– Ну, смотри, – Кейн пожал плечами. – Можешь его звать, но я тебя предупредил.
– Принято к сведению. – Одинцов отвернулся от него и рявкнул: – Хор! Эй, Хор!
Через пару минут дверца в крайней каюте приоткрылась, и Хор высунул наружу заспанную физиономию.
– Чего?
– Сюда! И приятеля своего прихвати! Бар Кейн зовет!
Будучи людьми военными, Хор и Поун собирались недолго; миг, и они уже стояли перед начальством в полном снаряжении, с клинками у пояса и перевязями с метательными ножами поперек груди. Одинцова оба старательно не замечали, поглядывая на бар Кейна с невысказанным вопросом.
– Ты, вонючий шерр, – палец Одинцова уткнулся Хору в живот, – думаешь, что мой слуга принадлежит тебе? Что ты можешь хлестать его по роже? Ну, отвечай!
Хор пожал плечами и вызывающе огладил ладонью рукоять меча.
– Большое дело, господин! Может, я разок и съездил парню в ухо, чтобы бегал побыстрей!
– Этот парень должен бегать лишь тогда, когда я прикажу, – наставительно произнес Одинцов и отодвинулся в сторонку. – Эй, Кайти! Съезди-ка ему по скуле, да покрепче!
Кайти бросил взгляд на хозяина и, повинуясь его кивку, ударил. Драться он не умел, ибо вырос в месте тихом и мирном, при замковой кухне, где разве что главный повар мог слегка потаскать за волосы. Кулак его скользнул по гранитной скуле Хора, парень тут же скривился и начал дуть на костяшки.
Хор захохотал:
– Славно! Сразу почесаться захотелось!
Он и почесался – только в заднице.
– Я тоже хочу, – заявил Поун приятелю. – Не тебе ж одному все ласки!
Одинцов покосился на бар Кейна, который глядел на него с издевательской усмешкой. Затем, огорченно покачав головой, сказал:
– Да, Кайти, придется тебя поучить… Смотри, как надо!
В следующий миг Хор лежал на палубе, держась за щеку; вид у него был ошеломленный. Он попытался встать, но новый сильный удар опять сбил его на гладкие доски. Одинцов задумчиво поглядел на свою жертву.
– Вот так это надо делать, Кайти. И тебе тоже предстоит отведать моего кулака, если снова соврешь! Ну, – он кивнул слуге на Хора, – желаешь сам попробовать?
Хор, покачиваясь, поднялся.
– Не был бы ты благородным господином… – с нескрываемой злобой процедил он.
– А ты забудь, что я благородный господин, – посоветовал ему Одинцов. – Тебе и Поуну положено охранять бар Кейна на опасном пути в Калитан… Предположим, я хочу удостовериться, как это у вас выйдет.
Хор поглядел на начальника, и тот снова усмехнулся.
– Давай! Докажи благородному Арраху, что я под надежной защитой!
– Пожалеешь, мой господин. – Хор уже не качался, а твердо стоял на палубных досках, и пальцы его сжимали рукоять меча. – Я слышал, что ты из гвардии… Но в нашем ведомстве все же фехтуют получше!
– Много болтаешь, – заметил Одинцов. Его левая рука метнулась вперед, и Хор, получив сокрушительный удар в челюсть, опять растянулся на палубе. Он замер, боясь пошевелиться, ибо меч Одинцова уже щекотал его горло, а нога, обутая в кожаный сапог, давила на грудь. – Много болтаешь, – повторил Аррах бар Ригон, – но медленно шевелишься. – Он отвел острие клинка от горла Хора и повернулся к бар Кейну: – Вот так, милейший, это делают у нас в гвардии.
Бар Кейн нехотя выдавил улыбку, но теперь она больше походила на злобный оскал.
Плот, пугливо прижимаясь к северному берегу, миновал пролив. Здесь, между оконечностью Дорда и Ксайденом, он был неширок – километров пятьдесят, не больше. На карте полуостров Дорд вытягивался к югу, словно целил в противоположный берег, где лежала Катампа, крупнейший порт и самый большой ксамитский город. За этой узостью открывался обширный эстуарий Длинного моря, уходивший к востоку, к торговым городам Ханд, Ири и Ганла. Этот бассейн имел овальную форму, и его дальнее побережье было для айденитов столь же загадочным, как Камчатка для европейцев в Средние века. Край мира, предел обитаемых земель!
Одинцов знал об этих местах из учебной ленты южан. Вместе с языком Ратона и инструкцией по управлению флаером он усвоил и другую информацию, дополнявшую рассказы Найлы о Калитане и княжестве Хаттар, торговавшем с Хандом. Вероятно, он являлся самым знающим географом в северном полушарии планеты.
Сейчас, дожидаясь завтрака, он отдыхал после утренней разминки на палубе и старался не замечать Поуна и Хора. Эта парочка смотрела на него волчьими глазами. Они прекратили помыкать Кайти, но парень был по-прежнему невесел: видимо, жизнь в тесной каюте с двумя здоровенными мерзавцами не доставляла ему удовольствия.
– Готово, хозяин. – Кайти, сервировавший стол, разложил походные сиденья и поклонился.
– Ну, зови бар Кейна. – Одинцов уселся и показал глазами на дверь лазутчика щедрейшего. Потом он оглядел стол и решил, что купит Кайти кабачок в Тагре. Достойная награда за все труды и муки! Кайти был отличным поваром – из вымоченной в воде солонины он приготовил жаркое с овощным гарниром и соорудил рулет из сухарей и сушеных фруктов. Вероятно, в это кулинарное изделие пошли шесть свежих яиц, которые ежедневно выдавались знатным путникам по приказу капитана-сардара.
