0:53
Эмма в трансе. Не будь я рядом с ней весь вечер, поклялась бы, что она что-то приняла (и не ромашку). Посреди танцпола, теперь переполненного, она танцует без остановки уже больше часа. Движения ее размашисты и на удивление плавны, как будто она заново приручает свое тело. Лично меня сердце вынуждает делать регулярные паузы и дает понять, что, если я буду его слишком нагружать, оно может воспользоваться своим правом на забастовку.
Какой-то тип подваливает ко мне, пока я пропускаю стаканчик, сидя на краешке кресла:
– Привет. Можно с тобой присесть?
Я отмечаю деликатность подхода, но не могу, не нарушая приличий, допустить, чтобы меня клеил мальчишка.
– Очень мило, но я иду танцевать, – отвечаю я.
– Можем потанцевать вместе?
– Как тебя зовут?
– Лео.
– Лео, я тронута твоим интересом ко мне. Но я не встречаюсь с парнями, у которых молоко на губах не обсохло.
Он смеется, хлопает меня по руке и удаляется. Диджей ставит новую песню, Эмма по-прежнему танцует, закрыв глаза, полностью отдавшись музыке, не обращая внимания ни на что вокруг. Когда луч света падает на ее лицо, я вижу улыбку. Отставив стакан, я присоединяюсь к ней.
– Как ты? – кричу я ей в ухо.
Она широко раскрывает глаза, удивленная, что я рядом.
– О, Агата, это была чудесная мысль, мне стало так хорошо!
– А тебе было плохо?
Она на секунду останавливается, смотрит на меня с нежностью и берет за руку.
– Потанцуй со мной, Гагата. Сегодня давай забудем обо всем.
Что-то в ее голосе, в ее тоне не оставляет мне выбора. И я танцую. Я не закрываю глаз, смотрю на нее, и волнение душит меня. Как будто под оглушительную музыку, в ослепительном свете, после того как три дня мы ныли друг дружке и кружили вокруг да около, я вижу ее по-настоящему. В этом самозабвении вот она – истинная Эмма. Прошло пять лет. Сегодня ночью я вновь обрела свою старшую сестру.
Классная руководительница вызвала меня после уроков. Я жду, что она прикопается к моему отсутствию на прошлой неделе, но нет, она хочет меня поздравить. «В последние две недели все учителя отмечают перемены в твоем поведении. Ты работаешь на уроках, проявляешь интерес к учебе, и это сказывается на оценках. Месье Лост сказал мне, что ты получила 18[9] по математике, это повысит твой средний балл».
Я прихожу домой первая, Эмма еще на работе, а мама на лечении. Она говорит, что этот раз будет последним. Впрочем, я решила перестать надеяться. Надежда кончается разочарованием. И все-таки в самой глубине души я немножко ей верю. Она возвращается завтра, мне не терпится ее увидеть, хотя без нее спокойнее. Я делаю уборку в квартире, прохожусь пылесосом и уж заодно мою окна. Она будет довольна.
С недавних пор я в суперской форме. Кажется, свершилось, подростковый возраст закончился! Или дело в том, что я встречаюсь с Камелем. Я никогда не была так влюблена, просто вау, мне все время хочется быть с ним. Он живет далеко, надо ехать на автобусе с двумя пересадками, но это того стоит. Он подарил мне диск «Мулен Руж», который я без конца слушаю и думаю о нем. Я уверена, что это мужчина моей жизни.
Я хожу болеть за него каждую субботу на матчи по регби, а потом мы играем третий тайм с участниками команды и их девушками. Все обожают меня, я затеваю игры, развлекаю народ, и всем весело. Мы часто заканчиваем вечер в клубе, и я танцую часами без передышки до закрытия, будь моя воля – танцевала бы еще. Я всегда ухожу последней, и вышибалы уже зовут меня по имени.
Поджидая Эмму, я включаю телевизор – канал с музыкальными клипами, – беру пачку печенья, сыр, чипсы, стакан колы и усаживаюсь в гостиной поработать над моим проектом. Я вкалываю уже три недели целыми днями, прихватывая часть ночи. Пока меня не вырубит, короче. Я рисую силуэты, платья, брюки, блузки, туфли, сапожки. Идея пришла, когда я увидела по телевизору Жан-Поля Готье. Он такой симпатяга! Когда закончу, пошлю ему рисунки, уверена, что он позовет меня в свою фирму. Не знаю, как мне раньше в голову не пришло, очевидно же, что я создана для этого.
В шесть возвращается Эмма. По всей гостиной разбросаны мои листки. Закатив глаза, она идет прямиком в душ. Я знаю, что она думает, но она неправа. Она говорит, что Жан-Поль Готье плевать хотел на мои рисунки и он их даже не увидит. Говорит, это для моего же блага, потому что нельзя замахиваться слишком высоко, иначе мечты потеснят подлинную жизнь. Говорит, что не хочет, чтобы я разочаровалась. Она завидует. Я не разочаруюсь, я уверена, что права. Жан-Поль Готье западет на мои рисунки, будет умолять меня работать с ним, я уеду жить в Париж с Камелем, а мама, Мима и Эмма будут гордиться мной.
