Вот что писал сам Гек о жизни и быте населения районов котикового промысла:
«Алеуты обычно селились неподалеку от котиковых лежбищ группами-селениями, в два-три десятка жилищ, на ровной морской прибрежной полосе. Дома построены из плах, обшитых тонкими досками. Легкие эти жилища отапливались маленькими чугунными камельками. На островах практически нет леса, и все необходимое для постройки жилищ, и дрова для отопления, и продовольствие завозилось обычно из Аляски и Америки, так как русское начальство не очень беспокоилось о судьбах основных добытчиков бобров и котиков.
Питались алеуты преимущественно соленым котиковым мясом и вяленой рыбой, изредка американскими консервами. Даже хлеба, основы питания, жителям острова часто не хватало. При нищенских заработках и дороговизне привозного русского снабжения и одежды вполне понятно, что алеуты не только не мешали хищничеству иностранцев, но даже рады были их приезду, чтобы за шкурки котиков добыть необходимые еду и одежду».
Еще в первый год своей службы на сторожевом судне Гек познакомился на Командорских островах с судовым врачом транспорта «Якут» — доктором Слюниным, который был увлечен изучением биологии котиков и историей их промысла.
Департамент земледелия и сельской промышленности субсидировал частично работы Слюнина. Врач, высоко ценивший познания Фридольфа Гека и его деятельность, откровенно делился с ним своими выводами и видел в нем единомышленника.
В то же время Гек не оставлял своей работы, имевшей большое значение для гидрографии и картографирования.
Давно, еще в юности, Гек приобрел в Лондоне октан из черного дерева с нимбом из слоновой кости. Теперь этот устаревший мореходный инструмент хранится в Военно-историческом морском музее во Владивостоке. Но тогда с помощью этого октана шкипер Гек и его штурманы Альфред Линдгольм, Заваров, Шаманаев, Мушкин и другие брали горизонтальные азимуты приметных мест, определяли их местоположение, вычисляя широты и долготы, наносили на мореходные карты точное описание отсутствующих в лоциях мысов и бухт, а также вели глазомерную съемку необследованных берегов.
Проводились эти работы очень тщательно, особенно определение долготы мест. Надо сказать, что в то время поправка хронометра и суточный ход его определялись в портах по пушечному выстрелу в полдень. А в продолжительных плаваниях поправку хронометра штурманы делали по абсолютным и соответствующим высотам солнца. Все это требовало длительного времени, усложняло работу. Вот почему даже теперь, когда картографы вооружены многими точными приборами и способами картографирования, исследования шкипера Гека вызывают изумление.
Но Гек стремился помочь мореходам, плавающим в морях Дальнего Востока, и не случайно, что при всей его удивительной скромности имя его значится на картах в десятках пунктах побережья Дальнего Востока, начиная от бухты Гека в Амурском.
В 1968 году в состав Дальневосточного флота вступило новое судно, водоизмещением в 5000 тонн, построенное в Польше по заказу Советского Союза. Его назвали «Шкипер Гек» — в честь одного из пионеров русского мореплавания на Дальнем Востоке.
И наследники Гека с честью продолжают его традиции. Я хорошо знал зятя Фридольфа Гека, капитана дальнего плавания Николая Васюковича, прекрасного моряка, а внуки Гека — трое сыновей Васюковича — и ныне служат на Дальнем Востоке: Клавдий плавает капитаном парохода «Петропавловск», Юлий — капитан-директор промысловой плавбазы «Советский Сахалин», а самый младший, Георгий, — капитан теплохода «Мирный».
Ю. Шеманский,капитан дальнего плаванияТРАГЕДИЯ ШХУНЫ «ТЮЛЕНЬ»
Мужественные, смелые люди не раз выходили в единоборство с грозной стихией океана. В наше время прославил себя Хейердал, совершивший путешествие на плоту «Кон-Тики». Джон Корнуэлл прошел на небольшой яхте от берегов Америки к Австралии. Чичестер в одиночку на яхте совершил кругосветное плавание.
Но история человеческого мужества в борьбе с морской стихией иногда бывает неблагодарна. Мне хочется рассказать о забытом подвиге, опередившем на десятки лет плавание Чичестера и других, подвиге, совершенном тремя русскими юными моряками — воспитанниками военно-морского училища. После тяжелого кораблекрушения на небольшой шхуне на ее обломках они совершили тяжелейший дрейф в штормующем океане, пробыв в плавании почти четыре месяца. Произошло это так.
Воспитанники военно-морского училища, отправленные из Петрограда еще до Октябрьской революции на Тихий океан в длительное учебное плавание, не смогли вернуться обратно: берега родины были блокированы белогвардейщиной и иностранными интервентами.
И вот три гардемарина, Георгий Семенов, Николай Коринтели и Федор Чигаев, по их просьбе были временно отчислены из училища и направлены на моторно-парусную шхуну «Тюлень» для получения практики в парусном плавании в северных водах Тихого океана.
Георгий Семенов, потомственный моряк, был племянником В. А. Семенова, известного порт-артурца и цусимца, автора изобличавших царизм книг «Флот и морское ведомство», трилогии «Расплата», «Цусимский бой» и «Цена крови». Георгий Семенов был большим любителем парусного спорта, принимал участие в длительных переходах спортивных яхт на Балтийском море.
