Сегодня мы отрабатывали всплытие.
— Вроде ничего «окошко», — сказал командир, словно успокаивая самого себя.
А я знаю, какая точность при этом необходима и какое самообладание. Всплываем вертикально — малейшее отклонение, и кажется — услышишь скрежет металла и льда со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Вахтенный инженер-механик, следящий за системой, управляющей плавучестью, — на товсь. Он сейчас, кажется, потерял слух: спроси что-нибудь — не ответит, глазами впился в приборы…
Американский подводник Калверт описывал такой случай. Лодка вышла в полынью, и команде захотелось запечатлеть на кинопленку всплытие. Оставили на «берегу» операторов и снова ушли под воду. Расчетное время кончилось, а лодка не показывалась. Одним было уже не до съемок, и другим, конечно, не до того, чтобы позировать перед объективом. Течение отнесло лодку от полыньи…
Мы в тот раз решили не позировать. «Окошко» и в самом деле оказалось подходящим. Отдраили рубочный люк — в отсеки рванулся бодрящий арктический воздух.
Уже рукой подать до причала. Наступает такое чувство, когда до боли хочется стать на твердую землю. Моряку земля нужна, как Антею. И я не верю тем, кто говорит, что без моря жить не может. Эта красивость сомнительна. Больше поверю тем, кто клянет море, ругает его на чем свет стоит, а поживет на берегу, и его тянет на пирс. Что это? Пусть разбираются психологи…
3. ФЛОТ ВЕДЕТ БОЙ
Н. Басистый,адмирал, бывший командующий Черноморским флотом«НЕБЫВАЕМОЕ БЫВАЕТ!..»
Я вспомнил эти слова Петра I, когда получил задание, аналогичного которому, сколько ни рылся в памяти, в морской истории отыскать не мог.
— Вы назначены командиром высадки десанта, — объявил мне начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал Иван Дмитриевич Елисеев, когда я явился по его вызову из Туапсе в Новороссийск. — Высаживать будете армию. — Начальник штаба подчеркнул: — Целую армию. И прямо на причалы Феодосийского порта. Дело должна решить внезапность…
Шел седьмой месяц Великой Отечественной войны, мы занимались обороной, перевозками, эвакуацией, и вдруг — такой смелый, показавшийся вначале почти неосуществимым шаг. Ведь у немцев могучая оборона, а большие корабли, лишенные в гавани маневра, — слишком заманчивая и легко доступная цель…
— Сколько дается времени на подготовку? — спросил я.
— Пять-шесть дней.
Они быстро пролетели, эти дни. Слишком быстро… И вот около трех часов ночи слева по носу начал смутно вырисовываться мыс Киик-Атлама, а справа, в районе Феодосийского порта, периодически взлетали белые ракеты. Это нас не удивило: немцы на всякий случай всегда страховались.
С поворотом крейсеров и эсминцев на боевой курс катера-охотники вначале застопорили машины, затем малым ходом пошли вперед, к молу.
В 03.50 29 декабря залпы крейсеров и эсминцев по порту нарушили сон немецких солдат и офицеров. Через несколько минут корабли перенесли огонь на город, и гитлеровцы очутились перед шквалом орудийного и пулеметного огня катеров-охотников, на полном ходу ворвавшихся в гавань, и перед неотразимой атакой штурмовых групп.
Да, такого еще морская история не знала — штурм современной морской крепости с моря!
В завязавшемся бою первой группы штурмующих был ранен командир Куликов и выведена из строя значительная часть моряков. Обязанности командира взял на себя краснофлотец Ибрагим Шхилатов. Немцы усилили пулеметный огонь, моряки снова поднялись в атаку, и в этой Схватке геройски погибли еще десять из них: Цапский, Замураев, парторг Магометов, Цапуринда и другие.
Оставшаяся в живых горстка храбрецов продолжала геройски сражаться, и на помощь им уже спешили с других подошедших кораблей товарищи.
С началом высадки противник открыл огонь по порту из всех имеющихся у него огневых средств: артиллерии, минометов, пулеметов. Орудия били по кораблям прямой наводкой.
Крейсер «Красный Кавказ» очутился в тяжелом положении: на нем сосредоточилась основная сила огня. Несмотря на повреждения и пожары, выход из строя многих краснофлотцев и офицеров, аварийные партии действовали самоотверженно. Они быстро устраняли повреждения, тушили пожары, распространение которых могло привести к самым тяжелым последствиям.
Я не знаю, кого выделить из «краснокавказцев». Все они совершали тогда подвиг в самом высоком значении этого слова.
Когда во вторую башню крейсера «Красный Кавказ» попал снаряд, который пробил броню и разорвался в боевом отделении башни, загорелся пороховой заряд. Огонь мог проникнуть через трубу элеватора в пороховой погреб. Взрывом снаряда были убиты и ранены прислуга боевого отделения. Оставшийся в строю комендор Покутный вытащил горящий заряд из элеватора и пытался отнести его в сторону. У него обгорели лицо и руки. Он потерял сознание. Но в башню с верхней палубы через лаз проникли комендор Пушкарев и старший электрик Пилипко. Они быстро отдраили броневую дверь и выбросили горящий заряд из башни на верхнюю палубу, а находившиеся здесь краснофлотцы спихнули его за борт.
