Она стояла в проеме, сжимая дверную ручку настолько сильно, что сквозь кожу были видны побелевшие костяшки. Она не двигалась, пока я не подошел ближе и не увидел то, что открылось ее взгляду.
Моя кожа покрылась мурашками, а волосы встали дыбом. Я, словно онемевший, не мог двинуться и что-либо прокричать.
Внезапно я получил неслабый толчок в спину. Клемент сбил меня с ног и, перешагнув две ступеньки, приблизился к ней, опускаясь на колени.
– Да не стойте вы, возьми мой телефон и позвони! – Клем наехал на меня, беря Леа за обескровленное изрезанное запястье.
Я сорвался с места и добежал до прихожей, где на небольшом столе лежал телефон друга. Быстро набрал номер и, заикаясь, вызвал «скорую». Никогда в жизни мне не приходилось звонить в больницу.
Никогда не приходилось видеть мертвого (или полумертвого) человека.
Я даже не мог до конца осознать происходящее. Мне было страшно спускаться обратно в подвал и смотреть на это. И за такое состояние мне было невероятно стыдно. Хотелось бежать отсюда и не вспоминать то, что увидел.
Но сбежать я не мог. Поэтому все, что мне оставалось делать, – сидеть на полу в прихожей и ждать, когда приедет «скорая».
– Она вся порезана, – услышал я Бэйл позади себя. – Вероятно, она беспрерывно била себя ножом. – Голос ее слегка дрожал.
Я лишь посмотрел на нее и в ужасе закрыл лицо ладонями. Девушка опустилась рядом со мной и больше ни слова не сказала.
Не знаю, сколько времени прошло, пока «скорая» ехала.
Я не помню тех мгновений, когда они вошли в дом, когда вытащили Леа.
«Они нацепляли на нее всякие провода, маску, забинтовали руки и ноги», – говорила потом Бэйл, когда мы сидели в коридоре больницы.
Там было холодно.
Запах медикаментов.
Суета.
Пустым взглядом прожигаю пластиковый стаканчик, что наполняется мерзким кофе из автомата в приемной.
Когда последняя капля падает в стакан, я натягиваю на ладони рукава тонкой куртки, чтобы не обжечь кончики пальцев.
Присаживаюсь рядом со своей девушкой, вручаю ей один из стаканчиков.
Тяжело вздыхаю, делаю глоток.
Вкус дешевого кофе заполняет пустоту внутри меня, обжигая при этом губы и оставляя неприятное горькое послевкусие.
Я выбрасываю стаканчик в урну, стоящую рядом со стулом, и перевожу взгляд на Бэйл.
Она выглядит серьезной и взволнованной. Ей хочется домой.
Мне тоже.
– Пойду найду Клемента, хорошо? – говорю я.
В ответ она лишь кивает.
Подхожу к медсестре, чтобы узнать, в каком отделении находится Леа.
– Молодой человек, в реанимацию никого не пускают, вы же понимаете это? – тут же предупреждает немолодая худощавая женщина.
– Да, просто хотел уточнить, – равнодушно отвечаю я и направляюсь в сторону реанимационного коридора.
Пронзительный свет ламп начинает сводить с ума. Больничное освещение – одна из вещей, которые я ненавижу больше всего на свете. Оно болезненно отвратительное.
Клемент сидит на полу пустого коридора, по-мальчишески прижав колени к груди. Мне плохо видно его лицо из-за отросшей косой челки и капюшона кофты.
Я подхожу ближе и без лишних слов присаживаюсь напротив него, оставляя между нами пространство в ширину этого коридора.
Несколько минут просто рассматриваю его лицо. Еще более исхудавшее, бледное, с темнеющими кругами под глазами. В его взгляде нет печали. Нет волнения или же злости. Страха тоже нет. Но сказать, что его взгляд пуст, я не могу.
Я просто не знаю, что он чувствует в данный момент.
Никогда этого не пойму.
В какой-то момент тишина становится невыносимой. И я решаю надломить ее.
– Как ты думаешь, что будет? – спрашиваю, чувствуя неловкость.
Клем поднимает свои темные глаза на меня, а затем просто пожимает плечами.
Я вновь замолкаю, не зная, что сказать. Мне совсем не хочется узнавать подробности того, что именно произошло с Леа.
Ее изрезанное кухонным ножом тело. Изорванная одежда. Пятна алой, чернеющей крови на полу подвала.
– Я видел сообщения в ее телефоне. Они довели ее своими угрозами, – вдруг говорит Клемент. Голос его напоминает скорее хрипловатый полушепот.
– Неужели эти люди настолько одержимы идеей убийства как таковой? – непонимающе спросил я.
Клемент мрачно усмехается в ответ на мои слова.
Больше в этот вечер мы не разговаривали.
Я сидела на больничной кровати, фломастерами рисуя на бинтах цветы и бабочек.
Мои руки, живот и ноги были укутаны медицинской тканью.
Я полумумия.
Несмотря на кучу антибиотиков и обезболивающих, мое тело все еще болело, а скука от одиночества пожирала сознание.
Дорисовав последний стебель цветка, я положила зеленый фломастер на тумбочку рядом с кроватью, где стоял стакан холодной воды, лежали таблетки и телефон.
Откинувшись на жесткую подушку, взглянула в большое окно, сквозь которое пробивался дневной свет.
Интересно, в каком районе я сейчас нахожусь?
Мне лень встать с кровати и посмотреть. Ведь от этого мало что изменится. Веселее не станет.
