Отзвенел последний, третий звонок, опоздавшие зрители заняли свои места. Зал медленно погрузился в таинственный полумрак, занавес раздвинулся, и со сцены полилась чарующая музыка Чайковского. Саттер не считал себя знатоком классического искусства, но мелодия и танец артистов балета не могли оставить равнодушным даже самое холодное сердце. Исполненные тонкой грации движения человеческого тела в гармонии с прекрасной музыкой затронули сентиментальные струны в душе Саттера. Он на время отдался во власть искусства. Для провинциального театра постановка и исполнение оказались весьма недурны. Артисты играли с вдохновением, и благодарная публика то и дело взрывалась аплодисментами.
Подходил к концу первый акт балета. Саттер переключил внимание со сцены на ряд, где находился агент и мысленно просчитывал каждый шаг и каждое движение в заключительной части операции — обмена информацией. Он не имел права на ошибку, малейший промах грозил расшифровкой «Артиста» перед русской контрразведкой, а ему позорной высылкой из России.
Стих последний аккорд, публика взорвалась бурными аплодисментами. До моментальной явки с агентом оставалось всего несколько минут, и здесь Саттер почувствовал предательскую слабость в ногах, сказывались усталость и нервотрепка последних дней. Усилием воли он взял себя в руки и взглядом поискал тех, кто должен был прикрывать его и «Артиста». Дункан и сотрудники разведгруппы находились поблизости, их напряженные и сосредоточенные лица говорили о том, что им тоже приходится нелегко. Раскованно держался лишь Смит, он непринужденно играл свою роль — отвлекал на себя внимание русской контрразведки. И здесь в дело вступил сам генконсул. Сославшись на недомогание, Грин извинился перед Ванюкиным, директором театра и направился на выход, за ним двинулась свита. На этот маневр американской разведки среагировала «студенческая пара».
Вслед за Грином настал черед действовать Дункану и Брауну. Пит подмигнул Саттеру и направился в буфет. За ним тут же увязалась худосочная девица в очках, а на хвост Брауну сел качок. Он и Дункан растаскивали наружку по углам и расчищали Саттеру пространство для маневра. Он же с заинтересованным видом прохаживался перед экспозицией, посвященной Козловскому, и не упускал из вида «Артиста». Тот держался с завидным спокойствием, пил коньяк в буфете.
Отзвенели первый и второй звонки. Из буфета и с улицы в зал повалила публика. Саттер влился в общий поток и, не упуская из поля зрения наружку и «Артиста», продвигался вперед. Какой-то десяток метров и секунд отделял его от агента. Тот не суетился и сохранял хладнокровие. Под свод галереи он и Саттер вошли одновременно. И тут Дункан, возникший, словно из-под земли, уронил на пол бинокль и создал пробку. Этим тут же воспользовался Саттер, стремительно шагнул вперед и поравнялся с «Артистом». Их руки сошлись. На ладонь Саттера скользнула дискета, а он сбросил агенту капсулу с инструкциями, вмонтированную в зажигалку. В тот день операция по связи посольской резидентуры ЦРУ в Москве с агентом «Артист» завершилась успешно.
Посольская резидентура ЦРУ в Москве.
Резидентура ЦРУ в Москве осуществляет разведывательную деятельность с позиций посольства США, расположенного на Садовом кольце, в районе Новинского бульвара (в советский период улица Чайковского). Ее сотрудники действуют под дипломатическим прикрытием и занимают часть кабинетов на 7-м этаже.
«…Посольская резидентура ЦРУ — «station» («станция») в Москве задумывалась как основной исполнитель разведывательно-подрывной деятельности американских спецслужб на территории Советского Союза, ныне России. Она такой и стала в период многолетнего противоборства США и СССР, протянув щупальца гигантского разведывательного спрута к секретам нашей страны. В ее функциональные задачи входили: подготовка и проведение операций по связи с агентами, в том числе завербованными за рубежом, организация работы с «инициативниками», а также осуществление акций технической разведки, прежде всего по установке АУТР (автоматические устройства технической разведки) и их эксплуатации…
Посольская резидентура подчинена управлению Центральной Евразии. Так оно именуется ныне, а в период «холодной войны» носило название отдела СССР и Восточной Европы. Отдел (пожалуй, это наиболее популярное название) — один из шести географических отделов Оперативного директората, курирующего резидентуры и другие подразделения ЦРУ во вверенных им регионах…
Первым представителем Центрального разведывательного управления при посольстве США в Москве был Эдвард Смит, однофамилец тогдашнего американского посла Беделла Смита».
«Призраки с улицы Чайковского». Рэм Красильников.
Глава 7
Позади остались узкие улочки города Верхняя Салда. Слева, в свете фар тускло сверкнула и исчезла в ночи титановая стела. По обочинам, словно в почетном карауле, застыли укутанные серебристым февральским покрывалом стройные ели. Справа промелькнул пост ГАИ и сиротливо стоящие милицейские жигули. Сами милиционеры прятались от мороза в помещении. Старший референт генерального директора ООО «ЛиК» Борис Кормаков с облегчением вздохнул и прибавил скорость, нива резко рванула вперед.
— Боря, гони, да не зарывайся, не дрова везешь, а будущих миллионеров! — прикрикнул Барсуков.