Я ушла с работы. Моя начальница настаивала, чтобы я взяла отпуск в сентябре, но это означало бы потерять лето у Мимы. В прошлом году у меня было только две недели отпуска, тяжко, но все же лучше, чем ничего. Весь год я считаю дни, отделяющие меня от встречи с бабушкой, немыслимо ждать сентября, чтобы поехать к ней.
Мама отнеслась к моему увольнению хуже некуда, пригрозила вышвырнуть на улицу, если я не смогу вносить свою часть квартплаты. Я пообещала, что найду другую работу, но мечтаю я об одном – съехать. Я больше не могу выносить ее приступы ярости. На меня она давно не поднимала руку, похоже, переход в категорию взрослых дает мне какой-никакой иммунитет, но с Агатой она не стесняется. Всю жизнь я ее боялась, находила ей оправдания, но теперь чувствую, что гнев пересиливает. Не знаю, сколько еще смогу продержаться. Невыносимо зависеть от ее настроений, со страхом ждать ее возвращения каждый день, следить за тем, что говоришь, как говоришь, как на нее смотришь, как ходишь.
– Хочешь кусочек торта? – спрашивает меня Мима.
Вся семья сидит за столом под липой, мы празднуем день рождения дяди Жан-Ива. Мима протягивает мне кусок тирамису, она знает, что я не смогу устоять.
– Агате тоже надо бы, – замечает тетя Женевьева.
– Я же сказала, что не хочу! – возмущается сестра.
– Не надо говорить таким тоном, мы хотим тебе только хорошего. Ты тощая, как зубочистка, и ничего не ешь.
Агата закатывает глаза. Я накрываю ее руку своей, давая понять, что я с ней, хотя и меня начинает утомлять ее характер. Начало каникул было идеальным, но вот уже несколько дней она со всеми невыносима.
– Ну же, милая, – вмешивается Мима. – Маленький кусочек, и мы от тебя отстанем.
Агата вскакивает.
– Да пошли вы все, отвалите от меня!
– А ну-ка повтори! – ревет дядя, тоже вставая.
– Думаешь, напугал? – ухмыляется Агата. – Я сказала: «Да пошли вы все!» Я никого не достаю, сижу тихо, а вы постоянно ко мне цепляетесь. Я сыта по горло! Отвяньте от меня, мать вашу!
Она убегает, хлопнув калиткой. За столом повисает молчание. В первые несколько секунд все ошеломлены.
– Я всегда знал, что с этой девчонкой будет трудно, – говорит наконец Жан-Ив, садясь.
– Жизнь у нее нелегкая, – вступается Мима.
– Мама, прекрати ее оправдывать! Это медвежья услуга. В нашей семье так себя не ведут, и нечего начинать.
– Она напоминает мне свою мать, – вставляет Женевьева.
Потом косится на меня и говорит:
– К счастью, ты не такая, как они.
Я опускаю голову, мне стыдно. Стыдно, что не защитила сестру, не объяснила им, какое она чудо, когда узнаешь ее по-настоящему. Что я не знаю никого более благородного, сердечного и отзывчивого, чем она. Что иногда ее заносит, и она не понимает, как жить. Стыдно, что не заорала им, что у нее нет ничего общего с нашей матерью, что она никогда в жизни никого не обидела и единственный человек, которому она делает больно, – она сама. А больше всего стыдно потому, что в глубине души я начинаю думать, как они.
3:14
Обжигающе горячая вода течет мне на затылок. Я окоченела, никак не могу согреться. А между тем в середине ночи термометр Мимы еще показывает +28 ℃.
Агата спит. Я думала, она не сможет уснуть. Завести серьезный разговор в два часа ночи было не слишком гениальной идеей.
Из клуба она уходила уже в раздражении. В гардеробе мы встретили ее приятеля, и, едва сестра нас познакомила, он сообщил, что у ее бывшего, Матье, есть девушка. На обратном пути Агата не могла слезть с этой темы. «Вот мерзавец, времени не терял. Уверена, что он уже был с ней, потому меня и бросил, но он же трус, он предпочел переложить вину на меня. Надеюсь, ему с ней жизнь медом не покажется». Ведя машину, я попыталась снять напряжение:
– Может, твой приятель ошибся.
– Ничего подобного, он назвал мне имя этой девахи, и я не удивлена. Не знаю другой такой горячей штучки. Чтобы отогреть ветровое стекло, ей достаточно прислонить к нему свою задницу.
– Успокойся, Агата, ты себе же делаешь больно.
– Я просто говорю правду. Я не сужу, каждый живет как хочет, но это факт: через эту девку прошел полк мужиков.
– Значит, это был не твой человек. Знаешь, как говорят, одного потеряешь – десять найдешь.
Едва эти слова слетели с моих губ, я сама удивилась, что их произнесла. Я мало знаю поговорок глупее этой. Но я и представить не могла, что она приведет Агату в такую ярость. Сестра сорвалась на крик, почти визжала:
– Серьезно, Эмма? Это все, что ты можешь сказать? Ты правда считаешь, что люди взаимозаменяемы? Ты правда думаешь, что с десятью мужиками я забуду того, кого люблю? Даже не знаю, почему это меня удивляет, логично же, что ты так думаешь.