Гитлеровцы не только начисто были лишены рыцарской чести, но даже не обладали снисходительностью к тем несчастным, кто, израненный, без сознания, попадал к ним в плен!
Они же намеренно потопили санитарное судно «Абхазию», когда оно принимало раненых из подземного госпиталя в Инкермане.
На пути к осажденному Севастополю погиб и миноносец «Безупречный».
В севастопольских бухтах нашли свою могилу крейсер «Червона Украина» и миноносец «Совершенный».
Удача сопутствовала дольше всех лидеру эсминцев «Ташкенту». Каждый день он покидал кавказский берег и в темени ночи проскакивал самые опасные места, на полном ходу влетал в гавань и становился у причала. В мифически короткое время разгружался, принимал раненых, эвакуирующихся жителей и грузы и затемно уходил.
Двадцать шестого июня 1942 года «Ташкент» отправился в семнадцатый рейс. Походы лидера в горящий Севастополь, где не было и метра земли, который бы не обстреливался, стали уже эпосом: и в Севастополе, и на Кавказе, как только заходила речь о положении в осажденной черноморской крепости, разговор невольно сводился к «Ташкенту» и его командиру Василию Николаевичу Ерошенко.
Их имена произносились с восторгом. В них — в корабль и его командира — верили почти как в бога. Каждому бойцу из стотысячного гарнизона и каждому горожанину было известно о Ерошенко и «Ташкенте» все.
Что ж, эта слава добывалась отвагой. «Ташкент» и его экипаж действительно творили чудеса в те дни.
Я не хочу отпускать от себя надежду написать о них подробнее. В те дни вместе с корреспондентами Всесоюзного радио Вадимом Синявским и Юрием Арди я совершил на «Ташкенте» переход с кавказского берега Черного моря в объятый пожаром Севастополь. А сейчас пора перейти к рассказу о том, какую великую помощь оказал «Ташкенту», возвращавшемуся двадцать седьмого июня 1942 года из Севастополя, экипаж эсминца «Сообразительный».
Двадцать шестого июня 1942 года, когда «Ташкент» готовился к семнадцатому рейсу в Севастополь, миноносец «Сообразительный» стоял в Поти под бортом у линкора «Парижская коммуна» и принимал на палубу 12-дюймовые снаряды для Севастополя. Полутонные снаряды пытались разместить в нижних помещениях — они не помещались. Пришлось класть на палубе — поперек — на правом и левом шкафутах.
Погрузка шла весь день. К вечеру было принято семьдесят тонн. В сумерки вышли в Новороссийск и 27 июня ранним утром вошли в порт. «Ташкента» здесь не было, накануне в начале дня он ушел в Севастополь и еще не возвратился, но его уже ждали. И не просто, а с тревогой — обычно лидер в это время уже стоял у причала.
С грузом снарядов «Сообразительный» встал к причалу, и не успела команда завести швартовы, как на корабль побежал семафор: «Немедленно приготовиться к походу, о готовности доложите. Оперативный дежурный штаба флота».
Ответ командира «Сообразительного»: «После приемки топлива буду готов к походу к восьми часам утра» — как будто удовлетворил оперативного дежурного — из штаба не последовало никаких дополнительных указаний, но самого Воркова это не удовлетворило, он понимал, что случилось что-то необычайное и, безусловно, серьезное, если его, нагруженного тяжелыми двенадцатидюймовыми снарядами, попросили немедленно быть готовым к походу. А как же это немедленно, когда придется несколько часов простоять под приемкой топлива?.. К походу куда? Зачем? В Севастополь он должен выйти лишь в сумерках — днем туда никто, даже подводные лодки, не ходит, путь в осажденный город блокирован в нескольких местах. А впрочем, что ему терзаться загадками? Придет время, скажут, куда идти и зачем; начальство знает, что делает, — «оно газеты читает, не спит, а отдыхает»… Ворков приказывает ускорить приемку топлива.
В шесть часов сорок минут прибыл посыльный и стало ясно, куда и зачем готовят «Сообразительный», — лидер «Ташкент» на пути из Севастополя подвергся нападению авиации противника. Имеет серьезные повреждения и требует помощи. Пока идет своим ходом.
Ворков тотчас же прекратил приемку топлива, снялся со швартовых и вышел в море.
Было семь часов утра. В море тишина, а на судне ревут турбовентиляторы в котельных отделениях да чуть-чуть посвистывает ходовой ветерок в антеннах. Два часа полного хода, а никакого «Ташкента» не видно, хотя к встрече все приготовлено — кубрики и водоотливные системы; в кубриках, возможно, придется размещать раненых, а водоотливным механизмам надо будет качать воду из помещений «Ташкента».
Ворков по натуре человек собранный и с виду всегда казался железным. Но сегодня и сам себя не узнает — волнуется, нетерпеливо шагает по крохотному ходовому мостику и то на сигнальщиков посматривает, то бинокль к глазам и, как это делает «профессор сигнального дела» краснофлотец Сингаевский, разделит глазами горизонт на квадраты и каждую клеточку буквально обыскивает. А на душе кипит. Что же случилось с «Ташкентом»? В Новороссийске на лету успел узнать о гибели «Безупречного». Теперь — «Ташкент». Это как-то не умещалось в сознании. Правда, немцы давно охотились за лидером: были даже выделены эскадрильи воздушных асов, по Дунаю спущены подводные лодки, торпедные катера, созданы отряды самолетов-торпедоносцев… Гитлеровское радио, газеты кричали о «неуловимом голубом дьяволе»…
И вот уловили, сволочи!
