– Они атакуют, – промолвила Р’гади. – Этот второй дьюв будет сражаться?
– Будет, – заверил девушку Одинцов и похлопал пришельца по плечу.
– Дьюв? Почему дьюв? – Брови Василия Шостака взлетели вверх. Теперь он говорил по-ксамитски, демонстрируя отличное произношение.
– Эта юная леди считает, что ты, как и я, демон. – Одинцов попробовал согнуть лук и остался доволен. Не хайритский арбалет, но все же лучше, чем ничего. – Становитесь сюда и сюда. – Он показал позиции слева и справа от огромного валуна, за которым лежал ратонец. Шостак покосился на него, хмыкнул, но промолчал. – До нас доберутся четверо или пятеро. – Ты, Р’гади, постарайся прикончить кого-нибудь дротиком. Остальных зарубим.
– Крутые тут у вас дела! – буркнул Шостак, обнажая саблю. Мгновенное воспоминание пронзило Одинцова: два молодых лейтенанта в тренировочном зале, блеск клинков, пол, пружинящий под ногами, и снежные сугробы за окном. Как давно это было! И был ли там Василий?.. Нет, кажется, Манжула с Ртищевым…
Он поднял лук и натянул тетиву. Прянула стрела, с визгом рассекая воздух, пробила горло переднему всаднику. Ксамиты завыли и пришпорили коней. Лошадь убитого поскакала назад, волоча по камням тело всадника с застрявшей в стремени ногой. Одинцов послал вторую стрелу, затем третью.
До них добрались лишь четверо, и эти уже не думали о награде и о том, чтобы взять пленных. Они хотели мстить, убивать! Но дротик Р’гади не прошел мимо цели, а меч и сабля добили остальных.
– Я тут у вас ненадолго, – сказал Шостак, вытирая лезвие о штанину. – Что передать, Георгий Леонидович?
– На Шипке все спокойно. – Одинцов, склонившись над Ар’кастом, пошарил в поясе, затем поднес к лицу южанина ампулу и сдавил ее. – Можешь доложить, что принял участие в небольшой спасательной операции. Наш раненый – отец девушки. За ним гнались плохие парни, и мы им вышибли мозги. Вот, пожалуй, и все.
– Красивая девушка, – заметил Шостак, оглядываясь на Р’гади. – Для такой я бы тоже постарался. Очень милая! Но не похожа на ту, о которой рассказывал Сергей Борисович.
– Та умерла. – Голос Одинцова был сухим, как песок пустыни. – Вот что, Вася, если хочешь помочь, прикрывай тылы. Нашего друга надо доставить в укромное место. Задержишься на полчаса?
– Нет проблем, товарищ полковник.
Лицо Ар’каста порозовело, глаза открылись, пальцы обхватили запястье Одинцова. Р’гади, увидев, что отец зашевелился, облегченно вздохнула.
– Нет, ты и твой приятель не настоящие дьювы, – вдруг заявила она. – Теперь я это точно знаю.
– Почему? – Одинцов поднял южанина на ноги; тот покачивался, но стоял. Ступни у него кровоточили.
– Дьювы сожрали бы их. – Р’гади показала на трупы ксамитов. – Или хотя бы лошадей…
– Мы особенные дьювы, – усмехнулся Одинцов, обнимая Ар’каста за пояс. – Мы не питаемся человечиной. Разве только молоденькими девушками вроде тебя.
Ар’каст сделал первый шаг к тропе.
Когда они добрались до карниза около пещеры, южанин был в полубреду. Одинцов нес его на руках, Р’гади тащила оружие, а Шостак, бдительно озираясь, двигался след в след за девушкой. Открывать при нем ход в пещеру Одинцов не пожелал. Пусть на Земле считают, что Айден – средневековый мир, где самый сложный механизм – мельница и, кроме опасных приключений, тут не разживешься ничем.
– Мне пора, Георгий Леонидович, – сказал Шостак. – Кажется, вас не преследуют.
Одинцов повернулся к нему.
– Ты, Василий, о радиусе рассеяния толковал… Объясни-ка, это что такое?
– Виролайнен придумал, как посылать к вам гонцов, чтобы не очень близко, но и не слишком далеко. Теперь он может регулировать дистанцию. Подробностей я не знаю, но на инструктаже говорили, что от метра до двух километров.
