Фридольф Гек родился в середине тридцатых годов прошлого столетия, в южной Финляндии, на хуторе, расположенном неподалеку от крупного по тем временам порта Або, ныне именуемого Турку. Суровый климат северной страны наложил отпечаток и на характер родителей Гека, как и на всех его сородичей, — они были немногословны в речах и упорны в труде; маленького Фридольфа с первых лет они приучали к самостоятельности. Как ни скудна была жизнь в отчем доме, Фридольф все же получил первоначальное образование. Но несчастья обрушились на семью Гека, когда он был еще подростком: лишения и изнурительная болезнь рано свели его отца в могилу, кредиторы забрали дом за долги, и Фридольф вместе с матерью в поисках заработка отправились в Або.
Быть может, страсть к морю подчас рождается от разительного контраста — после глухомани выселка, окруженного лесами, мальчик попал в портовый город, где множество людей были связаны с морем, а по каналам в город входили десятки судов самой причудливой оснастки.
То была невероятная для него, особая жизнь. Он видел, как разгружаются и принимают самые разнообразные грузы суда, как они уходят в иные порты Балтики и в дальние моря. Мать кое-как устроилась на работу, а мальчик целыми днями бродил по набережным канала и мог часами разглядывать какой-нибудь особенно полюбившийся ему клипер.
И не случайно однажды на любознательного мальчика обратил внимание опытный моряк и, видимо, добрый человек — капитан брига «Ольга». Капитан Эйкунд заметил, что его бриг каждый раз в порту Або встречает и провожает мальчишка, одетый опрятно, но крайне бедно, с осунувшимся лицом и умными, пытливыми глазами. Эйкунд понял: на бриге у мальчика нет ни родных, ни знакомых, его притягивает само судно.
С этого момента и начинается полная испытаний, мужественная биография морехода Фридольфа Гека, еще и не чаявшего, что путь из Або в конце концов приведет его к исследованию таких дальних, тогда вовсе малоизвестных берегов и вод Дальнего Востока.
Гек быстро освоился на судне, подружился с матросами палубной команды, помогал им ставить и убирать паруса, учился понимать море, его переменчивый норов. Капитан Эйкунд и в рейсе не оставлял мальчика без своего внимания: сходя на берег в портах, где у брига была стоянка, он брал юнгу с собою, стараясь поощрить в мальчике свойственную ему любознательность.
Но Фридольфа влекли дальние страны, и спустя несколько месяцев, распрощавшись с командой брига «Ольга», он нанялся юнгой на большое трехмачтовое судно «Або». Так впервые попал Фридольф в английский порт Гуль, а потом в Южную Америку и Кубу. Побывал Гек и во многих европейских портах. Он прошел большую, подчас жестокую школу матроса дальнего плавания, и из хрупкого подростка превратился в сильного, необычайно решительного юношу, по-прежнему немногословного и трудолюбивого.
В 1857 году Гек отправляется на большом шестисоттонном китобойном судне «Граф Берг» в далекое Охотское море на промысел. И не в качестве штурмана, а гарпунером.
В ту пору Российско-Американская компания, бывшая монопольным хозяином морского промысла на Дальнем Востоке, не желая заниматься добычей китов, договорилась с финскими предпринимателями о создании новой компании — Российско-Финской.
Судно «Граф Берг», снабженное пятью китобойными вельботами, на котором служил гарпунером Фридольф, было уже четвертым промысловым судном этой компании. Все суда были построены в Финляндии, но война помешала первым трем судам — «Суоми», «Турку», «Айну» — продолжать свой промысел из-за пиратских набегов англо-французской эскадры. Посчастливилось только «Графу Бергу», так как это судно прибыло в Охотское море по окончании войны. Но здесь, в дальневосточных водах, по-прежнему вели хищнический промысел чужеземные китобои.
Когда «Граф Берг» прибыл к Шантарским островам, Фридольф Гек был потрясен, увидев дикую картину: все побережье Удской и Тайской губы пылало в огне. Сперва он подумал, что это лесной пожар, но так чужеземные пришельцы вытапливали ворвань из китового жира; ни с чем не считаясь, они бесконтрольно хозяйничали на чужой территории, рубили мачтовый лес для костров.
На последнем промысловом судне Российско-Финской компании, маленьком китобойце «Амур», Гек плавал уже младшим штурманом. Потом была почти кругосветка на паровой шхуне.
Одноэтажные домики живших на Дальнем Востоке финских переселенцев, деревянные или каменные, с остроконечными черепичными крышами, были обсажены фруктовыми деревьями. Гек мог только радоваться тому, что все мытарства и риск оказались оправданными. Но тут случилась беда. Летом, когда мужчины-колонисты рыбачили в море, на хутора финнов напали хунхузы. Они угнали почти весь скот, ограбили все дома… Несчастие следовало за несчастием. Алчные и жестокие хунхузы вновь напали на колонистов осенью; они уже не ограничились грабежом — были человеческие жертвы. Огромное горе постигло Фридольфа Гека: хунхузы убили его жену, он и двое его дочерей осиротели.
После всего пережитого часть колонистов переселилась во Владивосток. Позже они построили поселок на западном берегу Амурского залива, в сорока километрах от Владивостока, и назвали его Або, в честь своего далекого родного города-порта. Поселок они разбили не случайно на землях Подгородненских угольных копей, принадлежавших их удачливому соотечественнику Отто Линдгольму.