И все же что за повреждения у «Ташкента», если Ерошенко затребовал помощь? К чему готовиться?
Экипаж эсминца гудит. Всех беспокоит: что с лидером? Ворков делает запрос на базу об обстановке. Ответа нет. Ну что ж, приказ сигнальщикам «смотреть в оба!» и всем боевым частям «мух не ловить!».
В нетерпеливом ожидании событий время всегда течет лениво… Но вот сигнальщики докладывают, что на горизонте впереди по курсу черная полоска дыма.
Приказ рулевому держать на дым. Вскоре опознается «Ташкент». Не успевает Ворков дать приказание радистам запросить лидер, в какой помощи он прежде всего нуждается, как на мостик приносят радиограмму:
«Командир лидера «Ташкент» просит идти полным ходом. Корабль погружается. Оперативный дежурный штаба базы».
Ворков переводит ручки на самый полный, в Новороссийск оперативному дежурному штаба базы летит радиограмма: «Сообразительный» полным ходом идет к «Ташкенту».
Сдерживая миноносец, чтобы он не развил большой волны на малых оборотах, Ворков приблизился к лидеру.
Боже, что стало с красавцем «Ташкентом»!.. Нос погрузился в воду, корма приподнята, и в ней огромная дыра.
Корабль не держится на курсе, рыскает, идет, как слепой, по пологой кривой. Стонет. Черный дым стелется над ним. А на юте полно людей: раненые с окровавленными повязками, женщины, дети…
За год войны немало повидано: и буксировка «Беспощадного» от Тендры с оторванным носом, и походы к Констанце, к Одессе, к Феодосии… Но такого… Ворков понял, что положение у лидера просто трагическое. Меж тем командир «Ташкента», слегка осунувшийся после бессонной ночи и только что закончившегося боя с фашистскими самолетами, выглядел спокойным. Только обострившиеся скулы да глаза выдавали тот внутренний огонь, каким горел Ерошенко.
«Что вам в первую очередь необходимо? Сообщите скорее», — спросил Ворков.
Ответный семафор гласил:
«Имею две большие пробоины. Затоплены румпельное отделение, третий и пятый кубрики, первое и второе котельные отделения. Вода медленно поступает в корабль. Близко не подходите, управляюсь машинами».
Через пять минут новый семафор с лидера: «Пока буду идти своим ходом. Приготовьтесь взять меня на буксир. Сообщите свое место».
«Сообразительный» сообщил свое место и подошел ближе. Отняв от глаз бинокль, Ворков подумал, что он на месте Ерошенко попросил бы в первую очередь снять раненых — ведь у него их, вместе с эвакуированными женщинами и детьми, около двух тысяч! Да воды в помещениях под тысячу тонн! Кстати, а куда он, Ворков, денет раненых и эвакуированных?! На шкафутах лежат двенадцатидюймовые снаряды для 35-й батареи, которые он должен еще доставить в Севастополь после того, как будет оказана помощь «Ташкенту». Четыре кубрика забиты зенитным боезапасом. Этот груз тоже для осажденного Севастополя.
…Новороссийск только что сообщил: на помощь «Ташкенту» идут торпедные катера и эсминец «Бдительный». Помощь — это очень хорошо. Однако нельзя терять времени: простым глазом видно, что положение «Ташкента» не просто тяжелое, но катастрофическое.
Ворков послал новый семафор Ерошенко:
«Нужно ли снимать раненых? Как ведет себя корабль? Поступает ли сейчас вода?»
Ерошенко не ответил — очевидно, обстановку выясняет.
Ворков махнул рукой на то, что и как подумает о нем Ерошенко, и послал ему семафор:
«До берега двадцать шесть миль, курс в ближайшую точку 60°. Считаю целесообразным снять раненых».
На этот раз ответа долго ждать не пришлось — тотчас же последовал семафор с «Ташкента»:
«Подходите к борту для снятия раненых».
…В книге контр-адмирала Воркова «Флаг на гафеле» помещен снимок: «Сообразительный» у правого борта «Ташкента». Снимок сделан в момент перегрузки раненых и приема эвакуированных с «Ташкента» на эсминец. Снимок не совсем удачный — он не рассказывает о главном: с одной стороны, о трагизме положения, с другой — о триумфе морского братства.
Перенесение раненых, детей и переход женщин с «Ташкента» на «Сообразительный» и их размещение на корабле заняло 22 минуты, а всего переместилось на эсминец за это время 1975 человек!
В наше время, когда существует множество волшебных счетных машин, легче легкого, «в один секунд», как говорится, можно подсчитать, сколько же человек было переправлено на корабль за одну секунду! Причем переправлено не в нормальных условиях, а в чрезвычайных!
Когда «Сообразительный» отошел от «Ташкента», Ворков вдруг почувствовал, что эсминец стал валким, то есть из-за перегрузки потерял остойчивость. В случае необходимости он не сможет даже защититься; при такой перегрузке об открытии артиллерийского огня и думать нечего!