Никонов невольно покосился на старика турка. Трофеич лежал ничком, и его худое тело вздрагивало от рыданий. К нему было шагнул Семен Лопатин, но, махнув рукой, отошел к возбужденно галдящим товарищам, удержав за рукав другого матроса, который тоже направился к Трофеичу. «Молодцы! — подумал Никонов. — Сообразили, что негоже торжествовать свою победу перед беспомощным стариком».
Последний роковой для броненосца выстрел сделали наводчики береговых батарей Роман Давыдюк и Иван Помпарь. Судя по всему, они выстрелили из своих орудий одновременно и оба попали. Их представили к наградам. По требованию жителей городской голова Одессы назначил обоим пожизненную пенсию по 60 рублей в год.
После взрыва «Люфти-Джелиля» Никонов засел за чертежи и расчеты. Два раза ходил в Браилов к полковнику Борескову и к изобретателю мин поручику Давыдову со своими бумагами. И когда те заявили, что попытка взорвать корабль миной, буксируемой пловцом, — безумие, ибо гидравлический удар может оказаться смертельным для человека, Никонов ответил, что если ему не помогут и не дадут хорошего динамита, то он будет ходить в атаку на броненосцы, которых на Дунае осталось еще девять, с обычными минами.
Как-то через неделю Никонов пришел к стоянке катеров, которые только что вернулись с минной постановки. Вестовые расстелили на траве брезент, на нем — скатерть. Офицеры, сбросив сапоги и сюртуки, умылись и растянулись на брезенте, где уже поблескивала посуда и дымилось ведро ухи.
— Откуда у вас мины? — удивился Никонов. — Когда не только в наших мастерских — у самого Борескова нет взрывчатки, мне последние двадцать восемь с половиной фунтов отдали.
— А мы с бортов, обращенных к турку, ведра с песком в воду спускали, а с другого борта вытаскивали за трос обратно, — посмеиваясь, ответил лейтенант Дубасов.
Он очень гордился тем, что в профиль походил на адмирала Нахимова, и поэтому старался в обществе быть к большинству обращенным профилем. Сейчас лейтенант лежал в небрежной позе, смотрел на реку, помешивая ложкой в тарелке.
После обеда, закурив, Дубасов, как старший группы катеров, спросил Никонова:
— С чем прибыл, Михаил Федорович? Просто в гости ты не ходишь.
— А вот с чем, Федор Васильевич, — ответил Михаил, развертывая карту. — Этой ночью мои разведчики обнаружили два монитора и один пароход. Стоят на якорях под берегом. По всему видно, что уходить не собираются.
— И ты решил со своими мокрыми чертями взять их на абордаж?
— Борта у них высокие, — спокойно ответил Никонов. — Пловцу из воды на них не выбраться и абордажные крючья не забросить. Насколько мне известно из литературы, в истории подобных случаев не было, а хотелось бы… Пока же у меня всего одна мина, слабенькая, а корабля — три. Окажусь в положении буриданова осла. Даже ежели выберу цель, то спугну остальных. У вас четыре катера, четыре шестовых и четыре буксируемые мины. Цель-то какая!
— Сие нам запрещено свыше, — отрезал Дубасов.
Все офицеры мрачно насупились. Первым, глядя в небо, как бы размышляя вслух, начал мичман Персин:
— Между прочим, лейтенант Макаров на «Константине» недавно под Синоп ходил…
— Знаю, — оборвал Дубасов.
А мичман продолжал:
— Рогуля сидит в Плоешти, а наш «адмирал» еще целую неделю будет рекогносцировывать Средний Дунай. Вы, Федор Васильевич, остались за него. Вам и решать.
Дубасов долго молчал. Все ждали. Потом лейтенант натянул сапоги, надел сюртук, застегнулся на все пуговицы, насадил фуражку, встал и только тогда сказал:
— До ужина корабли привести в готовность. Потом командам спать. Ночью рекогносцировка.
— Зачем? — вмешался Никонов. — Вас могут обнаружить. Спугнете. Давайте я со своими ребятами сплаваю и уточню. Но пойдемте кто-нибудь со мной.
— Не надо, — ответил Дубасов. — Не спугнем. Турецкие мониторы пока только береговой артиллерией пуганы, но по опыту прошлой войны боятся минных заграждений. Обойдемся.
Ночью после рекогносцировки все четыре катера вышли кильватерной колонной. План был такой: первым нападает «Царевич», его поддерживает «Ксения», «Джигит» идет на помощь в случае неудачи. «Царевна» — в резерве.
Ночь выдалась не очень темной. В разрывах туч показалась луна, и на серебристой ряби реки обозначились силуэты трех кораблей. По сравнению с прошлой ночью они спустились ниже по течению и растянулись. Их трубы дымили — значит, команда держала пар на марке. Никонов оказался прав: рекогносцировку наверняка заметили и неприятель усилил наблюдение. Перестраиваться для одновременной атаки на два корабля было поздно.
Труднее всего доставалось «Царевне». Катер был самым быстроходным, но для увеличения тяги в топке часть отработанного пара отводилась в дымовую трубу. Катер громко пыхтел и выбрасывал клубы пара вверх. За время сближения с неприятелем «Царевна» пять раз стопорила машину, чтоб поднять в котле пар.
Шестаков вел «Ксению» близко от «Царевны» и вот услышал голос Дубасова:
— Иду в атаку. Поддерживай!