От размышлений меня отвлек скрип двери.
– Клемент? – откашлявшись, зову я.
– Нет, – в пространство вокруг меня врывается незнакомый голос. Или знакомый?
Нахмурившись, я поворачиваюсь в сторону двери, чтобы увидеть незваного гостя. Будь на нем медицинская форма, я бы и слова ему не сказала. Но одет он был несколько иначе. Это далеко не доктор.
– Кто ты? – спрашиваю я, смотря на смуглого кудрявого шатена с зелеными глазами. Его образ отдаленно напоминает мне о Нико. В то же время я понимаю: между ними нет ничего общего.
– После всего, что случилось с тобой, ты, наверное, меня совсем не помнишь. – Грустная улыбка. Голос у него приятный, добрый. Глаза буквально светятся. Он очень необычный.
Словно гость в этом мире.
– Как тебя зовут? Мы учились вместе? Может быть, жили по соседству? – спрашиваю я, пытаясь воссоздать его образ в своих воспоминаниях. Внезапно в голову приходит еще одно, не самое приятное предположение. Оно заставляет мое сердце биться быстрее. – Мы играли в карты? – придерживаясь за голову, озвучиваю последний вариант.
Но он лишь ухмыляется в ответ. Даже усмешка у него теплая, приятная.
– Леа, думаю, нужно прогуляться. Тебе необходим свежий воздух, видимо, медикаменты совсем затуманили твой разум. Пойдем, – говорит он, и в его взгляде сквозит беспокойство.
Он волнуется за меня. А значит, это близкий человек.
Неужели у меня амнезия?
– Не могу ходить. На ногах слишком глубокие раны, мне будет больно, – вздохнув, говорю я.
– Я помогу тебе, – улыбнулся он, подойдя ближе. – Залезай ко мне на спину.
Его слова заставили меня слабо рассмеяться. Он и правда будет катать меня на себе? Звучит забавно.
Я осторожно встаю с кровати и цепляюсь за его плечи в тот момент, когда он подхватывает меня за ноги, словно я ничего не вешу. И мне совсем не больно, если учесть тот факт, что я порезала себе все тело. Его руки словно воздух. Я их чувствую, но не могу ощутить хватку.
Я крепче обвиваю забинтованными руками его шею, и мы выходим из палаты.
Больничный коридор абсолютно пустой. В нем нет ни медсестер, ни пациентов, ни уборщиц, ни посетителей. В голове всплывают новые мысли.
– Где Клемент? Это ведь он меня нашел? Или его мать? Мне ужасно стыдно за то, что я сделала это именно в его доме. Я должна поговорить с ним. Я же не хотела никого пугать, – без остановки щебечу я.
– С Клементом все хорошо, – спокойно отвечает парень.
Когда мы выходим из больницы, то я невольно хмурюсь. Вокруг нас природа. Это не Квебек. Точнее, это не населенный пункт.
А ведь из окна я слышала шум оживленной трассы.
Но больница, находящаяся на краю города, даже лучше. Здесь так спокойно. Деревья, розовые кусты. Я даже слышу журчание реки.
Все это расслабляет. Будто заново рождаюсь.
Кем бы этот парень ни был, в одном он точно прав – мне и правда нужен свежий воздух. Он помогает от боли в теле лучше, чем все те таблетки, которыми меня пичкают в больнице.
– Как ты? – спрашивает он.
– Мне намного лучше.
Еще несколько минут мы гуляем молча.
– Я так и не могу тебя вспомнить, – говорю я, когда мы выходим из парка к полю, на горизонте которого видны горы Квебека.
– Все пройдет, – отвечает он, помогая мне слезть.
Я удобно усаживаюсь на траву и жестом приглашаю его сесть рядом.
Несомненно, мне нужно поближе разглядеть его лицо, чтобы вспомнить. Может, это родственник по линии моей матери?
Он присаживается рядом со мной. Выглядит задумчивым.
Прогулка постепенно превратилась в пикник без еды.
Я смотрю на горизонт. Нас окружают линии электропередачи.
Помню, как в детстве Клемент запугивал меня, цепляясь за первый уровень опоры. Я каждый раз закрывала глаза, думая, что его сейчас убьет током, а он лишь смеялся и спрыгивал обратно на землю.
Когда вновь поворачиваюсь к своему собеседнику, то вижу, что взгляд его устремлен куда-то вверх.
Пытаясь проследить за ним, поворачиваюсь и, к своему удивлению, вижу двух детей, что карабкаются по опоре линии электропередачи. Уровень за уровнем, все выше и выше.
Их двое. Мальчик и девочка.
– Они же сорвутся… – говорю я, чувствуя, как страх медленно начинает накрывать меня.
Но когда мне удается разглядеть их лица, то не могу поверить своим глазам.
А в тот момент, когда хочу закричать, происходит электрический разряд.
– Леа! Проснись! – услышала я знакомый голос и открыла глаза.
Мама. Она сидела на стуле рядом с кроватью.
Тело пронзила ужасная боль, голова раскалывалась, бинты слишком сильно сдавливали тело, не давая нормально двигаться. Вокруг меня было полно каких-то трубок и проводов, капельница.
Осознание того, что я нахожусь в больнице, пришло не сразу.
В голове начали всплывать воспоминания. Последнее, что прочно осело у меня в памяти, – это боль. Как душевная, так и физическая. Полнейшее отчаянье. Помню лишь то, как, прочитав очередные сообщения, бу