Резидент — Дэвид Ролф, как и его предшественник — Майкл Клайн, являлся кадровым сотрудником разведки. После окончания Кентуккийского университета, где занимался углубленным изучением русского языка, он добровольно поступил в армию. Службу проходил в армейской разведке, в Западном Берлине в качестве аналитика. По увольнении возвратился в Штаты и занялся юриспруденцией, но она его не прельстила. Ролфа тянуло в разведку, и в 1977 году он подал заявление в ЦРУ. Почти год его тщательно изучали. Он оказался чист, в порочащих связях замечен не был и по завершении проверки получил назначение в штат оперативных сотрудников.
Служба в разведке для Ролфа началась с интенсивной специальной подготовки. Он с рвением, достойным уважения, изучал сложнейшую науку агентурной работы, и по итогам учебы стал одним из лучших. С учетом этого и хорошего знания русского языка, его направили в самую боевую резидентуру ЦРУ — московскую. До 1982 года он работал, и работал эффективно, под крышей помощника атташе по вопросам обороны. Всемогущему КГБ так и не удалось зацепить Ролфа на шпионских делах. Он выходил сухим и чистым из самых грязных ситуаций и по праву заслужил у коллег репутацию счастливчика.
В Лэнгли заметили инициативного, перспективного агентуриста и направили на дальнейшую обкатку в сингапурскую, а потом токийскую резидентуры. Там Ролф также не затерялся, добытая им информация докладывалась высшему руководству ЦРУ. В коридорах Лэнгли его имя было на слуху, и новое назначение не заставило себя ждать. То, о чем мечтает каждый разведчик, для Ролфа стало реальностью. Спустя 14 лет со дня начала службы в разведке, в 1991 году он возвратился в Россию в качестве резидента ЦРУ на должность советника посла по региональным вопросам, служившую ему прикрытием. На этом новом и ответственном участке Ролф быстро преуспел. Очередная оперативная разработка Финкеля в качестве будущего перспективного агента посольской резидентуры в Москве пока не дала сбоев.
Ролф бросал нетерпеливые взгляды то на таймер, то на дверь и с нетерпением ждал доклада Саттера. Встреча с Финкелем затянулась более чем на два часа. Наконец за дверью послышались торопливые шаги. Она распахнулась, и на пороге возник Саттер. Его довольный вид говорил сам за себя. Ролф отложил в сторону шифровку Директора ЦРУ и не смог сдержать своих эмоций:
— Ну наконец вы закончили, Джон! Как прошла встреча?! Какие перспективы?
— Все о’кей, сэр! С Финкелем мы не ошиблись. У меня не осталось сомнений, он действительно имеет прямой доступ к важным секретам, — заверил Саттер и расплылся в улыбке.
— Поздравляю, Джон! Присаживайся!
— Спасибо.
— Как себя вел Финкель? Как пошел на установление контакта? — торопил Ролф.
Саттер присел за стол, положил перед собой досье на Финкеля и заговорил языком доклада:
— Сэр, на основании вашей санкции, мною 28 сентября…
— Джон, оставь эти формальности, — остановил Ролф и предложил: — Давай на словах и главное!
— О’кей. Если говорить об общем впечатлении, то он умен, хитер и ему палец в рот не клади.
— В его годы, да еще прожив 57 лет в СССР, другим и не будешь.
— К тому же, Моисей, — отметил Саттер.
— Для нас это хорошо, быстро не попадет под колпак русской контрразведки, — с улыбкой заметил Ролф и уточнил: — А почему он так рвется к нам, а не в Израиль?
— Видимо, хватило горького опыта сына. Выходит, что не всякому еврею земля обетованная — земной рай.
— Будем считать, что это так. И все-таки, есть ли в России что-то, что может его держать?
— Думаю, нет. Как говорят русские: она осточертела ему хуже горькой редьки. Он жаловался на нищету, подорванное здоровье и отсутствие всякой перспективы. Считает, что Россия вслед за СССР рухнет в пропасть.
— Спешит сбежать с тонущего корабля?
— Да, и занять не последнее место в шлюпке, плывущей к нам.
— О’кей, Орел хорошо делают свое дело, пусть и дальше продолжают в том же духе, — распорядился Ролф и вернулся к разговору о Финкеле. — Как наш будущий «Хэл Рубинштейн» реагирует на проблемы сына?
— Переживает.
— За него или себя?
— Скорее за себя. Старик далеко не дурак и прекрасно понимает, в свои 57 сын для него последняя опора.
— Ее надо выбить! — категорично отрезал Ролф и потребовал: — Поэтому, Джон, свяжись с коллегами в Бельгии и пусть они создадут проблемы сыну.
— О’кей, сегодня же сделаю, — заверил Саттер и продолжил доклад: — Что касается жены Финкеля, то она действительно больна и нуждается в серьезном лечении. Он показывал ее медицинский эпикриз. В нем…
— К дьяволу эпикриз! Америка не приют для убогих! — отмахнулся Ролф и подчеркнул. — Ее болезнь — для нас дополнительный рычаг, чтобы давить на Финкеля!
— Я это так и рассматриваю.
— А вообще, Джон, хватит о ней! Нас должен интересовать только Финкель! И даже не столько он, сколько его разведывательные возможности. Насколько они перспективны, не завышаем ли мы их?
