Хочу новое нравственное состояние сохранить.
Мне нравилась их сдержанность, их немногословность. Их товарищество. И их погруженность в дело, которое они выбрали для своей жизни.
И этого тоже хочу для себя.
Семнадцатого декабря 1971 года я улетела из Москвы. Семнадцатого апреля 1972 года возвращаюсь. Четыре месяца в океане. Четыре месяца полной жизни. Грешно, несмотря ни на что, жаловаться на прежнюю жизнь, а все-таки эта была особенной.
Хочу, чтобы она проросла в последующие дни.
А еще я увидела небо, облака, звезды, луну. Я ведь не видела их раньше. Так, эпизодически, что-то одно. А тут я увидела небесный свод над собой. Смотрела на него медленно и долго, может быть, с какой-то мыслью, а может быть, и бездумно.
Разве это не очень важный итог — увидеть над собою небо?
6. ПОМЕЧТАЕМ О ЗАВТРАШНЕМ ДНЕ
Сергей ЖемайтисПОЛЕ ХЛОРЕЛЛЫГлава из повести „Большая лагуна“
Фантастическая повесть «Большая лагуна» переносит нас в будущее, когда на всем земном шаре восторжествовали идеи коммунизма и человечество взялось за переустройство своей планеты, обратив особое внимание на освоение Мирового океана как на неисчерпаемый источник пищевых и технических ресурсов, так необходимых для возросшего населения Земли. Действие повести происходит в водах Большого Барьерного рифа, протянувшегося вдоль восточного берега Австралии более чем на две тысячи километров. Это гигантское сооружение, создававшееся природой сотни миллионов лет, стало неиссякаемой житницей для «морских земледельцев». Здесь, как и в прибрежных водах всего Мирового океана, созданы многочисленные фермы для разведения рыбы, морского зверя, моллюсков, водорослей.
Внезапно, как отголосок давних нарушений экологических связей в биосфере, «морскому земледелию» грозит катастрофа.
Острому конфликту человека с природой и посвящены главы этой повести.
Скоро из-под темной черты горизонта покажется краешек солнца. Осталось не больше минуты до этого торжественного мгновения. Природа настороженно ждет. Большие серые чайки сидят на крыше лаборатории, повернувшись на восток. Чайки похожи на солнцепоклонников с древней гравюры, ожидающих появления своего владыки. Вереница прожорливых бакланов, торопливо махая крыльями, пролетела на кормежку к дальним рифам, откуда доносится густой шум волн.
В десяти милях от крохотного островка, на котором стоит мое жилище, рефрижератор, лаборатория и гараж для лодки и для комбайнов, темнеет высокий берег. Вершины холмов уже золотятся в солнечных лучах. Оттуда тянет пряным настоем из запахов тропического леса.
Мои друзья дельфины, подчиняясь моему торжественному настроению, также ждут восхода солнца. Они находятся возле причала. Одни медленно плавают по кругу, другие замерли, высунув головы из воды. Только маленький Пуффи шумно снует между взрослыми, теребит за плавники, перепрыгивает через них, поднимая каскады брызг. Его не останавливают. Ребенок должен оставаться ребенком. Всему свое время.
Дельфинов шестеро: Хох, Протей — сын Протея, Гера — родоначальница, дочери Геры — Бела и Нинон, Пуффи — сын Нинон.
Заря пылает, охватив полнеба. На поверхности воды отражается небесный фейерверк.
Глаза серых чаек вспыхивают, как угли.
Я, видимо, очень резко взмахнул руками, приветствуя солнце, потому что чайки, все, как одна, снялись с крыши и полетели, пересекая лагуну, как и бакланы, в открытое море. Их перья окрашены краской зари, и они теперь похожи на розовых фламинго.
Вода еще в меру прохладная, бархатная, как говорит Костя, вливает бодрость в каждую клеточку тела. Я погружаюсь в глубину медленно, гребя одними перепончатыми ластами. Дно у причала всего на глубине пятнадцати метров, я могу не дышать более минуты и потому не спешу. Мое утреннее погружение в воды лагуны, кроме гигиенических и гимнастических целей, открывает также начало моих дневных занятий.
Я дежурный биолог. У меня множество электронных приборов, следящих за малейшими изменениями в водной и воздушной среде, автоматические анализаторы и прочая техника, необходимая для присмотра за «полем» хлореллы. Все же нельзя полностью доверяться хитроумной технике.
Прозрачность воды идеальная. Передо мною, внизу, раскинулось дно, похожее на изысканный цветник, по сторонам мягкая голубизна. Мимо, тараща на меня глаза, проплыла стайка макрели. Рыбы остановились, провожая меня взглядом, затем мгновенно метнулись в сторону, заметив пеструю морскую лилию, которой вздумалось переменить место на коралловом дне. Лилия медленно машет своими листьями-щупальцами. Среди рыб у меня есть давние друзья: большой групер, манта и китовая акула. Уже полгода, как мы ведем безмолвное общение, довольные друг другом. Акулы сегодня нет, видимо, она завтракает на ближней отмели, не видно и манты, а групер как будто ждет меня, он стоит между желтых коралловых кустов, усеянных алыми актиниями. У Чарли — так я назвал групера — как всегда, праздничный вид, чешуя его отливает перламутром, глаза похожи на золотистые бриллианты. Все же Чарли мне сразу не понравился: бросалось в глаза его частое дыхание. Когда он плыл ко мне, движения его были вялы.
