– Ладно, тогда забудем твоих дядю и тетю. Поезжай на какое-то время туда в отпуск, если хочешь. Или предложи ей приехать сюда. Но мы не можем все бросить, уехать и жить с ней. Ты понимаешь?
Я киваю. Я знаю, что он прав.
Включаю компьютер и продолжаю смотреть квартиры в Англете.
13:23
Эмма паркуется на стоянке у порта. Я думала, мы ни за что не приедем вовремя, никогда не видела, чтобы кто-то так медленно вел. Я на луноходе быстрее бы добралась. Она по-прежнему не знает, для чего мы здесь, хотя всю дорогу засыпала меня вопросами, но сюрприз скоро будет раскрыт.
– Мы поплывем на яхте? – спрашивает Эмма, когда мы ступаем на понтон.
– Какая проницательность!
Она хлопает в ладоши от радости. А когда узнает цель этой морской прогулки, не исключено, что сделает сальто.
Жюли и Амели ждут нас на яхте. Эмма встречалась с ними не раз, но не знает, чем они занимаются. Они быстро объясняют.
Жюли и Амели – биологи. Часть их работы состоит в изучении китообразных, живущих в Капбретонской впадине.
– Это каньон глубиной больше четырех тысяч метров, – говорит Жюли моей сестре. – Уникальность его в том, что он начинается всего в нескольких сотнях метров от берега.
– В нем представлено большое разнообразие видов, в том числе много китообразных, – продолжает Амели. – Наша задача – изучать их, чтобы лучше понимать, и призывать людей их защищать. Агата говорила, ты увлекаешься дельфинами?
У Эммы блестят глаза:
– О да! У меня в комнате долго висел постер «Голубой бездны», и я мечтала увидеть их вблизи, поплавать с ними. Я даже написала в журнал «Микки Маус» вопрос, где и на кого надо учиться, чтобы работать с дельфинами, но ответа так и не получила.
Разочарование явно с годами не прошло, Эмма хмурит брови, вспоминая давнюю обиду.
– Я всегда знала, что Микки мошенник, – говорю я.
– Мы не будем плавать с ними, чтобы не напугать, но попытаемся их увидеть, – оглашает программу Жюли.
– Правда? – спрашивает Эмма, глядя на меня.
– Нет, это шутка, мы будем ходить по водам, как Иисус. Ты готова?
Она посмеивается.
– Я так счастлива, Гагата! Надеюсь, мы увидим много дельфинов!
14:07
Эмма больше не выглядит счастливой. Во всяком случае так кажется, но, может статься, блевать, свесившись за борт, – тоже своего рода счастье.
Яхта останавливается. Жюли надевает наушники и погружает в воду провод, к концу которого прикреплен микрофон и что-то вроде параболической антенны.
– Она пытается их засечь, – объясняет Амели. – В разгар лета это сложнее, курортники засоряют эфир. Но дельфинов все-таки можно услышать.
Через некоторое время Жюли качает головой:
– Пойдем посмотрим подальше.
17:34
Мы их до сих пор не встретили, но есть и хорошая новость: Эмма перестала кормить рыб. Жюли погружала гидрофон в разных местах, на разную глубину, но все безуспешно.
Эмма садится рядом со мной.
– Я тронута твоим сюрпризом.
– О, мне просто хотелось посмотреть, как ты блюешь.
Она кладет голову мне на плечо.
– Если тебе так хочется, могу это сделать на тебя. Это будет месть за все те разы, когда ты какала в ванну.
– Ты врешь. Это ложные воспоминания.
Она поднимает голову и смотрит на горизонт. Синева океана перемешана с синевой неба. Краем глаза я вижу, как сестра вытирает щеку.
– Я люблю тебя, Гагата.
Она поворачивается ко мне, и в ее глазах я вижу тот же свет, что на фотографии двадцатилетней давности с Алексом. Она толкает меня локтем:
– Не проси меня повторить, сама понимаешь, чего мне это стоило.
– Прости, я, кажется, не расслышала! Черт побери, сегодня большой праздник, Эмма раскрывает свои чувства!
– Если хочешь заставить меня пожалеть, продолжай в том же духе.
– Извини, просто я в шоке.
Она смеется.
– Тяжело с тобой, Гагата. Под страхом смертной казни больше тебе этого не скажу.
– Ничего страшного, я слышала, и есть свидетели. Девочки, вы тоже слышали?
Жюли и Амели, смеясь, кивают.
В эту минуту в нескольких метрах от яхты рассекает воду плавник, потом два, потом шесть.
Эмма завороженно смотрит, дельфины прыгают, играют вокруг нас.
– Боже мой, – шепчет она. – Ты видишь это изумительное зрелище?
Я вижу. Но меня больше трогает другое зрелище: детская радость моей сестры и ее полные восхищения глаза.
19:17
У калитки Мимы сидит Роберт Редфорд. Он знает дорогу и вполне может вернуться к Жоржу без нас. Но я беру кота на руки и направляюсь к дому Миминого возлюбленного.
Эмма идет за мной, ни о чем не спрашивая, она поняла.
Картина, которую мы обнаружили, повергла меня в оторопь. Оказывается, у бабушки была сексуальная жизнь, детей ей принес не аист, и это еще надо было переварить. У меня даже не хватило сил сказать хоть слово Жоржу, я протянула ему картину, он поблагодарил нас и ушел, финиш.
