– Не пойдет! Не по совести! – Гредзик даже ногой притопнул от возмущения.
– А предавать – по совести? – ввернул пан Стадзик.
– Заткнись! – Цвик развернулся к нему, замахнулся саблей.
– Только попробуй, – спокойно проговорил Тоадер. – Они мне живыми нужны. Пока живыми…
– Ух, хорошо, – выдохнул Юржик, – а то шея затекла.
– Заткнись! – снова выкрикнул Гредзик.
Командир рошиоров скривился, как от зубной боли:
– Ты б сам замолчал, а? Шуму-то, шуму… На жменю золота, а толку на медный грошик.
– Мазыл Тоадер!
– Скоро полста лет, как мазыл Тоадер. Заморил ты меня, пан Гредзик. Послушай теперь меня. Ты обещал нас к золоту королевскому привести?
– Да!
– Привел?
– Да! – вызывающе воскликнул пан Цвик.
Подошедшие поближе послушать беседу своего предводителя с пленниками рошиоры неодобрительно зашумели.
– А где оно? – нахмурился Тоадер. – Где мы еще не искали, а братья-мазылы? Во-он под тем кустиком искали?
– Искали! – с готовностью откликнулся невысокий угорец с тяжелым раздваивающимся подбородком.
– А под тем плетнем?
– И там искали! – звонко выкрикнул совсем молодой парнишка – едва-едва бриться начал. Не иначе, отпрыск знатного и богатого рода, если в таком возрасте в гвардии оказался.
– Довольно куражиться! – заорал Гредзик.
– Кто над кем куражится? – пожал плечами Тоадер. – Золото где?
– Не знаю… – виновато понурился пан Цвик.
– Так что ж это выходит, а, братья-мазылы? Коль золота нет, значит, договор не выполнен. Так?
– Точно! – с видимым удовольствием подтвердил парнишка-рошиор.
– Значит, можешь гулять пан Гредзик. Как там ваш любимый танец зовется? Таращанка? Вот гуляй таращанкой.
– Как так?!
– Молча.
– Всегда говорил – никто предателей не любит, – вполголоса вставил пан Юржик. – Терпят, пользуются, а любить… Нет у людей к этому племени любви, да и быть не может.
Гредзик побледнел, зыркнул в его сторону, но сдержался. Разговор с рошиором был важнее.
– Мазыл Тоадер! Сдается мне, кто-то тут жульничает. Я с боярином Рыгорашем за десятую часть сговаривался…
– Ну, так бери свою десятую часть и скачи, пока с коня не ссадили.
– Где ж я ее возьму!!!
– То-то и оно. Нет казны, нет и десятой части.
– Мазыл Тоадер, их пытать нужно! Они спрятали казну. Знаешь, какие зловредные? И этот, жердина с ногами, и этот, с носом облупленным, и сопляк-студиозус…
– Надо, значит, будем пытать, – не стал возражать командир рошиоров. – Только тут мои мазылы и без твоей помощи справятся.
– Мазыл Тоадер!
– Хватит! – Сталь зазвенела в голосе угорца. – Мы с братьями-мазылами эту десятую часть лучше по шинкам пропьем! За здоровье короля Настасэ Благословенного. Ну, тебе, так и быть, кинем малую толику на убожество твое.
Гредзик задохнулся от возмущения. Так и не смог ничего сказать. Махнул рукой.
– Правильно, пан Гредзик, – уголком рта усмехнулся Тоадер. – Лучше молчи. Глядишь, и отломится малость золотишка.
Цвик все так же молча кивнул. Вздохнул и отошел.
Командир рошиоров на шаг приблизился к лужичанам.
– Так где же золото, панове?
– Нехорошо поступаешь, мазыл Тоадер, – проговорил пан Юржик. – Словно разбойник с большой дороги… Господь тебя накажет.
Рошиор помолчал. Поиграл пальцами на эфесе сабли. Потом заговорил, тяжело роняя слова:
– Вы храбрые люди. Достойные шляхтичи. Только поэтому я с вами говорю после такого оскорбления. Господь накажет? Быть может. А тебя… как бишь тебя кличут?
