кто в шлюпках, кто возле, на берегу.
Никонов читал газеты, поступившие с последней почтой.
Французская газета писала, что после переправы русских войск султан окружил себя гадальщиками и оракулами. Они наворожили, что спаситель-главнокомандующий появится тогда, когда курица высидит орленка. По приказу султана смельчаки достали со скалы орлиные яйца. Султан сам ухаживал за наседкой, не доверяя никому это важное государственное дело. Далее газета комментировала, что из яйца вылупился довольно великовозрастный и прожорливый птенец — известный авантюрист Карл Дитрих (Детруа), который тотчас принял ислам и под именем Ахмета-Али-паши стал главнокомандующим вместо смещенного султаном престарелого Абдулы-Керим-паши. Заодно был снят и военный министр Редиф-паша.
По поводу же главной переправы русских через Дунай газета заявляла, что это удалось только благодаря известной лености и беспечности турок. Один корреспондент доказывал, что броненосец «Люфти-Джелиль» не мог погибнуть от огня русских батарей, он-де взорвался от нечаянно уроненной в погреб горящей сигары. «Скажите, англичане всегда во время боя расхаживают по кораблю с сигарами в зубах? — иронически спрашивал корреспондент. — А все двери в пороховые погреба распахнуты настежь, как окна в жаркий летний день?» О потоплении монитора «Сельфи» было сообщено в нескольких строчках, но зато появилась пространная статья о том, что русские моряки ведут войну дикарским способом, тайно по ночам нападая на корабли и посты… Никонов на миг представил статью под заголовком: «Русские варвары вопреки всем законам современной морской войны взяли на абордаж броненосец «Хивзи-Рахман»!» А взяли бы, заявили разведчики, если бы его прежде не прогнали минные катера.
Отложив газеты, Никонов вдруг заметил странное поведение разведчиков-болгар. Они стояли на берегу Дуная неподвижно, с жадностью глядя на переправу.
В бинокль Никонов различил идущих по мосту солдат в черных двубортных мундирах. Под развернутым Самарским знаменем шли освобождать свою родину бригады Болгарского ополчения[32].
Лейтенант подозвал разведчиков к себе. Подошли все пятеро, вытянулись по команде смирно, в парусиновых матросских робах без погон и в бескозырках без ленточек. Никонов кивнул в сторону переправ:
— Ваши?
В ответ все пятеро выразительно вздохнули.
— Идут на Балканы, — продолжил лейтенант и замолчал, пристально вглядываясь в лица потупившихся разведчиков, потом твердо сказал: — Вполне вас понимаю, братцы-болгары. Держать не стану. Поступайте как хотите. Дам вам отличные рекомендации и аттестации самому генералу Столетову.
Разведчики молчали, их головы невольно поворачивались в сторону переправы. Никонов понимал, что у них сейчас, кроме желания бороться с османами, есть и обида, что их соотечественники идут на родину в форме солдат Болгарского ополчения, со своим знаменем, а эти всего только числятся вольнорабочими отряда пловцов-охотников. Но тут лейтенант им ничем помочь не мог. Хорошо еще, что флотское начальство смотрит сквозь пальцы на его самовольство. Наконец, переступив с ноги на ногу, Йордан Вылчев спросил:
— А чем мы здесь дальше будем заниматься, ваше высокоблагородие?
— Тем же, чем и занимались, — обеспечением переправ, — просто ответил Никонов и кивнул на восток: — Там, между прочим, Черное море, а на нем, между прочим, броненосный флот Гобарта-паши. В двадцати верстах от нас на Янтре стоят турецкие войска, за ними — четырехугольник крепостей: Рущук, Силистрия, Варна и Шумал с многочисленными гарнизонами. Под их контролем тридцать тысяч квадратных верст территории. Уж очень заманчиво и стратегически верно ударить оттуда по нашим переправам, и вся наша армия вместе с Главной квартирой и самим государем императором окажется в мешке. Так что нашему брату моряку здесь скучать не придется. — Никонов снова помолчал и закончил: — Я вас, братцы, понимаю и не держу. Товарищи вас не осудят, поймут. Так что думайте сами. Как решите, так и будет. Ступайте.
Более часу тихо переговаривались болгары, стоя на берегу и не спуская глаз с переправы. Потом Йордан решительно подошел к Никонову и сказал:
— Ваше высокоблагородие, Михаил Федорович, разрешите нам остаться.
— Оставайтесь, — ответил лейтенант. — Бездельничать не придется.
Закончились легендарные бои на Шипке, началось не менее известное Шипкинское сидение. Русской армии с запада из Плевны угрожала армия наиболее способного турецкого полководца Османа-паши, отбившая три штурма Плевны русскими. С востока гигантской зловещей глыбой нависал четырехугольник крепостей, и Дунай по-прежнему таил в себе опасность прорыва броненосных сил с устья и из Черного моря.