Бар Кейн появился из своей каюты, холодно поприветствовал Одинцова и сел напротив. Его пристальный взгляд скользнул по яствам, задержался на лице сотрапезника и замер на полированном лезвии челя. Чель, вместе с мечом, был прислонен к переборке у сиденья Одинцова.
– Удивительно, что ты владеешь этим варварским оружием, – заметил бар Кейн, прожевав первый кусок. Он одобрительно кивнул и положил на тарелку еще жаркого.
– Ты ведь, должно быть, знаешь, что я наполовину хайрит, – сказал Одинцов. – А хайриты – великие воины!
Лазутчик хмыкнул, но ничего не возразил. Некоторое время они сосредоточенно жевали, потом бар Кейн осторожно поинтересовался:
– Где же ты освоил такое редкостное искусство? Ведь не в императорской гвардии?
– В последнем южном походе.
– И это… это странное копье…
– …я выиграл в кости у одного хайрита. Только это не копье, почтенный, им обычно рубят, а не колют.
Бар Кейн покачал головой.
– Не представляю, как этой штукой можно рубить… Такая длинная рукоять! Она же мешает!
– Не мешает, если знаешь, где взяться и как махнуть, – возразил Одинцов. Ему не хотелось говорить о воинских секретах хайритов; чель был страшным оружием, более эффективным, чем меч или копье, и он желал, чтобы это как можно дольше оставалось тайной для Кейна и его подручных. А потому на своих тренировках работал в полсилы.
– Но как же… – начал бар Кейн, потянувшись к рулету, и тут громкий крик с мачты прервал его. Вопил матрос, сидевший на самой верхушке в «вороньем гнезде», и голос у него был встревоженный. Одинцов приподнялся, но ничего не разглядел; с юга и востока простиралось море, на севере тянулся скалистый берег Дорда, а западное направление было закрыто кормовой надстройкой, у которой они сидели.
– Что там?.. – встревожился Кейн.
– Что бы ни случилось, это не помешает нам закончить завтрак, – невозмутимо произнес Одинцов. Он налил себе розового вина и принялся за рулет.
– Дивлюсь я тебе, бар Ригон! – Лазутчик отодвинул тарелку. – Это же наверняка ксамиты! Их галера! Или две, или три!
Его сотрапезник отхлебнул вина.
– А какая, собственно, разница?
– Как какая! Одна галера – отобьемся, две – почти смерть, а три – верная смерть!
Одинцов повернулся к бледному Кайти:
– Ну-ка, парень, сбегай наверх и взгляни, сколько за нами галер. И есть ли они вообще!
Слуга исчез. Через три минуты он вернулся и доложил, что за стагартом идут два корабля, какие – не разобрать, ибо до них еще далеко, но капитан-сардар велел на всякий случай готовить катапульты.
Впрочем, это Одинцов видел и сам: моряки уже суетились у метательных орудий, а воины Береговой Охраны с грохотом и лязгом натягивали панцири и разбирали оружие. У них были небольшие мечи и щиты, приспособленные для абордажного боя, и по три дротика на брата; кроме того, в каждой окте имелась пара арбалетчиков.
– Ешь и пей, – сказал Одинцов бар Кейну. – Раньше полудня они нас не догонят. – Он подлил себе розового, наблюдая за суетой на палубе. На море царило затишье, и, хотя плот полз на восток со скоростью всего в четыре узла, ксамитским галерам – если то были галеры! – требовалось не меньше трех часов, чтобы его настигнуть.
Большую часть этого времени Одинцов провел в беседе с откровенно нервничавшим бар Кейном, который то и дело прикладывался к вину. Наконец он забрал у лазутчика кувшин, заметив, что благородному нобилю будет трудно орудовать мечом, и велел натягивать панцирь. Поун и Хор были уже готовы, оба – в кольчугах до колен, в глухих шлемах, с топорами и длинными мечами; вдобавок у каждого на перевязи – десяток метательных ножей с тяжелыми лезвиями и короткими рукоятями. Одинцов тоже натянул добрую хайритскую кольчугу, прицепил меч и взял чель. Свой арбалет он вручил Кайти. Затем повернулся и зашагал к трапу, ведущему на верх кормовой надстройки. Три воина в доспехах, лязгая металлом, двинулись за ним; Кайти, сгибаясь под тяжестью хайритского арбалета и колчана со стрелами, тащился сзади.
Поднявшись по лестнице, он оглядел крышу надстройки и остался доволен. Есть где развернуться! Все-таки плот – не корабль; плывет медленнее, зато места гораздо больше. Одинцов перевел взгляд на море. До чужих кораблей оставалась половина километра, и уже было ясно, что их преследуют ксамитские галеры. Они шли под парусом и веслами, а их палубы, от одного борта до другого, полнились вооруженными людьми. Легкая пехота, определил Одинцов опытным взглядом, по полторы сотни на каждом корабле.
Капитан-сардар, окруженный помощниками, раздавал приказы, кому куда идти и что защищать. Ксамиты, конечно, полезут на абордаж, и тут приходилось беспокоиться не о людях и дорогом грузе, а о мачтах. Плот не потопишь, но если срубить мачты и уничтожить паруса, он превратится в игрушку волн и ветров. А посему капитан назначил к каждой мачте по офицеру с тремя солдатами и полудюжиной моряков. Для отражения атаки оставалось еще пятьдесят ратников Береговой Охраны и двадцать катапульт, у которых уже суетились матросы палубной команды.