристы — герои Гражданской войны. В небо грозно нацелились жерлами орудий зенитки и артиллерийские пушки. С гранитных пьедесталов готовы были ринуться в атаку танки Т-34.
Саттер невольно поежился. Канувшая в небытие некогда могущественная советская империя здесь, на Урале, все еще внушала ужас былой мощью. Лишний раз об этом ему напомнила монументальная громада дома правительства Свердловской области, довлевшая над центром города. Она осталась справа. Водитель свернул налево и через несколько кварталов остановился на площади перед ядовито-зеленого цвета отелем «Большой Урал».
Мороз и студеный ветер вымели с улицы не только прохожих, но и швейцара. Саттеру пришлось самому тащить саквояж. В холле его и Брауна встретила закутанная по самые глаза администратор, чуть теплые батареи и электрические печки не спасали от холода. В номере оказалось ненамного теплее. Обстановка, напоминавшая о канувших в лету временах эпохальных партийных активов, не располагала к отдыху. Саттер не стал распаковывать вещи, вызвал такси и отправился в генконсульство США. Оно находилось поблизости, дорога к нему заняла около десяти минут.
Несмотря на поздний час, генконсул Майкл Грин, Пит Дункан и его разведгруппа находились на месте — в представительстве. После знакомства Грин, сославшись на неотложные дела, оставил Саттера с разведчиками. Для них он был своим, и потому с первых минут разговор приобрел непринужденный характер. За кофе с сэндвичами они обменялись мнениями об обстановке в Москве и в Екатеринбурге, а затем перешли к обсуждению плана операции по организации связи с агентом «Артист».
Первая встреча с ним должна была состояться в номере Саттера и не вызывала у него вопросов. Дункан, кажется, предусмотрел все, чтобы не допустить расшифровки агента перед русской контрразведкой. Вторая явка, в оперном театре, требовала гораздо больших усилий, как по прикрытию агента, так и самого Саттера. В этом важную роль предстояло сыграть Грину. И здесь как нельзя кстати пришлась программа культурного сотрудничества генконсульства с правительством Свердловской области. Местный бос — Аполлон Ванюкин, руководивший управлением культуры, давно и настойчиво искал сближения с Грином. Приглашение Ванюкина на премьеру балета «Щелкунчик» могло стать надежной ширмой для прикрытия явки Саттера с «Артистом». После согласования спорных деталей операции по связи с агентом участники совещания поужинали и разъехались по квартирам.
Саттер возвратился в отель. Стараниями Дункана и Брауна в номере стало комфортнее. Они притащили из генконсульства электрическую печку и поставили в спальню. Саттер не стал принимать душ, в нем было чуть теплее, чем в холодильнике, быстро нырнул в постель и вскоре уснул. Проснулся рано. В отеле пропало электричество, и лютый уральский холод напомнил о себе, пробравшись под одеяло. Не став испытывать себя, Саттер оделся, вызвал такси и отправился в генконсульство. В столь ранний час на месте находилась только охрана, и ему пришлось убивать время за чашкой кофе и просмотром местных газет. Они пестрели сообщениями, напоминавшими Саттеру родной Чикаго времен гангстерских войн. В заголовках нередко мелькала фамилия Раздольнова.
Стрелки часов приближались к 9:00, в коридоре раздались шаги, и на пороге возник Дункан. Вместе с ним Саттер позавтракал и отправился к Грину. Тот был в своем кабинете, там же находился Браун. Накануне он побывал в областной администрации, встретился с самим Ванюкиным и договорился о приеме американской делегации на 10:00. На встречу с ним Браун, Дункан, Саттер и сам Грин отправились не с пустыми руками. На этот случай предусмотрительный Браун приготовил памятные сувениры: брелки, ручки с американской символикой и настенные календари с видом Белого Дома на 1994 год. Дункан насмешливым взглядом пробежался по ним и с сарказмом заметил:
— Смит, в этом колониальном наборе не хватает еще бус и одеял.
Браун за словом в карман не полез и, хмыкнув, ответил:
— Русские не столь дремучи, как индейцы, они читали Фенимора Купера.