Левый фланг Дунайской армии не раз атаковали со стороны Рущука и Разграда войска Ахмета-Али-паши, не прекращали набегов летучие отряды Ибрагим-бея и англичанина Беккера-паши. Фактически из боя не выходили войска генералов Татищева и Горшкова, отбивая многочисленные атаки. Отчаянно дрались солдаты Одесского, Украинского, Бессарабского, Азовского, Днепровского полков, по нескольку суток не оставляли седел гусары Невского полка полковника Александра Александровича Пушкина (сына поэта)…
Разведчики Никонова, набравшись опыта, стали вести не только ночную разведку, но действовали и днем. Здесь-то особенно помогли разведчики — болгары, греки и румыны. Переплывая ночью Дунай, они брали с собой одежду и по нескольку суток ходили в тылу врага под видом местных жителей — торговцев, разносчиков или просто бездомных хэшей, ищущих работу. Кстати, так ими были разведаны основные запасные и ложные артиллерийские позиции и стрелковые ложементы, подготовленные на случай отражения переправы русских, в том числе и в районе Систово.
Из разговоров с местными жителями разведчики узнали, что в Силистрию идут обозы и барки с лесом, гвоздями, смолой. В порту, густо оцепленном патрулями, день и ночь слышен стук топоров и визг пил. Похоже, что делают понтоны и настил для моста через Дунай. Здесь, на двухсотверстном протяжении Дуная от Рущука до Черновод, Силистрия была наиболее удобным местом для форсирования, так как прикрывалась целым архипелагом островов, облегчающих скрытность подготовки и наведения переправы. На большом острове Гоппо разведчики обнаружили замаскированные батареи.
Подойти к Силистрии с суши было крайне рискованно. Патрули хватали любого при малейшем подозрении или приближении к оцепленному району. Наблюдать с островов, кишевших патрулями и солдатами, тоже было трудно. Заплыть в протоку, а потом вернуться обратно, преодолев вплавь против течения свыше пяти верст, было невозможно. И тогда решили вплавь спуститься по течению мимо Силистрии и выплыть к своему берегу после островов, а это путь в двадцать верст. В разведку вызвались Михеев, Ленков, Нефедов и Барос.
С наступлением темноты вышли четыре лодки, две отправились вниз вдоль своего берега, а две другие к протоке, таща на буксире несколько коряг. Дунай часто подмывает берега и несет поваленные деревья и бревна с разбитых плотов. Сначала пустили по течению две коряги, а через четверть часа отправились вплавь Михеев и Ленков. Они поддули воздуха в костюмы столько, чтобы плыть на спине без движения, а лица и кисти рук вымазали смолой. Через полчаса опять пустили несколько коряг, а за ними поплыли Нефедов и Барос.
После полуночи ниже островов на своем берегу возле протоки в речку Борчу разведчики во главе с Никоновым соорудили шалаш, к утру развели костер, грея воду и готовя плотный горячий завтрак. К тому же времени сюда подошли два шестивесельных яла с разведчиками, которые метко стреляли. Они были вооружены винчестерами, ручными гранатами и баграми.
Учитывая, что ночи стали темными и пловцов в воде обнаружить трудно, Никонов разрешил им, после того как они направятся к своему берегу, подавать голос. Если турки и услышат, то на одиночные крики пароход не пошлют и наугад из крепостных пушек палить не станут, скорее всего, вышлют дозорные лодки. Вот для схватки с ними и были подготовлены два яла. А лодки, взяв пловцов, должны были, невзирая ни на что, прорываться к своему берегу.
Перед рассветом вернулась первая лодка Вылчева. Озябшие Михеев и Ленков еле ворочали языками. Их раздели, обмыли горячей водой, отпоили чаем с водкой и укутали в полушубки. Вылчев тотчас же отправился на помощь лодкам, ждущим остальных пловцов. Вскоре лодки вернулись с Нефедовым и Баросом, за ними пристали к берегу оба яла. Все прошло без шума.
Разведчикам удалось незаметно проплыть мимо крепости и пристаней. Чуть выше их, видимо для прикрытия, стоял пароход под парами. У пристаней собрано много барок и лодок, за ними на воде и на берегу были понтоны и штабеля готового настила. Их удалось разглядеть потому, что там и ночью при свете факелов и костров работали плотники. Еще ниже, тоже для прикрытия, стоял под парами второй пароход. Сомнений не осталось: неприятель готовился к переправе.
Никонов, пользуясь туманом, с лодками и шлюпками прошел по протоке к селу Калараш, где стояли канонерская лодка «Николай» и четыре катера.
С утра у села закипела работа. Все взялись за топоры и пилы. Строили брандеры. Для этого использовали четыре трофейные барки, а две старые, валявшиеся на берегу, починили, засмолили и спустили на воду. Не жалея сил, топорами и рубанками переводили бревна и доски на щепу и стружку, выпрашивали у крестьян солому. Все это до предела загружали в барки, поливая смолой, укладывали глиняные кувшины и бочонки с керосином. Минеры готовили запальные фитили. Как назло, зарядили непрерывные дожди, и еще пришлось сооружать над брандерами навесы.
Никонов собирался начинить один брандер порохом и взрывчаткой, сверху уложить брандскугели (зажигательные снаряды), просмоленные деревянные чурбаки и стволы старых пушек, заряженные до предела и забитые ядрами с песком. Такой брандер-фугас разнес бы в клочья все неприятельские барки и понтоны, разлетевшиеся пушечные стволы, рвались бы, как бомбы, а брандскугели и чурбаки вызвали бы пожары далеко вокруг…