– Пан Юржик Бутля.
– Вот-вот… Тебя, пан Бутля, не накажет Господь? Вы ведь тоже это золото украли. Или ты можешь доказать судье права на казну Прилужанского королевства?
– Мы не крали! – вскинул голову пан Клямка.
– А чем докажешь? – жестко осведомился Тоадер.
Пан Стадзик молчал, хватая ртом воздух.
– Правильно. Нет у тебя доказательств. А значит, и прав нет.
– Выходит, грабь награбленное? – криво усмехнулся Юржик, дернул щекой. – Интересная песня получается. Не всякому шпильману по зубам.
– А как ни назови.
– Да, силен ты, мазыл Тоадер, в спорах. Словно и не воин, а законник.
– Одно другому не помеха, – пожал плечами угорец. – Я тебе вот что скажу, пан Юржик. Подскарбий ваш новый, Зьмитрок…
– Он не наш подскарбий! – перебил его пан Стадзик.
– Ну, положим, пока князь Януш об отделении во всеуслышанье не объявил, ваш. И к бабке-характернице не ходи. Так вот. Не знаю я, на что Зьмитрок захочет казну лужичанскую потратить, если к рукам ее приберет…
– Не приберет! – опять выкрикнул пан Клямка.
– Не перебивай, – едва ли не устало попросил мазыл Тоадер. – А то рот зашить велю.
– Не зашьешь!
– Пан Стадзик, – зашипел Бутля. – Господом прошу!
– Думаешь, кишка тонка у рошиоров? – недобро нахмурился Тоадер. – Хочешь проверить?
Стадзик упрямо задрал подбородок, но замолчал и молча покачал головой. Нет, мол, не хочу.
– То-то же. Так вот. На что Зьмитрок Грозинецкий казну потратит, я не знаю. Может, жупанов новых накроит, кунтушей из шелков заморских. Может, коней табунами завозить из Султаната начнет. Насчет Януша я тоже не уверен. Он-то, скорее всего, на войско истратит, да к чему это приведет? К междоусобице? Вам сильно того хочется?
– Нас выговские очень сильно оскорбили, – хмуро проговорил пан Бутля. – Настоящий шляхтич такое лишь кровью смывает.
– А вы их не оскорбили? Жигомонта, великого гетмана отравили… Юстына пробовали.
– Юстына?! – вскинулся молчавший до того Ендрек. – Пускай в Сенате у колдуна Зьмитрокова, Мрыжека, спросят, как было дело и кто кого травил!
– А студиозусам слова никто не давал! – сказал как отрезал рошиор. – Я за что купил, за то продаю. На всех перекрестках, во всех застянках, в каждом городке объявлено – отравлен Юстын, король наш милостью Господней, по злоумышленному наущению уховецкого князя Януша Дробки и великого гетмана Малых Прилужан Автуха Хмары.
– Не прав…
– Молчать!!! Не с тобой говорю. Плетей захотел? – придавив взглядом понурившегося Ендрека, угорец продолжал как ни в чем не бывало. – Да только здорово я сомневаюсь, пан Юржик, что князю Янушу это золотишко достанется.
– Это еще отчего?
– Да все от того. Если бы преподобный Богумил да пан Зджислав Куфар намеревались бы в Малые Прилужаны казне доставить, с чего бы им вас по южной дороге направлять?
– По северной нельзя, – твердо отвечал пан Бутля. – Первым делом искать станут.
– Может быть, может быть… А на восток – в Бехи? А после – по морю в Заливанщин, а там и до Уховецка рукой подать. Молчишь?
– А что говорить?
– Правильно, что молчишь. Значит, засомневался.
– Да?
– А то нет? Я вот еще что скажу. Боярин Рыгораш пятнадцать лет как посланником в Выгове. Против Януша он не попер бы. Не приведи Господь такого врага. Растопчет и не заметит. А Зджислав? Тьфу, ничтожная душонка. Привык у казны греться да чужими руками жар загребать.
