«Будь готов»; и хотя мои взаимоотношения со скаутской организацией не назвать тесными, ее лозунг запомнился. Во время перерыва на ланч я забегаю в школьную библиотеку и тут же ретируюсь, так как в отделе географии обнаруживаю почти половину своего класса. Лицо мое искажает гримаса, когда до меня доносятся обрывки их разговоров.
— Наверняка это будет какой-нибудь вшивый батончик «Марс».
— Ну да, какими он награждал нас до этого.
Я выскальзываю из библиотеки и, уже закрывая за собой дверь, слышу вопль Роберта:
— Он все равно никогда не задавал нам нормальных домашних заданий.
Наконец в три двадцать занятия заканчиваются, я направляюсь по Хай-стрит к центру и, проходя мимо двери туристического агентства, машу рукой менеджеру, который с раздраженным видом пытается встать с кресла. Он явно горит желанием содрать у меня деньги за билет, поэтому я спешно удаляюсь.
Из того немногого, что мне уже известно о Соломоновых островах, ясно, что путешествие туда не из дешевых. Поднявшись по гранитным ступеням города, претендующего на трехвековую историю, я бодро вхожу в публичную библиотеку.
— Вот… — жизнерадостно сообщаю я модно одетой библиотекарше с очками в форме полумесяца, свисающими на шнурке, которая стоит за стойкой. — Собираюсь на Соломоновы острова и хочу провести кое-какое исследование. — Тут у меня раздается смешок типа «ну вы же меня понимаете». Однако она не понимает.
— Вы записаны?
— Э-э… нет, боюсь, нет.
Библиотекарша надевает очки на нос. После нескольких формальностей и огромного количества фырканья мне, наконец, указывают кончиком безукоризненно отточенного карандаша на отдел путешествий. Пролистав тонкую, но хорошо иллюстрированную брошюру под названием «Борнмут: история солнца, моря и секса», я быстро прихожу к выводу, что в картотеке нет книг, название которых содержало бы сочетание Соломоновы острова. Более того, мне вообще не удается найти ни одной книги с упоминанием этого архипелага. Стараясь не обращать внимания на огневой вал возмущенных взглядов, бросаемых в мою сторону, я направляюсь в библиографический отдел и нервно вытаскиваю красный пыльный том энциклопедии на букву «С». Быстро пролистав статьи, посвященные Славянску, Карлу-Иогану-Густаву Сноильскому, сопению и социальному дарвинизму, которые я непременно бы с удовольствием прочел, будь у меня время, добираюсь-таки до Соломоновых островов:
«Соломоновы острова, островное государство на юго-западе Тихого океана, расположены с юга на восток от Папуа (Новая Гвинея) и Бугенвиля». — Это я и так знаю. — «Бывший протекторат Великобритании (независимость получена в 1978 году), демократическая форма правления, глава государства — королева Елизавета II. Открыл испанский исследователь Альваро Менданья де Нейра в 1587 году». — О, si, si, дон Альваро! — «С середины XIX века — центр миссионерской деятельности, однако христианские идеи усваиваются медленно из-за глубоко укоренных племенных верований и практики охоты за головами». — Гм-гм. — «Центр работорговли. Восстание на острове Малаита (1927) было подавлено англичанами с невиданной жестокостью». — Чудненько! Это наверняка внушит ко мне симпатию аборигенов. — «Район активных боевых действий во время Второй мировой войны между американцами и японцами (бой у острова Саво, август 1942). В последнее время — политическая нестабильность и вооруженные конфликты между соперничающими военными группировками за земли». — Не слишком похоже на тропическую гармонию. — «Столица — Хониара». — Ну что ж, звучит неплохо; я повторяю название несколько раз, имитируя испанский акцент, прищелкивая пальцами и стуча каблуками. — «Население — 360 тысяч человек». — Это столько же… сколько живет э-э… в Нортгемптоншире? — «Общая территория 1,35 миллиона квадратных километров. Всего 992 острова. Примерно 350 из них обитаемы. Территория суши — 27 556 квадратных километров». — Значит, чуть больше, чем Нортгемптоншир. — «Тропический жаркий и влажный климат. Флора и фауна: влажные джунгли, шесть разновидностей крыс и два вида крокодилов». — Восхитительно: джунгли, крысы и крокодилы. — «Существенную проблему создает малярия». — Ну а как же без этого?! — «Население в основном исповедует христианство разных конфессий, однако сильны и анимистические верования». — Анимистические? М-да. — «В отдаленных областях практикуется каннибализм». — То есть они до сих пор едят людей! Вот здорово! — «Ежегодно острова посещает около трех тысяч человек». — Ну, это меня не удивляет. Интересно, многие ли из них возвращаются обратно целыми и невредимыми?
— Столица — Хониара, сэр.
— Хорошо. Что-нибудь еще? Ты. Вон там… э-э…
— Джон, сэр. Там куча крыс и крокодилов.
— Не надо рассказывать то, что мне и так уже известно, спасибо, — раздраженно обрываю я его, глядя на маленький дворик, мощенный плитами, и заднюю стену школы. Старый служитель кряхтя выдирает траву по периметру.
— И еще акулы, сэр.
