— Да, попортил, говорили, капитан Белодворцев крови строителям, — вспоминает Андрей Иванович. — Зато теперь руку жмут при встрече. Вот взять хотя бы бывшего главного строителя Волкова. Как-то раз он на нашем дизель-электроходе отпуск со своей семьей проводил. Встретили честь честью, устроился в каюте. «Ну-ка, говорит, пойдем, покажи, как все оно в натуре выглядит». Пошли. Облазили все до последнего трюма. «Помнишь, спрашиваю, как из-за мастики чуть не поссорились?» Улыбается Волков, он нынче директором Навашинского судостроительного завода «Ока» работает, отвечает: «Помню, Андрей Иванович! На всю жизнь запомнил: нет в работе мелочей».
Как-то недавно один из пассажиров, перед которыми довелось выступать Белодворцеву, спросил: «Товарищ капитан, а не скучно всю жизнь по Волге одной-единственной плавать? Мы, — говорит, — три недели всего тут, и то примелькалось». Спросил он, и другие заинтересовались, ждут, что ответит капитан.
Стоит капитан, молчит, думает. Чувств полно, а слов подходящих никак не подберет. Но подобрал.
«Вот вы сказали — всю жизнь. Правильно, она у человека одна. И Волга одна тоже. Как же ее не любить, если она одна, как жизнь?»
А. ГаевскийПОДПИСЬ ПОД РАПОРТОМ
Победа! План взят!
Рапортуем Родине!
И подписей ряд: капитан,
помполит,
Профком, комсомол… Все
правильно вроде бы.
Лишь «дед» почему-то
радистом забыт.
Газетная строчка —
ну, пять строк, — не более.
А сколько за нею
тяжелых минут!
Мужества сколько!
Сердечной боли!
Всего,
о чем не расскажешь тут.
Сколько в горячий котел
мы лазали,
Чтоб не сорвать этот самый
рейс!
Сколько систем,
механизмов наладили,
Сварили труб,
транспортеров, рельс!
Пускай не согласны со
мной. Пусть спорят.
Но я вам, товарищи,
должен сказать:
Под каждым победным
рапортом с моря
Подпись стармеха
должна стоять!
ПУТЕШЕСТВИЯ, ОТКРЫТИЯ, ПРОБЛЕМЫ
Ю. ДудниковПУТЕШЕСТВИЕ В НИКУДА
На кладбище города Атенса в штате Джорджия еще в тридцатые годы нашего века можно было видеть старинный памятник. На мраморной плите было высечено:
«Он при жизни повидал то, что не дано видеть смертному, и то, что увидит на своем последнем пути, уже не удивит его!»
Что же такое повидал и где побывал Томас Фил Биллингс, родившийся в 1833 году, участвовавший в гражданской и испано-американской войнах и мирно почивший в звании коммодора в отставке в 1907 году?
…Шестого августа 1868 года в порт города Арики на тихоокеанском побережье Южной Америки прибыл с «дружественным визитом» монитор военно-морского флота США «Уотери». Имея почти две тысячи тонн водоизмещения, он был сильно вооружен и забронирован. Как и все мониторы, судно имело плоское днище, гладкую палубу с минимальным количеством надстроек и люков. В числе ста десяти человек экипажа был и лейтенант Томас Биллингс.
В порту находилось много торговых судов под разными флагами. На рейде, неподалеку от «Уотери», стоял перуанский броненосец «Америка», считавшийся одним из самых быстроходных кораблей мира. В то время Арика, ныне относящаяся к Чили, принадлежала Перу.
С палубы открывался вид на красивый нарядный город, живописно раскинувшийся у подножия берегового хребта Кордильер.
Матросы повахтенно увольнялись на берег, развлекались, как могли, в портовых кабаках. Лейтенант Томас Ф. Биллингс, проигравшись в покер офицерам «Америки», не мог принять участия в пирушке, назначенной на вечер восьмого августа. Впрочем, благодаря этому проигрышу и врожденной наблюдательности лейтенанта мы получили одно из самых красочных описаний невероятных событий, очевидцем и участником которых ему довелось быть.
Командир монитора Лич вызвал лейтенанта Биллингса к себе. Стояла нестерпимая жара. Во внутренних помещениях монитора была страшная духота, и Биллингс шел к командиру без особого удовольствия.
С берега доносился отдаленный шум города и порта — все, как обычно. Необычным был только собачий лай и вой — животные по всему городу точно взбесились, но мало ли от чего могли лаять перуанские собаки? Однако предоставим слово Биллингсу…
«Около четырех часов пополудни мы с командиром корабля сидели в его каюте, — писал в своих воспоминаниях лейтенант Биллингс. — Внезапно вскочили: судно вибрировало, словно с него спускали якорь, и цепь грохотала в клюзе. Мы выбежали на капитанский мостик. Наше внимание тотчас же привлекло густое облако пыли, которое ползло по берегу с юго-востока. Одновременно непрерывно усиливался устрашающий грохот. Перед нашими изумленными взорами холмы, казалось, качались, а поверхность земли колебалась, словно по ней бежали в беспорядке короткие и прерывистые волны, как на море при сильном волнении».
