Преодолев каменный парапет, он очутился на широком балконе. Здесь, под плотной завесой листвы, царила полная темнота, и лишь бледный луч, пробивавшийся в щелку между штор, высвечивал кусочек расписного пола величиной с ладонь. Одинцов не сомневался, что тут, подальше от кухни, находятся женские покои. Ар’каст провел много лет в Ксаме, и дочь его могла быть ровесницей Арраха бар Ригона. Впрочем, даже от девочки двенадцати лет удалось бы получить немало ценных сведений; с маленьким ребенком дело осложнилось бы, и тут Одинцов полагался лишь на какую-нибудь верную служанку или дуэнью.
Беседуя с Залором на воздушном судне, он узнал, что агенты Ратона, снабжавшие южан информацией о северных делах, становились на удивление немногословными, когда шла речь об их личной жизни. Почти никто не говорил о своих туземных возлюбленных, о женах или о возрасте детей – возможно, они стыдились этого? Или считали недостойным внимания координатора? Поразмыслив, Одинцов решил, что все они, включая Асруда бар Ригона, были в трагической ситуации. Плоть требовала своего, сердце нуждалось в женской любви, появлялись женщины и, разумеется, дети. Но их потомки принадлежали иному миру, не цивилизованному Югу, а варварскому Северу, и, вырастая, впитывали большинство его пороков. Они могли убивать! Даже нежная Лидор, будучи крепкой и ловкой девушкой, сумела бы проткнуть кинжалом не одну глотку! Кем же был в глазах своего отца Аррах бар Ригон, сардар гвардии, забияка и дуэлянт? Профессиональным убийцей?
По словам Азасты, лет пять назад Ар’каст сообщил, что у него есть дочь, и больше никого. Вероятно, его возлюбленная умерла либо покинула его дом. То есть ребенку никак не меньше пяти. Многое ли сможет рассказать пятилетняя девочка?
Одинцов подкрался к двери, присел на корточки и заглянул в щелку. Это была спальня, вся в коврах и зеркалах, с большим мягким ложем, низенькими столиками и разбросанными повсюду подушками; девушке, сидевшей спиной к нему, было явно не пять лет. И не десять!
Затаив дыхание, он разглядывал смуглые лопатки, тонкий стан, перехваченный золотистым пояском, стройную шею, что едва угадывалась под водопадом черных локонов, хрупкие плечи. На руках девушки выше локтей сверкали браслеты, волосы были убраны под диадему, а юбка, прикрывавшая бедра, казалась облаком газовой ткани. Комната выглядела богато, а ее хозяйка была в роскошном наряде, пусть даже он сводился к украшениям и лишь намеку на одежду. Возможно, она собиралась спать?..
Нет, не собиралась! Минуты проходили за минутами, а дочь Ар’каста по-прежнему сидела неподвижно. Казалось, она погружена в глубокое раздумье, и Одинцов, желавший взглянуть на ее лицо, решил набраться терпения. Люди, особенно девушки, пугаются, когда кто-то лезет к ним в спальню; в таком состоянии женщина может вскрикнуть или лишиться чувств. Первый контакт с этой девушкой являлся слишком серьезным делом, чтобы забыть о таких мелочах.
Пока что он осматривал опочивальню. Знаменитые ксамитские ковры, розовые, золотистые и палевые, покрывали стены и пол; у изголовья ложа высились шандалы из темного дерева, и в каждом горела дюжина толстых свечей; у дальней стенки, по обе стороны двери, выстроились в ряд ларцы и ларчики – высотой по колено и совсем маленькие, с ладонь величиной; два столика в комнате были пусты, на третьем поблескивал хрустальный кувшин с каким-то напитком. Наконец он заметил, что на самом большом ларце, на расстоянии протянутой руки от девушки, лежит сабля.
Внезапно дочь Ар’каста вздохнула, опустила напряженные плечи и повернулась к балконным дверям. Одинцов затаил дыхание. Девушка была красива и вряд ли встретила свою двадцатую весну; ее смуглое лицо и тело источали влекущую прелесть женщин Востока – земного Востока, по которому ему пришлось постранствовать. Пожалуй, золотистым оттенком кожи и стройным станом она напоминала цыганку, но ее черты были тоньше, мягче, совершенней, и заставляли вспомнить женщин счастливой Аравии.
Неисповедимы пути господни! – подумал Одинцов, вздохнул и, отдернув занавесь, шагнул в комнату.
– Здравствуй, Р’гади, – негромко произнес он.
Миг, и кончик сабельного клинка уперся ему в живот. Как она только успела! Еще секунду – нет, четверть секунды назад! – девушка скорчилась на ковре, уставившись пустым взглядом в стену; теперь она была на ногах, напряженная, как пружина. Левая рука чуть отведена в сторону, правая выставлена вперед; губы твердо сжаты, глаза сверкают боевым огнем, смуглые груди застыли на вдохе. Выпад последует с выдохом, понял Одинцов, уже ощущая у себя в желудке шесть дюймов стали. Не двигаясь с места, он произнес:
– Не убивай меня, великая воительница. Чтобы найти тебя, безутешный принц из Сибири странствовал много месяцев и прошел длинный путь. И каждый день он вспоминал шорох твоих ресниц, запах кожи и вкус губ.
Это была ложь, но что еще оставалось делать? Он выполнял непростую миссию и предпочел бы встретиться с незнакомым человеком, а не с таким, с которым мог разделить сладость воспоминаний. Что он скажет этой девушке? Как объяснит свое странное появление?