Семейство дельфинов так же занято исследованием утренней лагуны. Хох, Гера, Протей — сын Протея, Бела — вне пределов моего зрения, возле меня только Нинон и ее сын Пуффи. Вот Пуффи, увидев Чарли, метнулся к нему и потянул его за хвост. Этим Пуффи каждый день начинал свои проказы. Чарли и сам был не прочь поиграть с дельфиненком. Обыкновенно групер, завидев Пуффи, молниеносно скрывался среди кораллов и морских лилий, затем внезапно появлялся в тылу у Пуффи и уносился в сторону. Групер считался у дельфинов табу. Они, в угоду мне, не только не трогали его, но и охраняли от огромной барракуды, которая жила здесь в недосягаемых подводных джунглях. И Чарли жирел и хорошел под нашей опекой.
Сегодня Чарли мне не понравился. Я окинул его взглядом, провел рукой по скользкому боку. Дышал он, судорожно раскрывая жаберные щели. Я сунул пальцы под жаберную крышку и вытащил тусклый комочек слипшихся синезеленых водорослей.
Хронометр на запястье левой руки зазвонил — прошла минута, как я под водой, пора подниматься на поверхность. Оставив Чарли, я всплыл, поднялся по лестнице на причал и, сделав несколько глубоких вдохов, пошел в кабину, где хранилось подводное снаряжение. Там я взял маску Рааба, коробку с инструментами.
Дельфинов я попросил внимательно осмотреть окрестности — нет ли где колоний синезеленых водорослей, а Нинон и Пуффи остаться со мной.
Чарли ждал меня. Он позволял делать с собой все, что мне заблагорассудится. Вначале я положил его на левый бок и тщательно очистил жабры пинцетом, а затем специальной щеточкой. Потом перевернул на правый бок и проделал ту же процедуру. Теперь Чарли дышал нормально. Казалось, он остался очень доволен успешным лечением. Я подтолкнул его в спинной плавник, и он, видимо вспомнив, что сегодня еще не завтракал, стал подкрадываться к стайке рифовых рыбок, что, как бабочки, порхали между коралловых кустов и носились вокруг меня. Нет, Чарли знал, что ловить этих шустрых рыбок на открытом месте безнадежно, а вот в тени кораллов — другое дело. Скоро его не стало. Чарли замаскировался под цвет кораллов или водорослей. Теперь он станет терпеливо ждать, пока рыбки подплывут поближе, тогда он молнией врежется в их стаю.
Я стал обследовать ближайшие кораллы, актиний, чьи венчики из щупальцев похожи на нежнейший венчик цветка, морских ежей. Я даже заглянул в распахнутые створки гигантской тридакны, где на медленно пульсирующем мускуле поблескивала мутноватая жемчужина килограмма в два весом. Пуффи сунул было туда нос, но как ужаленный метнулся в сторону, видимо подстегнутый неслышным для меня окриком матери. Пуффи давно знает, как опасен этот моллюск. И все же мать не удержалась, чтобы не одернуть сорванца.
Мне не попадался ни один из видов синезеленой водоросли. Видимо, Чарли забил себе дыхательные пути где-то в верхних горизонтах, ближе к берегу, где последнее время бурно размножается один из самых опасных видов этой водоросли — ядовитый microcystis aeruginosa. По каким-то непонятным пока причинам токсичность этой водоросли возросла, и она захватывает огромные площади на акваториях, засеянных белковыми водорослями в Большой лагуне, а также На акватории шельфа всего Мирового океана. Некоторое время размножение синезеленой водоросли сдерживал вирус АЕ-03, созданный Токийским институтом защиты моря. Водоросль «нашла» средство защиты, переродившись в новый вид, который вступил в симбиоз с вирусом. Вирус выполнял какие-то полезные для водоросли функции, и она стала катастрофически разрастаться, покрывая ядовитым ковром прибрежные воды. Тысячи научных коллективов отдают все силы, чтобы избавить океан от нависшей угрозы. Вчера прилетали ко мне Чаури Сингх с Наташей Стоун. (Удивительная девушка, неустанно ищет свое место в жизни!..)
Чаури Сингха сильно встревожил анализ воды, который выдали мои автоматы: соли тяжелых металлов, стронций, правда, в мизерных количествах. Академик Коровин считает, что радиоактивные элементы в морской воде — следствие последнего подводного извержения в Индийском океане…
Эти мысли вертелись у меня в голове, пока я оказывал помощь Чарли.
Хронометр предупредил, что осталось полчаса до отправки первой сводки, к тому же я пропустил время завтрака, и мне сильно захотелось есть. Прежде чем оттолкнуться от дна, я по привычке огляделся. Солнце поднялось, и вода приобрела нежный изумрудный цвет, подводный сад радовал взгляд своими нежными красками и причудливыми формами. Почти вертикально опускались ко мне Нинон и Пуффи, словно изморозью покрытые пузырьками воздуха. Пуффи подплыл ко мне, и я, как всегда, погладил его нежное брюшко. Нинон завтракала, поймав большую макрель. Сразу к ней кинулась стайка рыбок-бабочек, и они стали жадно хватать сгустки крови.