Командиру крейсера Гущину стало известно только о попадании снаряда в башню. Телефонная связь командного пункта была прервана.
Какое решение должен был принять командир? Ждать нельзя, каждая секунда дорога. В этих условиях необходимо было запустить орошение и затопить зарядный погреб. Малейшее промедление могло привести к тяжелым последствиям…
В таких условиях шла высадка десанта.
На крейсере «Красный Крым» от разрыва снаряда загорелись заряды у орудия, и только решительные действия орудийной прислуги не дали пожару распространиться.
На берегу наращивание наших сил продолжалось. За штурмовым отрядом бросилась в атаку тысяча красноармейцев, высаженных с эсминцев.
В моем первом донесении командующему флотом говорилось:
«Десант катеров-охотников, двух тральщиков высажен, эскадренные миноносцы, крейсера высаживают. Порт освобожден».
М. Авдеев,морской летчик, генерал-майор авиации, Герой Советского СоюзаОГНЕННЫЙ ДЕНЬ
Тревожны были огненные дни и ночи Туапсе. Ранее тихий курортный городок, он превратился в осажденный бастион.
Поднимались над морем зори, падали в волны кроваво-огненные закаты. Город не глядел на них. До рези в глазах всматривались его защитники в воздух, стараясь не пропустить зловещих черных точек на горизонте и взморье. Они могли появиться в любое светлое время суток.
Но и ночь не приносила покоя. Под покровом темноты шли к Туапсе новые и новые армады тяжелых бомбардировщиков. Шли с категорическим приказом: во что бы то ни стало атаковать боевые корабли Черноморского флота.
— Воздух! Воздух! Со взморья идет группа бомбардировщиков противника!..
— Очистить поле!
— Звено Наржимского — в воздух!
К таким командам здесь привыкли.
Но к опасности смерти привыкнуть нельзя: человек рожден для другого. И обостренно-нервным становится состояние парней, выруливающих сейчас на взлет…
Серые облака заволокли небо. Густой пеленой идут они на побережье. Погода явно благоприятствует пиратам: в сонмище туч легко затеряться, скрыться, уйти от преследования.
Машина Владимира Наржимского пробивает облака.
Никого…
Следующий слой туч. Есть! Вот они! Девятка «Хейнкелей-111» крадется к городу.
— Атакую! Атакую! Прикрой меня! — В наушниках ведомого — почти юношеский голос гвардии капитана. — Передай на землю…
Ведомый уже и без приказа знал, что нужно передавать.
— «Волга»! «Волга»! Я — «Ястреб». Видим девять «хейнкелей». Идем в атаку. Нужна помощь! Густая облачность — одиночные самолеты могут прорваться!..
— Вас понял. Помощь идет. Задержите противника.
Строй девятки разбит.
Гитлеровцы кидаются врассыпную: два истребителя не смогут сразу преследовать все самолеты. Отойдя в сторону от начавшегося боя, некоторые из них ныряют в облака и снова ложатся на боевой курс.
Наржимский атакует ближайший самолет. Ведомый понял маневр — заходит гитлеровцу в хвост. По ненавистным крестам бьет свинцовый дождь.
Гитлеровец валится на крыло. Подбили? Это нужно еще проверить: сколько раз отрывались таким образом фашисты от неопытных молодых летчиков.
Так и есть! Пролетев в свободном падении несколько десятков метров, немец выравнивает машину.
Хорошо, что не упустил!
Истребитель Наржимского, словно невидимой нитью связанный с самолетом врага, повторяет все эволюции немца.
Облака совсем близко. Сейчас гитлеровец укроется в них.
Рывок. Захлебывается от чудовищного напряжения пушка.
На этот раз, кажется, действительно попал. Но смертелен ли удар? Наржимский пикирует рядом с летящим вниз «хейнкелем».
Стремительно надвигается крутой склон горы. Дальше нельзя — врежешься в скалы. Ручку — на себя.
Истошно ревет мотор. Нос истребителя снова направлен к тучам.
Наржимский оглядывается: на склоне горы медленно оседает черное облако. Его прорезают молнии: фашист рвется на собственных бомбах.
За облаками мелькнули две тени. Наметанный глаз летчика определяет безошибочно: наши. Отлично! Значит, помощь пришла. Теперь — в погоню за остальными.
— Владимир! Владимир! «Хейнкель» сзади! — В наушниках голос напарника.
Стремительный разворот.
«Хейнкель» ведет яростный огонь.
Пожалуй, лобовая атака не удастся. Но что это? Гитлеровец уходит резко влево.
Ясно — заметил нашу машину, заходящую в хвост.
Отлично! Помощь пришла вовремя.
Владимир идет в лоб фашисту, его товарищ — на хвост.
Взрыв. Обломки «хейнкеля» летят на землю. Теперь — за облака.
Что за черт! Навстречу Наржимскому несется темная пылающая масса. Первая мысль — наш?
Нет, «хейнкель». С воем пронесся горящий самолет мимо. Неплохо поработал кто-то из товарищей.