— Акулы? Кто сказал про акул? — Я резко оборачиваюсь, словно кто-то выстрелил в меня бумажной пулькой, что вообще-то случалось довольно редко.
— Моя мама рассказывала, что они ужасны…
— А моя мама считает, что это не имеет никакого отношения к французскому языку, сэр.
— Может, ты заткнешься, Роберт?!
Я резко сажусь за стол. Фигуры учеников в первом ряду расплываются, и вместо них появляются улыбающиеся акулы, плачущие крокодилы и шесть разновидностей крыс, занимающихся синхронным плаванием.
Мне вдруг становится жарко, пот так и катится со лба: прав ли я, отказываясь от всего, что имею, — каникул, дома и того, что осталось от машины? Мне нравилось преподавать, да и процесс не слишком утомительный, не считая необходимости проверять домашние задания. Даже Роберт не так уж плох, просто, возможно, мы его не понимали.
В течение десяти лет моя жизнь протекала под аккомпанемент школьного звонка — он выстраивал по порядку все события день ото дня. Жаловаться было не на что. Мне удалось организовать себе удобную нишу в каменном, псевдоготического стиля, здании школы, уютно вписывавшемся в пологие долины Западной Англии. Окинув взглядом лица, которые, несомненно, рано или поздно изуродуют длительное подпирание щек кулаками и зевота, я вдруг понял, сколь привык к ним; форменная одежда, учебники, горы иллюстративного материала и памятных записок — все это служило декорациями моей жизни. С годами я привык любоваться невинными цветущими подростками, которые приезжали вооруженные лишь пеналами, а уже через несколько лет исчезали, махнув рукой, и больше никогда не появлялись, если только их имена случайно не начинали мелькать в судебных сводках на страницах местных газет.
Из окон можно было наблюдать за сменой времен года, когда двор устилали то лепестки цветов, то палые листья. Из моего дома, расположенного через каменный мост, там, где резкий подъем дороги достигает вершины холма, открывался другой вид. От самого окна спальни до берега моря простиралась зеленая долина, иногда припорошенная мокрым снегом.
Жалованье мне положили приличное, Робертов приходило и уходило немного, а по дороге домой располагался паб.
Я открыл окно. В теплые дни в классе становилось нестерпимо душно, но хуже было другое — большинство моих коллег обладало этим качеством на протяжении всего года вне зависимости от температуры воздуха на улице.
Во дворе жизнерадостный кудрявый водитель Колин вытаскивает из фургона упаковки полотенец.
— Привет, Уилл, — в шутливом салюте он поднял руку. — Сегодня еще никого не выкидывал из окна? — хихикнул Колин.
Это довольно бестактный намек на инцидент, происшедший в начале семестра, когда один из моих подопечных по личной инициативе, а может, при незначительном пособничестве своих дружков пробил головой стекло закрытого окна. Крови пролилось с каплю, и я не ощущал за собой особой вины, так как в тот момент меня и в классе-то не было.
— Развлекаешься? — Он снова разразился смехом.
Я машу ему рукой и закрываю окно. Конечно, эпизод приключился довольно неприятный. Потом было незабываемое административное расследование… Я трясу головой, чтобы отогнать неприятные воспоминания.
И все же своей жизнью я вполне доволен, насколько может быть доволен человек в моем положении. И было абсолютным безумием променять ее на приступы малярии, с тем чтобы потом оказаться главным блюдом на воскресном барбекю.
От этого надо решительно отказаться. Просто сказать твердое «нет». Я передумал и исходя из своих профессиональных интересов, какими бы они ни были, не могу принять предложение. Вряд ли мой отказ кого-нибудь серьезно огорчит, за исключением нескольких прожорливых рептилий. Все элементарно просто.
Но увы, как это бывало со мной не раз, собственным будущим распорядиться мне не удалось. И пришлось довольствоваться ролью робкого наблюдателя за надвигающейся катастрофой. Скоро выяснилось, что я успел обсудить эту авантюру со слишком большим количеством людей, которые стали относиться к ней как к совершившемуся факту.
— Что, Уилл, перебираешься на новые пастбища? Или лучше сказать — в новые джунгли? Ха-ха-ха!
И вправду обхохочешься. Ну хоть джунгли были девственными!
— Вообще-то, я подумал, что, может…
— Потрясающая идея! Изменить жизнь. Глотнуть свежего воздуха, да?
Вообще-то не свежего, а раскаленного. Раскаленного воздуха, насыщенного болезнетворными микробами.
— Будь я помоложе, я и сам бы… Но теперь, конечно же, уже поздно об этом думать. — Пожилой директор качает головой, устремляя взгляд своих слезящихся глаз на потертые обшлага твидовых брюк.
— Конечно же, мы подпишем твою отставку, — вновь вскидывая глаза, бодро добавляет он.
— Ну да… спасибо… — Я умолкаю. — Но мне никого не хотелось бы подводить; может, будет лучше, если я останусь. Говорят, хоккейной команде младших подростков требуется тренер на будущий год, и я э-э…
— Ерунда! Незаменимых нет. А уж что касается вас, то тем более. Ха-ха-ха!
Сейчас, припоминая тот момент, не уверен, что последнее замечание можно счесть за комплимент, но надеюсь, это была шутка.