На шхуне «Александр II» Гек продолжал свою службу у Линдгольма, но у него возникли, кроме китобойного промысла, интересы, имевшие более, обширное и вместе с тем специфически мореходное значение. Он пристрастился к описанию берегов и бухт Дальнего Востока, чтобы облегчить плавание в прибрежных водах российским судам и вызвать более пристальный интерес к берегам, омываемым дальневосточными морями.
Гек хорошо говорил по-русски, хотя и с небольшим акцентом, чуть медлительно, что придавало особую прелесть его языку. Он внимательно присматривался к жизни самых разных народов, населяющих берега дальневосточных морей, и водил дружбу не только с русскими поселенцами, но и с гиляками.
Еще в первое свое плавание, когда Гек и его товарищи ходили на вельботах за китами к Шантарским островам через Татарский пролив, он свел знакомство с гиляками Северного Сахалина.
Второй раз он попал в эти места на шхуне «Александр II» — судно село на мель, и в трюм стала проникать вода. Тут Гек решил спуститься из Удской губы к Сахалину, к устью реки Лангры, у которой и расположилось стойбище знакомых гиляков, чтобы с их помощью исправить повреждение.
В пору освоения низовьев Амура появление у пустынных берегов Татарского пролива русского судна было большим событием для гиляцкого племени нивхов. Едва шхуна Гека появилась у устья Лангры, гиляки на своих долбленых лодках поспешили ему навстречу. На борт шхуны первым поднялся старшина рода — хальгеймар — и, по местным правилам хорошего тона, потерся щекой о шею Фридольфа. Среди его сородичей нашелся переводчик. Спустили гиляки на воду еще две большие лодки и вместе с вельботом, спущенным со шхуны, отбуксировали судно в устье Лангры. Гиляки помогли Геку отремонтировать шхуну, и, в благодарность за их помощь, вместе с ними Гек отправился на охоту, а потом участвовал в празднике нивхов — чхыф-лехернд (медвежьей игре), который они устроили по случаю удачной охоты.
Шкипер Гек метким выстрелом из ружья уложил большого и сильного сахалинского медведя, который неожиданно, из-за прерванной спячки, напал на людей.
Гек не только сам интересовался обычаями и легендами нивхов, — он по возвращении из плавания рассказывал своим близким о наивных и полных высокой поэзии мифах этого маленького и мужественного народа.
Тут надо сказать о том, что Фридольф Гек обладал необыкновенной памятью и наблюдательностью. И если это подтверждают его работы навигационного характера, то косвенное свидетельство мы неоднократно находили, слушая рассказы его дочери и младшего его друга — Елены Фридольфовны. Она живо помнила многое из рассказов отца.
Гиляки объясняли Геку, что их земля — это тоже человек, голова которого упирается в Охотское море, а шея их острова — Охинский перешеек, ноги — два полуострова на юге. Когда гиляки доставили к шхуне нужные для ее починки деревья, старейшина рода уверял Гека, что и деревья живые и у них есть своя душа. Чтобы ее не убить и не навлечь на корабль беды, нужно, поучал старейшина, в пень срубленного дерева воткнуть заостренную палочку, выструганную из ветвей того же самого дерева «чен-кун-инаку» — душетворящее инаку, — которое возвращает в срубленный пень душу и жизнь. «Ты не беспокойся, — уверяли они Гека, — мы так и сделали, и ты можешь спокойно продолжать свое плавание».
Несколько лет еще плавал Гек на шхуне Линдгольма «Сибирь», добывая китов и продолжая описывать берега и бухты Дальнего Востока, где ему доводилось жить.
Но его не оставляла мысль об охоте за китами в Японском море, и, получив заем у Линдгольма, Гек купил во Владивостоке старенькое рыбацкое судно. Он отремонтировал его, назвал «Аннушкой» и, вооружив ее подобием гарпунной пушки, вел свой промысел сперва в заливе Петра Великого, построив слип для разделки туш в бухте Гайдамак, потом перебрался на остров Аскольд, в бухту Наездник, затем два года спустя вместе с промышленником Янковским переехал в бухту Сидими и там основал свое хозяйство.
Гек вторично женился на доброй и заботливой молодой казачке Пелагее Семеновне, из семьи забайкальских казаков-переселенцев. Она заменила мать двум дочерям Гека; третья его дочь, Елена, впоследствии стала настоящим другом отца и сохранила в своей памяти те подробности, которыми мы теперь особенно дорожим как прямым свидетельством о жизни этого примечательного морехода.
Перед своим домом шкипер Гек поставил ворота из двух огромных китовых ребер. Дом этот стоял на берегу в бухте Амурского залива, в тридцати километрах от Владивостока, в живописной бухте. Впоследствии именно эта бухта была названа именем Гека — в благодарность за его труды по картографированию берегов Дальнего Востока. По-прежнему в те годы Гек бороздил воды Японского моря на своей шхуне, охотился на китов и тем добывал средства к жизни. И, как было ему свойственно, при всех обстоятельствах проявлял огромное внимание к людям, будь то его товарищи по трудному промыслу — рыбаки или охотники, русские или нивхи.