— Думаю, нет. Я проанализировал то, что Финкель изложил в декабре 1990 года в анкете, направленной в нашу Службу иммиграции и натурализации.
— И что же он писал, там есть за что зацепиться?
— Одну минуту, Дэвид, разреши взглянуть? — прервал доклад Саттер и обратился к досье на Финкеля.
— Оставь, Джон, — остановил Ролф и предложил: — Давай на словах.
— О’кей. Насколько я помню, в анкете он указал основные направления научных изысканий, которыми занимается его лаборатория и смежные с ней, а также раскрыл ряд тем в области гидроакустики. Из них наиболее интересны результаты испытания технических систем в области снижения шумов работы гребных винтов.
— Так это же самое важное! И что, Финкель знает о них?
— Сдается мне, да. Я пытался вытащить из него эту информацию, но он ушел от ответа.
— Почему, боится?
— Не столько боится, сколько набивает себе цену.
— Он догадался, кого ты представляешь, и решил торговаться?
— Похоже что так.
— И какова же его цена?
— Не назвал, а выставил условия.
— Даже так?! Наглец! — возмутился Ролф.
Саттер только развел руками. Резидент, подавив вспышку гнева, уточнил:
— И что за условия?
— Организация выезда из России ему с женой и трудоустройство.
— Да кому она нужна эта старая развалина!
— Я с тобой согласен, Дэвид. Но ты же сам сказал, что старуха Финкеля для нас важная струна, и на ней можно играть не меньше года. Поэтому я пообещал ему решить ее вопрос.
— В общем-то, правильный ход, — согласился Ролф и предложил: — Надо и дальше давить на зарвавшегося старика его старухой и сыном, а там посмотрим.
— Да, это должно сработать, и он вывалит все, что знает.
— И чем раньше, тем лучше! Этот Моисей сорока лет не протянет, от жадности раньше времени подохнет.
— Вот потому я форсировал события и назначил ему встречу в Бельгии, подальше от глаз русской контрразведки.
— И как Финкель к этому отнесся?
— Защебетал как скворец весной.
— Надеюсь, от этого щебета будет польза.
— Будет! Я дал перечень вопросов, он их взял и обещал к нашей встрече в Бельгии найти ответы.
— О’кей, Джон, будем надеяться, что «Хэл Рубинштейн» сыграет блестящую партию в нашей партитуре. Готовь его вербовку!
— О’кей, сэр, — принял к исполнению Саттер и поднялся на выход.
— Задержись, Джон! — остановил его Ролф, опустил руку на пульт управления и нажал на клавишу.
На стене справа от него тускло замерцал экран, и через мгновение на нем проступила карта России, усеянная условными знаками и обозначениями, понятными только военным специалистам и разведчикам. Это была особой важности схема резидентуры ЦРУ, раскрывавшая устремления американской разведки к секретным российским военным и оборонным объектам. Ролф поиграл пальцами на клавишах, и на экране крупным планом возник регион Среднего Урала. Покрытый густой черной сетью дорог, изрезанный голубыми прожилками рек и усыпанный бледно-синими блюдцами многочисленных озер, он, буквально, пылал жаром от множества обозначений.
Саттер с неподдельным интересом наблюдал за Ролфом и тем, что происходило на экране. Резидент никак не комментировал происходящее и продолжал колдовать над пультом управления. Карта укрупнилась, и на ней появился ярко-оранжевый маркер. Он поплясал в районе Екатеринбурга и пополз вверх, на север, миновал Нижний Тагил, на мгновение остановился на знаке стратегической пусковой установки «Тополь» в месте дислокации российской ракетной базы и затем заметался между городами Верхней и Нижней Салдой.
Ролф бросил на Саттера многозначительный взгляд и снова обратился к пульту управления. На этот раз на экране на смену карте пришли снимки космической разведки. Несмотря на маскировку, опытный взгляд разведчика знакомого с ракетной тематикой, мог различить тонкую нить систем охраны, прорезавшую непроходимую тайгу, части циклопической металлической конструкции и огромный котлован. Саттер долго всматривался в снимок, терялся в догадках и обратил вопросительный взгляд на Ролфа. Тот не стал испытывать его терпение и пояснил:
— По непроверенным агентурным данным в районе городов Верхней и Нижней Салды находится секретный испытательный ракетный полигон русских. Это косвенно подтверждает АБН и космическая разведка. Кадры ты видел.
— Да, — подтвердил Саттер и признался: — Извини, Дэвид, мне трудно определить, что это. Я мало занимался ракетной тематикой, и было это почти 10 лет назад во время моей первой командировки в СССР.
— К счастью, СССР — этого монстра, уже нет. Но осталась Россия с ее ядерными зубами.
Саттер улыбнулся и спросил:
— Ты что, предлагаешь мне их выбить?
Ролф хмыкнул и в тон ему заметил:
— Будет достаточно, если ты установишь точное место, где они находятся, и добудешь секреты технологии их изготовления.
— И что это?
— Сердце ракеты — двигатель.
— Двигатель?! Неужели он и сегодня представляет такой секрет?
— И еще какой! Это не просто двигатель. Он позволит русским ракетам летать на гиперзвуковых скоростях.