Его распирало от тщеславия. Его, которого полгода назад «шестерки» местного салдинского «смотрящего» Томаза трясли как грушу, выбивая деньги в воровской «общак», с недавнего времени стали почтительно величать по имени и отчеству.
— Миллионеры? Это же надо? Скажу Клавке, так не поверит! — радостно взвизгнул Кормаков, но скорость все-таки снизил.
— Вот так-то лучше, — барственно произнес Барсуков.
— Миллионеры, с голой жопой, — буркнул с заднего сидения коммерческий директор ООО «ЛиК» Игорь Лебедев.
Бывший капитан, начальник полкового клуба, бросивший службу в разваливавшейся Советской армии, помыкавшись на гражданке, вынужден был пойти в услужение к бывшему прапору. Амбициозный Барсуков не забыл времена, когда «зеленый» лейтенант запросто мог его ровнять и строить. Он не оставил без внимания выпад Лебедева и решил поставить его на место.
— Не зарывайся, Игорь! — предупредил он. — И хватит ныть, надоело! На ВСМПО бубнил, шо титан не той марки грузят, шо дальше ворот не выпустят! Как видишь, выпустили и даже ручкой помахали! Теперь нам нечего бздеть, за мной теперь такие крутые стоят, шо Томазу и его шестеркам даже не снилось!
Лебедев промолчал. Зато Кормаков, кажется, готов был носить Барсукова на руках, витал в облаках и взахлеб пел ему дифирамбы.
— Ты голова, Леонид Петрович! Ты это, как его, гений! Я нутром чую, все будет на мази! 40 тонн титана! Это же какие бабки? С ума можно сойти!
— Борька, а другим местом ты ничего не чувствуешь? — приземлил его Лебедев.
— Ч-о?! Ну ты, Игорь, и тормоз!
— А ты, Борька, как был дятлом, так им…
— Да заткнитесь же! Тошно слушать! Борька, баранку держи, а то в кювет слетим! — потеряв терпение, рявкнул Барсуков.
Перепалка прекратилась. Кормаков, продолжая гундеть себе под нос, сосредоточился на дороге. Нива плавно катила по укатанному зимнику. Под колесами звонко поскрипывал свежий, искрящийся в ярком лунном свете снег. Через двадцать минут показался железнодорожный переезд станции «Ива», и Кормакову пришлось затормозить. Семафор пылал багровым цветом. Со стороны Верхней Салды донесся характерный стук колес, и ночной мрак прорезал луч света. Из-за поворота вынырнул маневровый тепловоз, тащивший за собой один единственный вагон. Прогромыхав на стрелке, он повернул на железнодорожную ветку, уходящую в сторону закрытого военного городка ракетчиков.
— О, все на мази! Катится родимый! — торжествовал Кормаков.
— Не кажи гоп, Боря, порадуемся, когда до нас докатится, — предостерег Лебедев.
Барсуков поморщился, но промолчал. Кормаков посмотрел на часы и отметил:
— Все идет по графику! — и поинтересовался: — Леонид Петрович, как, сначала на ужин, а потом в офис?
— Пожрать всегда успеем. Сначала в офис, будем ждать, когда вагон поставят под разгрузку, — распорядился Барсуков.
Стрелка перестала трещать, шлагбаум взметнулся вверх, и Кормаков тронул машину. Она скатилась под горку и остановилась перед глухими металлическими воротами КПП № 1 закрытого военного городка Свободный. Свободу его военных и гражданских жителей надежно оберегали несколько рядов колючей проволоки и часовые. Контролеры, прикормленные Барсуковым, поленились выйти на мороз, не стали проверять пропуска и открыли ворота. Кормаков объехал заграждения, свернул на дорогу, ведущую в сторону бывшего городка военных строителей, и нажал на газ. На бетонке, выскобленной лопатами батальона охраны, ниву затрясло, как в лихорадке. Промелькнули и остались позади сторожевые вышки, нахохлившиеся под снежными шапками вертолеты, дивизионный автопарк, впереди возник почерневший от непогоды и времени деревянный забор. За ним прятались офис ООО «ЛиК», магазин, прозванный в народе «Мутный глаз», и заброшенные складские ангары.
Горделиво называемое Барсуковым многопрофильное общество с ограниченной ответственностью «Леонид и Компания» по сути своей представляло контору «Рога и копыта». Под ее вывеской торговали водкой и всем тем, что плохо лежит. Создал его на закате перестройки бывший прапорщик Леонид Барсуков. Вместе с ним ООО «ЛиК» пережило не только крушение СССР, но и лихолетье начала 90-х годов. Своим живым примером Барсуков доказал, что бывшему советскому прапорщику, 15 лет убивавшемуся на дивизионном складе ГСМ, прошедшему огонь, воду и медные трубы бесчисленных ревизий и прокурорских проверок, все по плечу.
В декабре 1990 года, купив по дешевке несколько бараков и ремонтный цех у доживавшего последние месяцы военно-строительного отряда, Барсуков развернул на их месте пункт по скупке цветного металла и подпольный цех, где разливалась бормотуха. Продукция, с интригующим названием «Истина на дне», пользовалась бешенным спросом среди изнывавших от безделья бойцов — строителей и самовольщиков из ракетной дивизии. Конкуренты Барсукова умирали от зависти, но ничего не могли поделать, жаждавшие познать «истину» толпами валили к «Мутному глазу».