Но Р’гади, казалось, это не волновало. Она отвела оружие, не выпуская его из рук, и глухо произнесла:
– В черный день пришел ты сюда, мой степной дьюв. Ты выглядишь иначе, не так, как в ту ночь, но я узнаю тебя. – Отступив на шаг, девушка окинула гостя внимательным взглядом. – Ты сильно загорел с тех пор… волосы стали темнее… и одежда другая… наша одежда. Где же твое большое копье, которым ты перебил моих воинов?
– Большое копье пришлось спрятать, – пояснил Одинцов. – С ним нельзя шататься по Катампе, выдавая себя за ксамита.
– Ты действительно пришел сюда ради меня? – Ее темные зрачки оставались настороженными.
– Нет… не только, – произнес он после секундной заминки.
Один раз он уже солгал этой девушке; теперь же настало время сказать правду – или хотя бы ее половину.
– Тогда зачем ты здесь?
Показалось ли ему, или в глазах Р’гади блеснули слезы? Но голос ее оставался спокойным.
– Меня послали друзья твоего отца Ар’каста. Кажется, с ним случилась беда?
Девушка, не глядя, бросила свой изогнутый меч на сундук и скрестила руки на груди. Теперь она не смотрела на Одинцова; ее взгляд бесцельно блуждал по комнате, не останавливаясь на ярких красках и изысканных узорах ковров. Наконец она сказала:
– Кто же ты, воин? Принц из Сибь-ири, о которой ничего не ведомо даже моему отцу, дьюв, научившийся делать свою кожу теплой, или просто враль и безродный бродяга?
– Я не могу сказать тебе, кто я и откуда, – тихо произнес Одинцов. – Но спроси свое сердце, Р’гади, спроси свои глаза – разве я похож на безродного бродягу? Даже если мне пришлось однажды чуть приврать красивой девушке?
Она медленно, задумчиво покачала головой:
– Нет, ты не бродяга… Я помню, как погибли мои разведчики… Т’роллон, М’тар и другие… помню, кто пощадил меня и чем я расплатилась за это…
– Ты жалеешь?
– Нет, мой дьюв. Я была счастлива… – Она улыбнулась в первый раз с той минуты, как Одинцов по-явился в комнате. – Я жалею о другом – что ты пришел не ко мне.
– Я пришел помочь твоему отцу.
– Хорошо, если так. Сейчас это куда важнее.
– Ты мне веришь?
Р’гади пожала тонкими смуглыми плечами:
– Верю, не верю, какой в том смысл? Все отвернулись от нас… Так что в моем положении не отказываются от помощи, которую послал милостивый Эдн.
– Не Эдн, Р’гади. Я не лгал тебе, рассказывая про далекую страну Сибирь. Она существует! Правда, она называется совсем не так и лежит не в Западном океане, но она существует.
– И там знают имя Ар’каста, моего отца? Трудно поверить, мой хитроумный дьюв.
– Знают, Р’гади. Когда-то, очень давно, он пришел из этой страны в Ксам и стал здесь большим человеком, советником ад’серита.
– Мой отец родился здесь! И моя мать – пусть будут легки ее дни в чертогах Эдна – тоже!
– Мать – да, отец – нет. – Девушка упрямо молчала, и Одинцов, подождав с минуту, добавил: – Но ты права, Р’гади, – какой смысл сейчас разбираться с родословными? Я могу помочь, и неважно, кто меня послал, светлый Эдн или люди с родины твоего отца. Скажи, что с ним случилось?
Она смерила Одинцова недоверчивым взглядом.
– Разве друзья моего отца не знают об этом?
– Нет. Знают, что произошло что-то плохое. Они это чувствуют – здесь и здесь. – Он коснулся лба и груди.
– Не слишком же быстро они почуяли беду! – Девушка покачала черноволосой головкой. – Что бы тебе явиться раньше, дьюв, пока Х’раст не наложил лапы на отца…
– Кто такой Х’раст?
– Тоже стратег и военный советник ад’серита… первый и старший среди советников. Он ненавидит отца, потому что эдор уже не раз собирался поменять их местами.
– Но не поменял?
– Род Х’раста более знатный. – Р’гади презрительно скривила губы. – Но сам он не стоит и ногтя Ар’каста!
– Значит, твой отец – великий стратег, – задумчиво произнес Одинцов. – Чем же он занимался? Водил войска?
– Войска водили другие – те, кому положено махать мечом. Отец вычислял и рисовал карты. Едва рыжие псы из Айдена затевали поход на Юг, как ему становилось известно об этом. Он говорил, сколько солдат надо послать, с каким обозом и какой дорогой… он чертил карты с горами, реками, лесами, местами привалов… он говорил, когда должно выступить войско, чтобы перегородить путь рыжим собакам… Он никогда не ошибался!
– Никогда? – Одинцов приподнял брови.
– Ну, только один раз… последний…
Одинцов подвинул ногой подушку и сел; Р’гади осталась стоять перед ним. Он потянулся к кувшину, плеснул в бокал, выпил. Это был фруктовый сок.
– Скажи, Р’гади, откуда твоему отцу было известно про айденские дела?
– Точно не знаю. – Девушка повела плечами. – Он говорил, что имеет там надежного человека…
Уж точно не покойного бар Гайта и его придурков, решил Одинцов. Был информатор, был! Надежный, дальше некуда…
Так вот как они работали, пэр империи Асруд бар Ригон и штабной стра