«Царевна» дала полный ход, и по реке покатились тяжелые вздохи. Когда до монитора осталось сажен сто, минер, сидящий на носу в железной будке, похожей на суфлерскую, опустил в воду шест с миной. С монитора донесся оклик часового. Дубасов крикнул в ответ:
— Сизим адам! — Так, по рассказам Никонова, отвечают часовым: «Свой человек».
Ответ озадачил часового, и катер прошел еще саженей двадцать. Снова оклик — и снова такой же ответ.
Когда до монитора осталось менее полусотни сажен, грянул ружейный выстрел. На палубе сразу возникли силуэты людей, комендоры спали возле орудий. Дубасов направил катер к корме, рассчитывая успеть войти в мертвую зону кормового орудия. Был слышен стрекот шестеренок механизмов наводки пушки, гортанные команды и глухой щелчок. Осечка! Корма монитора надвигалась на катер. Стали видны поручни, лохматые головы комендоров, припавших к прицелам. Снова щелчок. Опять осечка. Дубасов перекрестился. Как невероятно, дико повезло! И вдруг «Царевну» подбросило, тотчас на нее обрушился водопад. В небо взлетел столб дыма, по катеру застучали обломки. Полузатопленная «Царевна» дала задний ход.
— Пустить эжектор! — скомандовал Дубасов.
Минер на носу, залитый по пояс, отчерпывал воду ведром. Громыхнула желтая молния запоздавшего выстрела, на миг осветила окрестность. Дубасов успел заметить, что из кожуха машины торчат ноги майора Муржеску, который сам вызвался пойти на катере.
Снова сверкнуло и грохнуло. Это выстрелило носовое орудие монитора, снаряд взорвался далеко за «Царевной». Из машины донесся сдавленный крик Муржеску:
— Скоро… скоро сдэлаю!
Послышался стон и ругань механика, лязг металла. Увидев, что минер и матрос схватили винтовки, Дубасов крикнул:
— Отставить! Всем откачивать воду!
С палубы монитора, казалось, прямо в лицо, брызнули ружейные выстрелы.
Мимо «Царевны» тенью, рассыпая из трубы оранжевые искры, прошла «Ксения» и ткнулась носом в борт монитора, заведя ему мину под киль.
С «Царевны» было видно, как сквозь палубу корабля рванул в небо столб дыма, а из-под днища, вспучившись, на «Ксению» навалился бугор воды, закрыв ее пеной до трубы. Волна от взрыва чуть совсем не утопила сидящую по планшир в воде «Царевну». «Ксения» беспомощно плыла по течению. Кусок реи монитора с обрывком такелажа свалился на катер, обрывки намотались на гребной винт и лишили «Ксению» хода. Сейчас разведчик Нефедов, посланный Никоновым, спустился в воду, освобождал винт, остальные отстреливались из винтовок и револьверов.
Желтые полосы света рвали темноту. Картечь хлестала по воде возле тонущего корабля, где уже барахтались турецкие матросы.
Наконец с «Царевны» донесся свист, затем запыхтела машина. Это заработал, откачивая воду, исправленный майором эжектор. «Царевна» избавилась от воды и направилась на помощь к «Ксении», но там уже очистили винт.
Вражеские снаряды стали падать далеко за кормой, тогда катера сблизились, командиры начали переговариваться, выяснять потери и не поверили друг другу: никто не пострадал, кроме ушибленного ударом винта механика «Царевны». Светало. Идти в атаку на всполошившегося противника не имело смысла.
После потери этой ночью большого монитора «Сельфи», второго после «Люфти-Джелила», командующий флотом Гобарт-паша приказал командующему Дунайской флотилией Арифу-паше лично направиться в Мачин и во что бы то ни стало вывести корабли из Мачинского рукава.
С огромными предосторожностями, прощупывая фарватер со шлюпок, часть турецких кораблей, преодолев ложное минное поле, ушла вверх по Дунаю. А спустя несколько дней, наконец, прибыли вагоны с минами, и теперь Мачинский рукав был заминирован по-настоящему.
Ночью по Дунаю плыл легкий челнок. На веслах сидел Йордан Вылчев, греб осторожно, словно без усилия, лопасти беззвучно погружались в воду, уключины не скрипели, так как были не только обильно смазаны, но еще сверху замотаны мешковиной. На корме в каучуковом костюме сидел Никонов. У его ног лежала небольшая крылатая мина. Крылья, а вернее деревянные плавники, заставляли мину при буксировке идти не в кильватере катера, а в стороне сажен на 10—15 в зависимости от скорости и длины буксирного троса. Такому катеру не требовалось вплотную подходить к цели, а лишь пройти мимо, чтобы мина задела за корпус. Ее сконструировал лейтенант Степан Макаров.
Этим утром береговые патрули видели в гирле дым, затем он исчез. Пароход или ушел обратно, или на день затаился у берега, притушив топку. Понимая, что после гибели «Сельфи» турки стали крайне осторожными, Никонов решил сам провести разведку и, если удастся, атаковать миной.
— Суши весла, — тихо приказал он.
Йордан замер, держа весла параллельно воде. Посмотрев время и отдав часы гребцу, лейтенант сказал:
— Вошли в гирло. Оба его берега кишат турецкими патрулями. Жди меня на стрежне. С рассветом уходи к нашему берегу. На следующую ночь приплывай сюда же. Я, в случае чего, спущусь вниз и день отсижусь в камышах. Если и на следующую ночь не вернусь, то