Потом вдруг ни с того ни с сего возник спор о боцманах. Каждый пытался доказать, что самого незаменимого боцмана знал только он. Победа в споре досталась капитану, который в доказательство своей правоты рассказал такую историю:
— Однажды мой боцман купил на одесском Привозе запаренного поросенка. Ему желудок горячей пищей запарили, и он перестал расти. Кормим мы его, кормим, а он за полгода и на вершок не вырос. Худющий бегает по палубе и кусает моряков, как собака. Что с ним делать? Боцман говорит, что надо его продать, а другого купить. Да разве такого кто-нибудь купит! У него из ушей и ноздрей седая щетина торчит. Сразу видно, что старый. Боцман, не будь дураком, выстриг ему седину и продал на базаре. А взамен хорошего поросенка приволок…
Каждое утро встречаюсь с взглядами жены и дочки. Только сын на любительском фото смотрит в сторону. Сегодня приглядываюсь к ним дольше обычного. Сон неприятный видел. Землетрясение. Проснулся и понял, что это корма трясется под ударами попутных волн. Включил приемник, и надо же такое совпадение: «Сердцу хочется ласковой песни»…
Беру себя в руки и открываю сегодняшний план работы. Начну, пожалуй, со сбора материалов о внедрении щекинского метода на судах. По просьбе капитана я должен оснастить его лаконичный рапорт на имя начальника пароходства необходимым словесным такелажем, а по возможности и образными парусами, чтобы из рапорта получилась статья для журнала «Вымпел».
В специальной папке о щекинском методе сверху лежит статья первого помощника капитана теплохода «Алатырьлес» Льва Егорова. Как тут не вспомнить Балтику середины 50-х годов. Мы с Егоровым тогда служили на пограничном корабле. Лев Михайлович писал стихи о любви к своей жене и отчаянно заваливал планирование и учет. В журнал боевой подготовки неделями не заносилось ни слова. Затем наступал траурный день, и Лева наспех писал ненавистную прозу. Попутно по прошлогодним стандартам он клепал планы учений. Я смело подписывал их, так как был уверен, что главное для проверяющих не качество, а количество. Однажды нам за это крепко влетело, но не в этом суть. Лева был истинным поэтом и ненавидел прозу. И вот теперь, почти через два десятка лет, на моем столе лежит прозаическое произведение моего бывшего помощника. Называется оно «Всегда идти вперед». Статья написана толково и хорошим языком…
Чуть позже, спустившись на грузовую палубу, я заинтересовался работой донкермана Кондратьева, который руководил мойкой танков. Донкерман — важная фигура на танкере. В его руках находятся все системы приемки и отдачи груза. Ему надо много знать, еще больше уметь и иметь недюжинную силу. И тем, и другим, и третьим Николай Григорьевич наделен в достаточной степени.
Основная черта характера Кондратьева — противоречивость. Он способен вспылить, крепко поцапаться с кем-нибудь, а потом, смотришь, толкует с недавним спорщиком, словно отец родной.
Мойка танков и выборка остатков — тяжелый физический труд. Я смотрел на суетящихся матросов и размышлял о том времени, когда все тяжелые работы на судах будут выполнять автоматы. Исчезнут замызганные робы. Будут постоянно чистыми матросские лица. Наступит царство белого и голубого. Белый пароход, белая рубашка моряка, голубое небо, голубое море…
После чая колокола громкого боя оповестили экипаж об учебной пожарной тревоге. Моряки слаженно и четко выполняли свои обязанности по расписанию. На разборе учения старпом отметил недостатки, но, в общем, экипаж получил положительную оценку.
Мессинский пролив мы прошли ночью. Весь день на горизонте катило волны Ионическое море. Странные ощущения испытывает человек, когда горизонт чист и простор похож на безжизненную пустыню. Судно топчется на месте, словно в центре гигантской тарелки. Линия горизонта гораздо выше нашей ватерлинии. Кажется, налей тарелку до краев — и на ее поверхности останутся лишь труба да верхушки мачт нашего судна.
Сегодня день без событий. Мерно вращается винт, мерно идут часы. Наша беседа с капитаном тоже носит мерный характер. Он говорит, а я слушаю.
— …Судно — это ячейка коммунистического общества. У нас все общее. Вместе работаем, питаемся, отдыхаем. …Раньше мы танки не мыли. Эту работу выполняла портовая бригада. Теперь мытье стало обязанностью моряков. Сегодня воскресенье, а у наших матросов рабочий день с переработкой. Один выходной день плюсуется к отпуску. А на берегу у людей два выходных дня! Моряку не доплата за второй выходной день нужна, а отдых после трудных рейсов…
Такие и многие другие вопросы волнуют мудрого Ивана Ильича.
После командирского совещания я беседовал с ветераном судна машинистом Иваном Гавриловичем Дьяченко. Он на сорок втором году жизни стал моряком, доказав, что любви к морю все возрасты покорны. В войну Иван Гаврилович был кавалеристом. А в кавалерии, как известно, служили завзятые щеголи. Рослый, могучего сложения, Дьяченко навсегда остался верен кавалерийским традициям. В домино играет — рубит сплеча. В город отправится — исходит от него малиновый звон. На него и сейчас женщины заглядываются…
Вечером после кинофильма в каюту метеором влетел Яков Тимофеевич Циркуль. Он напомнил мне, что завтра у второго повара Наташи Рогожиной день рождения. Это событие было помечено в моем календаре, но я поблагодарил Циркуля за напоминание, отдав должное его командирской заботливости.
Близость греческих берегов навевает мысли о величии культуры Древней Греции. Наша жизнь немыслима без античной истории, литературы и искусства. Разве полными были бы наши представления о красоте, если бы не существовало Венеры Милосской?
Остров Милос, родина знаменитой статуи, остался за кормой, а я все смотрю на литографическое изображение прекрасной богини и вспоминаю любопытную историю статуи.
В 1820 году милосский житель Юргос, работая на своем участке, случайно раскопал каменную нишу. В ней покоилась мраморная женщина. Юргос смекнул, что находку можно выгодно продать иностранцам. Благо и покупатель подвернулся. Им оказался французский капитан Жюль Дюмон-Дервиль. Тот самый Дюмон-Дервиль, который впоследствии совершил два кругосветных путешествия и отыскал место гибели экспедиции Лаперуза. В Эгейском море он занимался океанографическими работами и высадился на остров Милос поглазеть на древности.
Суммы, которую запросил Юргос, у Дюмон-Дервиля не оказалось, и он спешно отплыл в Стамбул, чтобы известить французского посла об удивительной находке. Говорят, что знаменитый капитан видел Венеру с обеими руками. В докладе Французской Академии наук он писал:
«Статуя изображала женщину. В левой, поднятой кверху руке она держала яблоко, а правой придерживала ниспадавшие от бедер одеяния».
Легенда утверждает, что богиня лишилась рук при следующих печальных обстоятельствах.
Когда корабль, зафрахтованный французским послом, пришел в бухту острова Милос, статую уже грузили на какое-то греческое судно. Французский капитан решительно повел свой экипаж в атаку на перекупщиков. В отчаянной матросской схватке пострадали и люди и богиня. Когда французские моряки с победными воплями втащили статую на борт своего корабля, капитан с ужасом обнаружил отсутствие рук. Признаваться в варварстве ему не хотелось, и во Франции он доложил, что статуя была найдена без рук…
Трудно сказать, сколько правды и сколько вымысла в легенде. Многие ученые пытались приладить руки Венере Милосской, но потерпели неудачу. Пожалуй, это к лучшему. Реконструкция могла нарушить привычный облик классической фигуры.
Перед обедом по судовой трансляции я поздравил Наташу Рогожину с днем рождения и в честь такого события рассказал историю любви Дафниса и Хлои, живших в давние времена на острове Лесбос, мимо которого пролегал курс нашего танкера. Попутно я напомнил морякам, что на этом же острове в VII веке до нашей эры жила замечательная древнегреческая поэтесса Сафо. В заключение своего радиовыступления я прочитал стихотворение Сафо «К Афродите»:
О Афродита, Зевса порожденье,
Коварная, молю тебя с тоской:
Избавь меня от скорби и томленья,
Владычица, и сердце успокой…
После обеда председатель совета красного уголка Циркуль под моим руководством навел порядок в своем заведовании. На судне было много периодической литературы прошедших лет. Мы убрали ее подальше с глаз. Затем принялись за корабельную библиотеку.
Вечером долго беседовал по душам с машинистом Александром Васильевичем Поповым. Он тоже ветеран судна, весьма уравновешенный товарищ. Вахту отстоит — ив каюту. В какую бы общественную комиссию ни избирали Александра Васильевича, он всегда добросовестно помалкивал на заседаниях…
Пролив Дарданеллы проходили ночью. Я с интересом наблюдал, как наш капитан легко ориентируется в проливе. Не подходя к карте, он уверенно назначал нужные курсы. Его память, как всегда, работала безупречно.
Босфор — это уже два шага до родной гавани. Недаром говорят, что самый перспективный путь — в гору, а самая короткая дорога — домой.
Медленно из утренней дымки появились очертания Стамбула. Солнце еще не взошло, и туманная пелена прятала верхние кварталы города. А знаменитые мечети с частоколом минаретов уже проплывали мимо.
У Леандровой башни начинается обычная сутолока. Снуют паромы и катера. Они то лезут нам под корму, то пересекают курс перед самым носом.
Прошли под мостом, соединившим Европу с Азией. Уникальное сооружение современности сменяется древней крепостью. С крыла мостика хорошо виден внутренний двор, огражденный толстыми крепостными стенами с могучими башнями.
Лучи солнца, отражаясь от окон, падали на воду багряными бликами. Вместо беспокойных голубей на крышах босфорских домов сидели молчаливые чайки. Стояла глубокая тишина…