— Ха-ха! — хохотнул Дункан и отметил: — Но одеяла будут совсем не лишними.
— Ты ошибаешься, Джон, по такому морозу русские спасаются испытанным средством — водкой, — в тон ему ответил Браун.
Посмеявшись, они выехали на встречу с Ванюкиным. К этому часу мороз заметно спал, и пушистая вуаль инея покрыла суровый лик столицы Урала. В лучах солнца полыхали жаром купола Свято-Троицкого собора и храма Большой Златоуст. Гладь Верх-Исетского пруда усеял муравейник из лыжников. Крепкий, розовощекий и неунывающий уральский народ запрудил улицы и площади. Его не брал ни мороз, ни трудности, порожденные разрухой и бездарной властью.
Дорога до администрации области заняла около пятнадцати минут. Ровно в 9:55 американская делегация вошла в огромный вестибюль, на отделку которого ушла не одна тонна уральского хрусталя, мрамора и гранита. Там их встретил помощник Ванюкина — прилизанный тип с физиономией «чего изволите». Вместе с ним на скоростном лифте Грин, Браун, Дункан и Саттер вознеслись на 17 этаж екатеринбургского небоскреба. Построенный во времена владычества в стране компартии и напоминающий то ли лом, то ли что-то другое, он получил в народе прозвище «Член партии». Как прошлых, так и нынешних его хозяев это нисколько не смущало. Власть, открывавшая путь к огромным деньгам, заставляла их не обращать внимания на подобные мелочи.
На входе в приемную делегацию встретил сам Ванюкин. Посыпая мелким бисером перед Грином, он проводил американцев к себе в кабинет. Официальная часть переговоров началась с обмена сувенирами. Культурный босс Екатеринбурга обрадовался грошовым подаркам не меньше наивных североамериканских индейцев, встретивших первого «белого человека». А когда Грин вручил ему ручку паркер с золотым пером, то Ванюкин окончательно потерял голову. В какой-то момент он, казалось, готов был продать Родину, но остановился на письменном наборе из знаменитого уральского камня — малахита.
Саттер со стороны наблюдал за этой сценой и в душе благодарил Дункана и Грина за столь тонкий ход с Ванюкиным. Он и его челядь являлись идеальной ширмой, которая должна была отвлечь внимание русской контрразведки от явки с агентом «Артист». За чаем, а затем и виски, предусмотрительно прихваченным Брауном, обсуждение совместной гуманитарной программы сотрудничества генконсульства США в Екатеринбурге и управления культуры областной администрации заняло не больше часа. Ванюкин, вдохновленный не столько планом мероприятий, сколько халявной поездкой в Америку, обещанной Грином, вызвался лично провести экскурсию по городу. Предложение было охотно принято.
Шумной компанией они спустились на автостоянку. Дышащая на ладан волга Ванюкина несколько раз вымученно фыркнула, но так и не сдвинулась с места. Он и помощник, проклиная советский автопром, вынуждены были пересесть в роскошный американский форд. В качестве первого объекта для показа Ванюкин выбрал Свято-Троицкий собор. В нем после августовского кризиса 1991 года, он в числе первых партийных функционеров открестился от канувшей в лету компартии СССР, и был благословлен батюшкой на прославление божьего образа жизни. Но безбожная, беспартийная масса, заидеологизированная от макушки до пяток бывшими коммунистическими пропагандистами и агитаторами, не спешила следовать примеру Ванюкина, и потому ему и помощнику пришлось протаптывать тропу в глубоких сугробах на пути к ступеням храма. С них открывалась впечатляющая панорама индустриального города-гиганта.
По краю горизонта разноцветными дымами чадил лес заводских труб знаменитых «Уралмаша», «Химмаша» и «ВИЗ-стали». В центре города, среди каменного лабиринта гудел и ревел автомобильный поток. Внизу, в трехстах метрах от собора, напоминая открытую рану, зиял уродливый пустырь. На нем сиротливо стояли наспех сколоченная часовня и огромный деревянный крест. Одинокие, смиренные фигурки надолго застывали перед ними в глубоком поклоне. Печальный звук колокола каждый час оглашал окрестности. Браун кивнул в сторону часовни и поинтересовался: