И порой думаю, что если для меня кончится солнце, я уйду в этот белый город
Кот подошел к Маку так близко, как не смел подходить Ангел.
— Ну вот, в одном доме жило большое такое мягкое Мяу…
Мак заулыбался. А Кот острыми когтями провел несколько борозд вокруг Мака. Затем раскопал яму, и оттуда показался тонюсенький Ручеек.
— Это было самое прекрасное на свете Мяу и оно постоянно хотело есть…
Мак рассмеялся, и из-под земли выскочило несколько новых стеблей Дикого Мака.
— Ну ты, голова, даешь, — увидев новые стебли, Кот даже приподнял лапы, — хотя, впрочем, это неважно. Важно, что это мое самое любимое Мяу, и я никогда его больше не увижу.
— Никогда-никогда? — разволновался Мак.
— Никогда-никогда, — ответствовал Кот и обошел вокруг растения, — Но это, поверь мне, самое красивое на свете Мяу. А вот когда я смотрю на тебя, хоть ты меня ужасно раздражаешь, я вспоминаю то Мяу и мне нравится, что ты такой красный.
— Нравится? — изумился Мак и заалел ярко-ярко.
— Да, ты очень красивый, — потерся рыжей щекой о землю Кот. — И я буду к тебе приходить, потому что мне с тобой интересно. А потом я тоже уйду, навсегда-навсегда, потому что ты меня ужасно раздражаешь, и ты будешь меня вспоминать. Будешь?
— Да, — отозвался Мак, — Я буду тебя ждать.
— А что нам с тобой остается? Вспоминать друг друга — это самое приятное, что может быть. На расстоянии лучше видны крупные буквы. Ведь мы теперь друг для друга — крупные буквы.
Каждый день нужны мелкие буквы, они важны, из них люди составляют слова. Их много. Но представь, что было бы, если бы не было крупных букв? Или, как мне сказали в нашей школе — больших букв с красной строки? Или наоборот, если бы остались только прописные? Никто не смог бы отличить имени от того, что имени не имеет. Чудо стало бы обыденностью. Но жить с чудом нельзя. О чуде можно помнить и беречь его.
На стеблях Мака появились розоватые новые бутоны.
— Смотри, это твои новые друзья и соседи. Они будут напоминать тебе обо мне. Постарайся полюбить их, как меня. Но это будет очень трудно; они будут такие же как ты, и вы будете спорить, сами того не желая, кто же настоящий. Так должно быть. Но вам не суждено поссориться окончательно — потому что ты полюбил меня, а я — тебя. И эта любовь будет поить и кормить нас обоих. Но как же ты меня раздражаешь! Нет, иду к Гортензиям; они тоже раздражают меня, но я хотя бы могу забраться в их кусты. Прощай, я буду с тобой; ты правильно сделал, что решил меня ждать!
И Кот исчез в купах Можжевельника. Вскоре маковые бутоны раскрылись, и Ангел подумал, что само солнце хлопьями опустилось на землю. В сухой золотистой траве играло множество чистых алых бликов, как играли бы утренние лучи.
— Простите! — неожиданно сказал Мак.
— Да-да, простите! — ответили ему.
С тех пор Ангел особенно заботится об этом участке, где среди невзрачной травы растут Дикие Маки, распускающиеся с восходом солнца и облетающие от слишком сильного ветра. Эти цветы не жалеют, что их цветение так коротко, что потом вместо прекрасного цветка возникает зеленая голова. Эти цветы настолько дружны и смиренны, что когда суждено облететь одному, другой тоже начинает готовить свои лепестки, будто надеясь, что тем, что облетит сам, продлит жизнь своему другу.
Вскоре маковые бутоны раскрылись, и Ангел подумал, что само солнце хлопьями опустилось на землю
Прочим растениям непонятна жизнь Диких Маков. Зачем так разбрасываться собою? Зачем Создатель сделал их такими нежными? Но растения уже не осуждают Маки. Часть просто забыла об участке в углу парка, часть делает вид, что примирилась с Дикими Маками. Ангел видит все это и помогает Макам как может. В засуху принесет пол-облачка и выжмет его, или пошлет лягушек — перенести русло Ручейка. В дождь позовет Вяз — укрыть участок. Эти перемещения, конечно, согласованы со всеми Господствами и Престолами. И дарованы Ангелу за его кроткое старательное житие. Потому что этот Ангел никогда не стремился стать Архангелом или Силой. Но человеку трудно подсмотреть чудеса, бытующие в парке, обыкновенные чудеса, когда дерево ходит, а клочок облака висит низко-низко над участком.
С тех пор Ангел особенно заботится об этом участке, где среди невзрачной травы растут Дикие Маки, распускающиеся с восходом солнца и облетающие от слишком сильного ветра
Сторож, конечно, все видит. Иногда он зовет Кота, играет с ним веткой из своей старой заслуженной метлы, и Кот очень не прочь поиграть. Иногда Сторож беседует с Котом. Кот рассказывает Сторожу о Диких Маках, а иногда, если Мак делится с ним своими снами и разрешает их рассказать Сторожу, передает их. Тогда Сторож говорит Ангелу:
— Зима будет теплой.
Или:
— Будут сильные морозы.
Мак подолгу не видит Кота. И очень без него скучает. Ему хочется оторваться от почвы и пойти, как иногда Вязу или Березке, чтобы увидеть Кота, но он не решается. Тогда рядом с Маком садится Ангел и спрашивает:
— Тебе грустно?
— Нет, — улыбаясь, отвечает Мак, — простите!
— Простите, простите, — вторят другие Маки.
Мальчик и единорогСказка
Единорог — на самом деле конь, одинокий конь, вечно ищущий всадника. Он очень красивый: серебристый, светящийся на лунном свету. День — время солнца. Днем Единорог гуляет по берегу таинственной дальней реки, в шуме которой слышен весь мир. Единорог знает, кому и что нужно, кто и что просит у Христа. Он рад бы исполнить все просьбы, но он только необычный конь, у которого что-то витое алмазное во лбу, которое к тому же еще и видит. Говорят — рог, потому и — Единорог. Он очень печалится, что не может исполнить всех просьб. Наверно, потому, что не исполнил ни одной.
Мальчик рос очень быстро, ему немного стыдно было, что он такой высокий. Хотя как посмотреть: просто высокий, не так чтобы очень. У Мальчика не было мечты. Ему ничего не хотелось, он был всем доволен. Только бы позволяли бегать, забыв обо всем, по двору, но даже это не очень нужно. Мальчик был послушен и тих, ел хорошо, что дают, и всегда немного улыбался. Родители его — артисты. Люди глубокие и тонкие. У них был друг, Поэт, уже пожилой и неопрятный, хотя, может быть, так только казалось. А на самом деле поэт был вечно молод и прекрасен. Но ни родители, ни Поэт не знали про Единорога. А тот довольно часто смотрел в окно Мальчика и удивлялся, даже немного печалился: какой странный сын у этих родителей, он ничего не хочет! Мальчик не знал, что Единорог смотрит на него, а если бы узнал, не понял бы, зачем и кто смотрит. Единорог по ночам гулял по лунной радуге и входил во сны людей. И учил людей, что во снах им нужно, а что нет. Но люди спали, так что уроки Единорога пропадали даром. Единорог очень переживал, что он такой волшебный и ненужный. Христос улыбался, на него глядя.
Единорог по ночам гулял по лунной радуге и входил во сны людей. И учил людей, что во снах им нужно, а что нет
Родители Мальчика были известными и правильными. Мама писала духовные стихи, подбирала на гитаре мелодию, затем звала звукорежиссера и второго гитариста. Все вместе записывали альбом, а потом разъезжали по разным странам, запивая альбом легким белым вином и заедая устрицами. Отец Мальчика писал книги, их охотно издавали, на них были многочисленные рецензии. Он считался известным писателем. У обоих был один духовник, Священник, к которому ходил и Мальчик. Мальчику всегда было что сказать: он умел найти в себе недостатки. Так прошло лет десять-двенадцать.
Мальчик подрос, но все еще оставался Мальчиком. Он был очень высок, с рыжими волосами, крупным мягким ртом. Лоб тоже казался мягким, прямоугольный лоб, из-под которого, из тени надбровий, взглядывали вдруг настороженные глаза. В них не было ни капли того внутреннего покоя, о котором говорило все поведение Мальчика и его жесты. Когда Мальчику исполнилось пятнадцать лет, у него обнаружили страшную болезнь. Собрались врачи, огромная белая стая, долго беседовали между собою, задавали Мальчику похожие между собою вопросы. Наконец, вынесли решение: Мальчик может умереть. Нужно много лекарств, каждый день по нескольку раз. Но Мальчик никогда не пил лекарств и ему трудно было представить, что он пьет их по нескольку раз в день. Но как не пить, когда бледная и внезапно похудевшая мама плачет, а отец чешет в затылке. А ведь маме завтра ехать в город на море, а отцу — в редакцию, вычитывать гранки.
— Не беспокойтесь обо мне, — сказал Мальчик, — я буду пить лекарства и дождусь вас.
Эль Греко. Христос исцеляет слепого. Ок. 1567
Единорог тоже услышал о болезни Мальчика. И сказал Христу:
— Ты зачем сделал с ним такое? Почему он должен умереть?
Христос ответил, обратив Лик, сияющий и милостивый:
— Я желаю ему Любви. А болезни как облака. Случается, что и проходят.
— Но разве он не любит своих родителей, свой дом?
— Я желаю ему Любви, — повторил Христос, — а ты можешь мне помочь.
— Конечно! — обрадовался Единорог. — Но как?
— Я скажу тебе, — ответил Христос и отвратил Свой Лик.
Мама сидела у постели сына и гладила его руку своей, тонкой и узкой, с аккуратнейшими ноготками.
Христос ответил, обратив Лик, сияющий и милостивый: «Я желаю ему Любви. А болезни как облака. Случается, что и проходят»
— Верить, сын, надо просто. Без фантазий и причуд. Без фей и эльфов. Просто, открытым сердцем. Тогда все страдания будут казаться легкими, преодолимыми.
Пылкость губит нас.
Она создает внутри нас огромные горы.
— Да, — согласился Мальчик, — а кто такие феи?
— Ужасные существа, — ответила мама.
Затем поднялась, взяла гитару и сумку, и поехала в город на море, махнув на прощание длинным однотонным подолом.
— Феи — это как мама, — подумал Мальчик.
Верить, сын, надо просто. Бе