— Табань левым! Греби правым! — закричал Тема, выхватывая из кучи плавника доску и орудуя ею, как веслом. Лодка поднялась на гребень волны… — Уф! Кажется, пронесло.
Пуповый все ближе и ближе, но удастся ли нам зацепиться за него?
— А ну, старики! — закричал Тема. — Выдайте все, что можете!
Все-таки нам удалось зацепиться за южную оконечность острова!
Зашли в небольшую бухту, где волны такие смирные и безобидные. Сидим в шлюпке и встать не можем от усталости. Подбежали ребята, за ними запыхавшийся Петрович. Петрович своеобразно выражает радость по случаю нашего благополучного прибытия: помогает выйти из шлюпки, хлопает по плечу и поощрительно поддает каждому коленом под зад.
Пресная вода на Пуповом была в большой цене. Мы даже не умывались ею, а пользовались морской водой, хотя в ней совсем не мылилось мыло. Мыться в бане мы ездили в становище. Здесь нам впервые пришлось увидеть немецкий самолет. Случилось это так.
Наша бригада блаженствовала в баньке. Поддавали пар, хлестали вениками из морской капусты, до красноты терли друг другу спины. В предбаннике возмущалась бригада, которая должна была мыться за нами. Дюжина кулаков стучала в дверь баньки, десяток голосов взывал к совести. И вдруг все стихло, а перед окнами заплясали, запрыгали ребята.
— Самолет! Самолет летит!
Нас неудержимо потянуло на улицу, но помощник бригадира рассудительный Володя Дергач предупреждал:
— Не открывайте дверь. Это провокация. Только откроете — ворвется вторая бригада, выкинет из бани.
И все же мы открыли дверь и как есть, голые, высыпали наружу. Из-за сопки с выключенными моторами планировал самолет. И вдруг спереди у него забился огонек, слух резанула пулеметная очередь, от створного знака, стоящего рядом с банькой, полетела щепа. Оглушив моторами, самолет пронесся над нами, на крыльях у него чернели кресты. Ребята кинулись врассыпную.
Мы, голые, тоже куда-то побежали, но резкий холодный ветер скоро заставил бежать обратно к баньке.
— Ну как? Встретили самолет? — спрашивал Володя Дергач. — А я тут сидел, закрылся от второй бригады. Там ведь такой народ: и помыться не дадут — вытурят.
Где-то совсем рядом с нами шла война, тонули суда, гибли люди. Однажды мы заметили, что море вокруг Пупового все покрыто слоем нефти. Кайры садились в море, пачкали белые грудки и становились неузнаваемыми. Мы понимали, что где-то потоплено судно, а может быть, разгромлен караван. А как-то на остров выбросило два мешка с мукой. Сверху мука подмокла, покрылась коркой, а внутри нисколько не испортилась. Потом прибило бочку со спиртом, смешанным с эфиром. Было ясно, что все это тоже следы кораблекрушения.
Тревожно становилось на сердце у нас, но в то же время мы были горды тем, что рядом с подстерегающей нас опасностью делаем свою нужную и полезную работу. С этим чувством было легче переносить все трудности, которых было предостаточно на острове…
Пришел сентябрь — холодный, штормовой. Все четыре бригады ожидали отправления в Архангельск на небольшом островке вблизи поселка. И вот в конце октября подошел военный тральщик. В течение двадцати минут мы перебрались на него. За кормой скрываются суровые скалы Новой Земли.
Мы шли, со всех сторон окруженные военными кораблями. Среди них узнавались знакомые очертания знаменитого ледореза «Федора Литке», ставшего военным судном.
…Днем и ночью смотрят за водой и воздухом вахтенные сигнальщики, днем и ночью беспрестанно переговариваются между собой корабли: днем — флажным семафором, ночью — огоньками ратьеров.
Мы идем в родной Архангельск с бесценным грузом, добытым нашими руками…
4. ЛЮДИ ФЛОТА
Е. М. СузюмовИВАН ДМИТРИЕВИЧ ПАПАНИНОчерк
21 мая 1937 года в районе Северного полюса советские самолеты высадили на плавучую льдину четверых полярников, которым предстояло совершить многомесячный ледовый дрейф.
Весть об этом событии мгновенно облетела земной шар. На всех языках мира повторяли имена отважных исследователей. Сотни миллионов людей всматривались в газетные фотографии, стараясь разгадать: кто же они, эти четверо смельчаков, решившиеся на такой подвиг? И, пожалуй, самой загадочной фигурой из всей четверки был начальник станции «Северный полюс» Иван Дмитриевич Папанин — плотный, немолодой уже крепыш с чуть хитроватой открытой улыбкой на лице, — человек, которому Страна Советов доверила возглавить невиданный по смелости и неоценимый по значению научный эксперимент.
Зато в узком кругу лиц, связанных с арктическими исследованиями тех лет, И. Д. Папанина давно знали. Здесь понимали, что трудно было найти человека, более подходящего для исполнения нелегкой должности коменданта «Северного полюса», как с первых же дней дрейфа окрестила Папанина пресса.