Берег содрогался, а океан оставался таким же сонным, сверкал и переливался под яркими солнечными лучами. Тем временем пыльная туча надвинулась на Арику и поглотила ее.
«Уотери» неистово вибрировал, точно его ухватила рука гиганта и трясла, как пустой коробок. На борту все гремело, прыгало, во внутренних помещениях хлопали двери, срывались со своих мест незакрепленные предметы. Людям было трудно устоять на ногах.
«Пыль постепенно рассеивалась, — продолжает Биллингс, — и мы смотрели на берег, не в силах поверить собственным глазам: на том месте, где несколько мгновений назад лежал процветающий город, мы увидели груды развалин… Воздух содрогался от криков, воплей, призывов на помощь. И все это под немилосердно палящими лучами солнца, невозмутимо сияющего на безоблачном небе…»
Командир корабля Лич знал, что при землетрясении возможно появление цунами. Ожидая худшего, Лич отдал команду крепить все по-штормовому. Спешно задраивались люки, вентиляторы, крепились орудия. Вместе с боцманом и матросами лейтенант Биллингс принялся срочно отдавать тяжеленный четырехлапый мониторный якорь с левого борта «Уотери». В помощь уже отданному.
Тем временем к небольшому пирсу сбегалось все больше и больше людей. Отчаянно жестикулируя, они умоляли моряков помочь им извлечь из-под нагромождения обломков своих близких и перенести на корабли, которые, казалось, были надежнее все еще содрогавшейся суши. «Уотери» находился ближе всех к берегу, и, естественно, именно к нему были обращены призывы.
— Черт возьми, мы должны что-то сделать! — крикнул Лич. — Кто пойдет на берег?
Тринадцать человек под командой младшего лейтенанта Неедлера спустили одну из трех шлюпок монитора и, налегая на весла, быстро достигли берега… Оставив в шлюпке одного матроса, остальные поспешили в разрушенный город. На борту монитора спешно снаряжался десант из сорока человек во главе с лейтенантом Биллингсом. Люди захватили с собой топоры, ломы, тросы, кое-какие медикаменты, из кочегарки выделили даже лопаты…
Вдруг внимание людей, занятых сборами, привлек какой-то глухой, низкий рокот.
«Взглянув на берег, мы, к своему неописуемому ужасу, обнаружили, что на том месте, где мгновением раньше находился черневший от толпы людей пирс, больше не было ничего: в один момент все было поглощено внезапно нахлынувшим морем, — вспоминает Биллингс. — На корабле же этот прилив моря никто не заметил. Одновременно мы увидели шлюпку с матросом, неудержимо увлекаемую морским валом прямо к отвесному утесу Моро. Волна разбилась о скалу, и шлюпка с матросом исчезла в белой пене…»
Монитор содрогнулся, точно с полного хода налетел на мель. Ошеломленные люди на борту снова увидели, как по суше стали двигаться самые настоящие волны, песчаные дюны грозно надвигались с юго-востока. Горы затянуло серой мглой, ужасающий гул несся, казалось, из их недр. С устрашающим рокотом океан стал быстро отступать, увлекая за собой сорванные с якорей суда. Прикованный двумя якорями «Уотери» остался на месте в потоках уносящейся воды, затем он содрогнулся и перестал качаться. Взорам моряков представилось никогда не виданное прежде: монитор сидел на обнажившемся океанском дне.
Вокруг бились и извивались рыбы, шевелились причудливые морские животные, бессильно распластались водоросли. В нескольких десятках метров от «Уотери» виднелись бесформенные обломки какого-то давным-давно затонувшего судна. Мористее можно было заметить еще несколько таких же древних остовов. Но среди них оказались и многие суда, задержавшиеся на якорях. Так как их корпуса имели обычную для парусников округлую форму, все они легли на борт.
— Океан сейчас вернется! — крикнул Лич. — Все вниз!
Выбравшиеся на палубу люди поспешно укрылись, а командир, лейтенант Биллингс и два офицера оставались в боевой рубке, наблюдая за происходившим вокруг.
Океан вернулся обратно — не одиночной волной, а стремительным, но плавным приливом. Одно за другим опрокинулись вверх килем парусные суда, что лежали вокруг монитора: австро-венгерский бриг «Элизабетта», итальянский барк «Мирамор», чилийский фрегат «Эсмеральда», английский барк «Дорис», американские — «Мариетта» и «Мельвилль»… Одни из них исчезли, едва всплыв, другие остались на дне, третьи плавали вверх килем, сталкиваясь друг с другом. Один «Уотери» всплыл невредимым и покачивался на пологой зыби.
«С этого момента, — пишет Биллингс, — морская стихия, казалось, бросила вызов всем законам природы. Стремительные течения таскали наш корабль в самых различных направлениях. Мы неслись со скоростью, какой в другое время не могли бы достичь даже если бы наши машины работали самым полным ходом… Земля продолжала содрогаться через неровные промежутки времени. Монитор то мчался по кругу, то останавливался так резко, что все падали с