Дверь дома 14 выходит на улицу. Я стучу в нее железным молоточком. Жорж открывает. Роберт Редфорд спрыгивает с моих рук.
– Входите, – говорит Жорж, как будто ждал нас.
У него в доме прохладно.
– Я только что открыл ставни, весь день держу их закрытыми, – объясняет он.
Проследовав за ним по коридору, мы входим в просторную гостиную. На красной каменной плитке стоит массивная мебель. Он усаживает нас на диван, обитый коричневой кожей.
– Хотите что-нибудь выпить?
Эмма просит стакан воды, я соглашаюсь на бокал вина. Он уходит в кухню, и сестра пользуется случаем, чтобы удостовериться в моих намерениях.
– Знаешь, Агата, он старый человек.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Будь к нему добра.
– Разве обычно я не добра?
– Всякое бывает.
Я не успеваю ответить, Жорж возвращается и садится напротив нас.
– Полагаю, у вас есть вопросы.
Первый слетает с моих губ, прежде чем мозг успевает его сформулировать:
– Вы были вместе? С Мимой, я хочу сказать? Или у вас есть обнаженные портреты со всеми соседками?
Он смеется.
– Мне неприятно выдавать тайну, которую ваша бабушка свято хранила. Но мне без нее невыносимо, и не с кем о ней поговорить.
– Почему она нам ничего не сказала?
Эмма бросает на меня сердитый взгляд. Я осознаю свой резкий тон и пытаюсь исправиться:
– Скажите, пожалуйста, почему она нам ничего не сказала?
– Ваш дедушка уже несколько лет как умер, когда мы влюбились друг в друга. Но она знала, насколько сильно вы ее любите, и боялась причинить вам боль. Прошло время. Несколько раз она говорила, что все расскажет вам, но, видно, так и не нашла подходящего момента.
Он уставился в пустоту, погрузившись в свои мысли. Мы молча ждем, пока он предается воспоминаниям о Миме, которую мы не знали. Наконец он продолжает:
– Знаете, она сопротивлялась. Боролась со своими чувствами. Она отказывалась любить другого мужчину, не вашего деда. Но любовь сильнее воли. Мы были счастливы. О да… бесконечно счастливы.
Голос Жоржа дрогнул. У меня перехватывает горло. Образ влюбленной Мимы меня сокрушил. Я рада этому счастью, о котором не знала.
– Вы никогда не хотели жить вместе? – спрашивает Эмма.
– Мы думали об этом не раз, но наши отношения были до того идеальны как есть, что мы боялись их испортить. Мы считали, у нас есть время. А годы промчались с безумной быстротой. Однако у нас было правило, которое мы никогда не нарушали: видеться каждый день. На несколько часов или несколько минут.
– Не может быть, – возражаю я. – Я жила у нее много лет, а потом очень часто навещала. Я бы наверняка знала.
Жорж смотрит на меня так, будто до меня только сейчас дошло, что Санты не существует.
– Не было и дня, чтобы мы не виделись, – повторяет он, улыбаясь.
Моя сестра смеется:
– Это так на нее похоже – оставить нам в наследство сюрприз!
20:14
Мы покидаем Жоржа, пообещав оставаться на связи.
– Он мне нравится, – заявляет Эмма, идя к дому Мимы.
– Кажется, мне тоже.
– Не очень сердишься?
– Конечно, нет.
Она хорошо меня знает и понимает, что я лгу. Конечно, я сержусь. Я бы хотела, чтобы Мима рассказала мне о Жорже, делилась со мной своими секретами, как я с ней моими. Хотела, чтобы она мне не лгала и не мучилась чувством вины. И чтобы не мучилась я. Виной, которую испытывала каждый раз, когда оставляла ее одну. Я представляла себе ее в пустом доме, и у меня щемило сердце. Мне казалось, что я ее бросаю. Я бы порадовалась за нее. Больше всего меня обижает, что она могла бы об этом догадаться.
Проходя мимо дома Гарсия, я вижу в саду Жоакима. Он машет мне рукой. Я в ответ показываю средний палец.
В дверь моей квартиры стучат. Не могу сообразить, который теперь час. Я не мылась три дня, от меня пахнет лежалой рыбой, но человек за дверью настойчив, и я открываю.
Их двое. Мои дядя и тетя. Судя по их лицам, они пришли не в «Монополию» играть.
– Мима сказала нам, что ты потеряла восемь килограммов, – начинает он.
– …
– Твоя бабушка переживает. Ты должна прекратить посвящать ее в свои проблемы, ей это вредно, сама понимаешь.
– Тебе нужно взять себя в руки, – подхватывает тетя. – Это непостижимо, у тебя есть все для счастья.
– Мы больше не можем тебя поддерживать, – продолжает он. – Хочешь тонуть – твое дело, но не тащи мою мать за собой.
– Я никого не тащу.
– Ты выплескиваешь на нее все, думаешь, ей от этого хорошо?
– Здесь воняет, – фыркает она, открывая окно. – И раковина полна посуды. Как можно жить в таких условиях!
Суд продолжается минут двадцать. Два прокурора перечисляют обвинения в мой адрес, я молча слушаю.