К моменту высадки на льдину за плечами Папанина были тридцать лет трудовой деятельности, восемнадцатилетний партийный стаж, служба в Военно-Морском Флоте, участие в Октябрьской революции и гражданской войне и успешное выполнение ряда особо важных заданий, в разработке и проведении которых Иван Дмитриевич Папанин неизменно проявлял смелую инициативу, личное мужество и беззаветную преданность Родине и партии.
Не новичком был Папанин и в Арктике: еще в 1932 году он побывал на Земле Франца-Иосифа и с тех пор не раз возглавлял коллективы полярников и руководил постройкой научных станций в бухте Тихой, на мысе Челюскин и на самой северной точке советской земли — на острове Рудольфа…
Таков был послужной список Ивана Дмитриевича Папанина к тому времени, когда имя его впервые широко прозвучало в мире. Год за годом список этот дополнялся и расширялся. Новые, всегда трудные и всегда почетные дела украшали жизненный путь Ивана Дмитриевича.
А между тем начало биографии Папанина как будто не сулило ему ни мировой известности, ни адмиральского звания, ни высоких ученых степеней, ни признанной геройской славы.
XX век Папанин встретил шестилетним босоногим мальчишкой в родном Севастополе. Здесь, на земле, политой кровью деда-моряка, сложившего голову в Крымской войне, началось незавидное детство старшего сына в многодетной, полунищей семье. Отец — портовый матрос, мать — матросская прачка. Едва сводя концы с концами, они старались прокормить и «поднять», как тогда говорили, девятерых ребят. Ваня ходил в школу. Он учился прилежно, особенно любил математику. Как все в этом возрасте, он строил честолюбивые планы на будущее…
Планам этим не суждено было сбыться: в четырнадцать лет, поняв, что родителям одним не вытянуть семью, Ваня бросил школу. Детство кончилось. Началась невеселая жизнь русского мастерового. Ученик мастерских военного порта, Иван Папанин начал постигать премудрости токарного дела.
В те годы нелегко было рабочему пареньку выбиться в люди. Но, видимо, и тогда уже были у Папанина качества, которые сохранил он на всю жизнь, — настойчивость, решительность и неукротимое стремление к поставленной цели.
Быстро закончив ученичество, Папанин стал квалифицированным токарем. Казалось, вот-вот вырвется из глубокой нужды семья. Но подрастали братишки и сестренки, вместе с ними росли и расходы. Надорванная непосильным трудом, сошла в могилу мать. Призрак безысходной нищеты снова повис над семьей Папаниных. И тогда, решительно порвав с родным Севастополем, молодой токарь подался в Ревель, на механический завод, где заработки были побольше.
Тут, у станка, застала Ивана Дмитриевича империалистическая война и вернула его на дорогу отцов. Надев тельняшку и бескозырку, рядовой матрос Иван Папанин в 1915 году прибыл в Севастополь для прохождения действительной службы на Черноморском флоте.
Это был уже не тот наивный паренек, который так недавно покидал родной город. В Севастополе он учился токарному делу. В рабочем коллективе Ревеля он научился мыслить, оценивать события и выбирать верные дороги. Когда Октябрьская революция докатилась до Крыма, Папанин без колебаний встал на сторону молодой Советской власти.
В январе 1918 года с гранатами на поясе, с винтовкой в руках, в составе Первого революционного черноморского отряда он уже сражался с войсками крымского Курултая и с белогвардейцами, захватившими Симферополь…
Стихия гражданской войны подхватила Папанина. Замелькали стычки и сражения, походы и марши, назначения и переброски… Крымские горы и степи Украины, Александровск и Лозовая, Белгород и снова Крым… Гайдамаки и петлюровцы, деникинцы и немцы…
В боях накапливался опыт, крепло мужество, росло сознание. Весной того же 1918 года Папанин стал командиром, а в январе 1919-го, находясь в составе Заднепровской бригады бронепоездов, громившей белогвардейцев, двадцатичетырехлетний «братишка» Папанин навсегда связал свою судьбу с судьбой партии большевиков и бережно упрятал в карман бушлата, перепоясанного пулеметной лентой, партийный билет.
Боевая жизнь всегда богата острыми событиями. Невозможно, конечно, рассказать обо всех волнующих эпизодах, участником которых был Папанин. Вот только некоторые из них.
Прочесывая окрестности Севастополя, отряд революционных моряков задержал подозрительного человека. При допросе выяснилось, что задержанный — немецкий шпион. Как быть? Суровая этика беспощадной войны давала ясный ответ: расстрелять гада на месте. Так и решили поступить матросы.
Иное решение принял молодой командир отряда Иван Папанин. Мгновенно оценив обстановку, создавшуюся в Крыму, он сразу понял, какой «козырь» попал в его руки. Своей командирской властью защитив немецкого лазутчика от немедленного возмездия, Папанин лично доставил его в штаб Военно-революционного комитета Черноморского флота.
Председатель комитета, большевик Говен, несказанно обрадовался неожиданному подарку.
— Ты не представляешь себе, Ваня, какую услугу ты нам оказал! — воскликнул он.
— Представляю, — возразил Папанин и улыбнулся.
— А раз представляешь — вези своего немца на «Волю». Пусть матросы посмотрят, какие «братья украинцы» целятся на Севастополь…