Федор Чигаев — также энтузиаст, виртуоз в парусном и гребном искусстве, победитель многих парусных и гребных гонок.
Николай Коринтели отлично знал штурманские дисциплины и увлекался техникой парусного дела. С юных лет он не раз плавал под парусами по Черному морю, у берегов родной ему Грузии. Он интересовался пароходной механикой и вместе с Семеновым готов был часами разбирать и собирать сложные судовые механизмы.
Шхуна, на которую были направлены три молодых моряка, стояла уже на кладбище кораблей, но умельцы, бывалые моряки, восстановили ее. Перед походом шхуну решили «окрестить»: дать вместо номерного наименования новое имя — «Тюлень». Это было сделано в знак уважения и признательности за помощь Китицину, бывшему командиру знаменитой героической черноморской подводной лодки «Тюлень».
Шхуна отправилась на север из Владивостока во второй половине мая 1919 года. А вскоре и отряд судов с остальными гардемаринами военно-морского училища, временно находившегося во Владивостоке, в составе канонерской лодки «Якут», посыльных судов «Улисс», «Диомид» и «Патрокл» направился к берегам Камчатки.
Отряд должен был охранять воды и берега нашей далекой окраины от участившихся нападений иностранных браконьеров, рассчитывавших, что русским в то тяжелое время не до таможенных и пограничных дел. Расхитители наших морских и прибрежных богатств то хищнически занимались ловом особо прибыльных лососевых рыб и крабов, то высаживались в глухих прибрежных селениях и выменивали ценнейшие меха за спирт, порох, плиточный чай или совсем уже грошовые товары. Для охраны от этих мошенников, преимущественно американских и японских, и был послан отряд кораблей, укомплектованный гардемаринами.
Когда отряд пришел в Петропавловск, выяснилось, что шхуна «Тюлень» здесь не появлялась. Потянулись дни и недели, тревога росла. Ни один из кораблей отряда, плавая полгода в этих северных водах, ничего не слышал о шхуне. Как раз ко времени возможного прихода «Тюленя» в Петропавловск, судя по метеосводкам, в этих широтах бушевал жестокий шторм. Оставалось предположить, что шхуна потерпела аварию и погибла. К такому печальному выводу пришли все командиры пограничных судов, вернувшихся в ноябре 1919 года во Владивосток.
Но «Тюлень» не погиб. Подробности того, что произошло со шхуной, удалось узнать только спустя полтора года, когда один из бывших на шхуне гардемаринов, Чигаев, сумел наконец дать знать о себе товарищам. А в 1923 году автор этих строк встретил в Ленинграде Коринтели и Чигаева и выслушал подробный рассказ о катастрофе.
Я получил возможность познакомиться и с дневником Николая Коринтели.
Что же произошло со шхуной?..
Приведу некоторые записи дневника Коринтели:
«23 мая. Двигаемся хорошо. Вошли в Сангарский пролив. Заходили в японский порт Хакодате, где приобрели свежего хлеба, мяса, овощей. Вышли в океан. Слева проходим берега Японии. Показались далеко пики вулканов Курильских островов. Но скоро и они скрылись за горизонтом. Дует свежий попутный ветер 5—6 баллов. Поддает с кормы большая, уже океанская волна…
25—27 мая. Все эти дни продолжаем идти на север. Ветер свежий, доходит временами до 6 баллов, южный, попутный, что ускоряет наше продвижение к Петропавловску… Завтра, видимо, будем уже в Авачинском заливе!
28 мая 1919 года. Ужасный день! Шхуна понесла тяжелую аварию: погибли капитан, помощник, механик, боцман и три матроса. Писать из-за тяжелой качки очень трудно. Опишу все после.
5 июня. Все эти дни я не смог что-либо записывать в свою тетрадку, потому что я и оставшиеся в живых два моих товарища — Чигаев и Семенов — были настолько потрясены случившимся, что писать было очень трудно. Сегодня шторм затих, хотя еще идет большая волна по океану, но качка стала спокойней, мягче, и я записываю все, что произошло в эти страшные дни.
28 мая я сменился с вахты у руля в 16 часов и, взяв пеленг на только что открывшуюся белеющую снеговую вершину еще очень далекого от нас Авачинского вулкана, спустился в кубрик. Там уже был Чигаев, третий же наш товарищ, Семенов, в это время вступил на вахту в машинное отделение.
Мы оба устали после вахты, хотелось спать. Наверху оставались капитан, его помощник, механик, боцман и три матроса. Между тем шхуну стало так бросать и стремительно класть то на один, то на другой борт, что и сон пропал. Вдруг судно так невероятно накренило, что мы, лежавшие оба в койках, едва выскочили из них, думая, что шхуна переворачивается. Затем послышался длительный треск. Не «девятый вал», а, видимо, целый водяной холм накрыл «Тюленя», потому что в кубрике стало совсем темно, иллюминаторы были под толщей огромной массы воды. Новый удар потряс шхуну, она вздыбилась на крутой волне, перевалилась на другой борт… Еще несколько ударов, от которых, казалось, все р