– А теперь Рыгораш, выходит, погреться решил?
Тоадер побледнел, на краткий миг сжал рукоять сабли. Отпустил. Выдохнул.
– Рыгораш не за себя, за все Угорское королевство радеет. Нам деньги нужны. В Отпорных горах снова великаны-людоеды расплодились. Скоро двести лет, как воевода Лупул проклятым людоедам огнем и мечом растолковал, кто на земле нашей хозяин… Да не о том речь.
– Я что-то не вразумею, мазыл Тоадер, ты меня уговариваешь, никак? – задумчиво проговорил Бутля.
– Уговариваю, пан Юржик, уговариваю. Пока что добром. И советую соглашаться на мои уговоры, пока не поздно.
– А то?
– А то – вон костер разведен. Правду дознавать мои братья-мазылы умеют. Только после пыток я никого из вас живым уже не выпущу. Знаю я вас, малолужичан. Не нужны мне такие враги.
Тоадер умолк.
Юржик тоже молчал. Не отвечал ни да, ни нет.
Ендрек разглядывал нескольких рошиоров, стоявших за спиной командира. И мальчишка-гвардеец, и крепыш с двойным подбородком смотрели на них без злобы. Улыбчивые открытые лица. Такие же парни, только родившиеся за много верст от Выгова, в далеком Угорье, зажатом между отрогами Отпорных гор и быстрой в верховьях Стрыпой. Просто не верилось, что эти люди по приказу мазыла Тоадера могут их мучить, пытать или даже убить.
– Ну и что ты решил? – прервал томительную тишину рошиор.
– А что мне решать? – горько усмехнулся пан Юржик. – Ну, не знаю я, где сейчас телега! Не знаю! Хоть на куски меня руби!
– Это можно, – согласился Тоадер.
– Да что с ним разговаривать! – возмутился Стадзик. – Развяжи меня, мазыл, да саблю в руки дай, а там поглядим!
– А может, еще коня? – без тени насмешки поинтересовался угорец, но рошиоры за его спиной захохотали.
– Трус! – Пан Клямка попытался вскочить.
Если бы это удалось, он бы кинулся грызть врага зубами, но паренек-рошиор подскочил и толчком ноги опрокинул его навзничь.
– Вот это ваше последнее слово? – невозмутимо проговорил Тоадер.
– Ну, не знаем мы, где телега! – первый раз повысил голос пан Бутля. – Не знаем! Как мне тебе доказать?
Угорец махнул рукой:
– Бесполезно… Я знал, что малолужичане упрямы, как ослы, но чтобы так…
– А я говорил… – вывернулся сбоку Гредзик. – Предупреждал!
Тоадер вздохнул, не обращая на него внимания:
– Митрян, Козма!
– Да, мазыл Тоадер!
Митряном оказался крепыш с раздвоенным подбородком.
Козма был худ и седоус. Он подошел неспешным шагом со стороны костра.
– Начнем, мазыл Тоадер?
– Начнем, пожалуй. – Он с сожалением оглядел лужичан. Ткнул пальцем в неподвижного Хмыза. – Раненый не нужен. Дорезать.
Козма беспрекословно шагнул вперед, доставая из-за пояса нож.
– Эй! Вы что? – возмутился Ендрек. – Не надо!!!
Он попытался закрыть собою старого гусара, но рошиор оттолкнул его и, похоже, даже не заметил.
– Не надо… – осознавая собственное бессилие, заскулил медикус. На его глазах выступили слезы. Происходившее вокруг казалось ожившим кошмаром. Хорошо бы ущипнуть себя и проснуться. Лучше всего дома. Но можно и в Руттердахе, в сдающихся внаем комнатах желчной и въедливой старухи, госпожи Зеббер. На самый худой конец – в лесу, около телеги с казной, чтоб Даник с Самосей шутили, как обычно, и вяло переругивались, чтоб пан Войцек Шпара хмурился и кусал длинный черный ус, чтоб Хмыз незлобливо подначивал за неумение возиться с лошадьми, чтоб…