– Триста метров, и не ближе, – велел Одинцов, прикидывая габарит своего замка. – Триста метров, так и передай! И не устраивайте нашествия!
– Слушаюсь, товарищ полковник. До встречи!
Он бросил саблю, шагнул на самый край обрыва, опустил веки и окаменел. Через пару секунд его глаза открылись, но не было в них ни удивления, ни страха, ни проблеска мысли; не было ничего, даже желания жить. «Верно сказано, что глаза – зеркало души, – подумал Одинцов. – Нет души, нет и зеркала… Только пустота!»
Р’гади вскрикнула за его спиной, когда отслужившее пришельцу тело рухнуло в пропасть.
– Что… что с ним? Почему он упал?
– Не упал, а улетел домой. Мы, дьювы, это умеем. Не беспокойся за него. Он ушел туда, где его ждут с нетерпением.
– К светлому Эдну?
– Считай, что так.
В глазах девушки мелькнул ужас.
– И мне с отцом тоже придется…
– Нет. Ваш путь другой.
Вытянув руку с опознователем-фатром, Одинцов открыл вход в убежище. Р’гади снова вскрикнула, на этот раз восхищенно. Она смотрела во все глаза – сначала на закрывавшую проход скалу, что покорно сдвинулась с места, потом на флаеры и прочие чудеса, на сияющий светом потолок, на мебель из легкого пластика, дверцы шкафов у задней стены и приборы, чье назначение было тайной для Одинцова.
Опустив Ар’каста на ложе, он промолвил:
– Ну, теперь ты веришь, что твой отец – волшебник из далекой страны? Все здесь принадлежит ему, за исключением моей летающей лодки. Твой отец такой же дьюв, как и мы! А ты – дочь дьюва! – Он рассмеялся при виде ее растерянной физиономии.
– Не морочь девочке голову, сын Асруда, – вдруг отчетливо произнес Ар’каст. – Возьми в машине мой опознаватель, раскрой средний шкаф. Там лечебные препараты.
Оставив свою спутницу обозревать убежище, Одинцов заглянул в кабину серебристого флаера. Там, под пультом управления, торчала выпуклая головка «зажигалки», точно такой же, как его собственная. Он вытащил опознаватель, шагнул к шкафам и легонько коснулся их дверец. С мелодичным звоном они разъехались в стороны, открыв полки, заставленные контейнерами. Ящичек с зеленым кольцом, эмблемой медиков Ратона, бросился ему в глаза. Прихватив его, он вернулся к раненому.
– Умеешь пользоваться? – хрипло выдохнул Ар’каст.
– Нет. Лучше ты скажи, что делать. У тебя сильные ожоги.
– Я помогу! – Р’гади уже стояла рядом. Ар’каст слабо пошевелил кистью, и она ухватилась за нее обеими руками.
– Ничего, дочка, сейчас все будет в порядке. – Губы южанина едва шевелились, и Одинцов склонился над ним. – Возьми большой розовый флакон, сын Асруда, и клочок ткани… обработай раны… потом забинтуй…
В таких делах Одинцов имел немалый опыт и, при содействии Р’гади, справился быстро. Ар’каст перевел дух и благодарно опустил веки: видимо, маслянистая жидкость из флакона снимала боль. Теперь он был в полном сознании и ритмично, глубоко дышал – видимо, занимался ментотерапией.
– Контакт, – вдруг пробормотал Ар’каст, и Одинцову показалось, что его речь звучит гораздо тверже и уверенней. – Контакт! Ты должен сообщить Залару или Азасте… лучше Азасте… код пятнадцать-двенадцать… Я чувствую, она тревожится…
– Сейчас. – Одинцов направился к своему флаеру, выудил из углубления под пультом маленький диск выносного терминала и набрал код.
– Эльс Ригон – Азасте Риэг, – негромко произнес он. – Все в порядке. Ар’каст, его дочь и я – в убежище.
– Благодарю. – Голос Азасты был сух, но Одинцов ощутил, как легкая ладонь погладила его волосы. Будто бы погладила – прикосновение было таким эфемерным, таким призрачным!
– Хотите поговорить с Ар’кастом?
– Да.
Одинцов вложил в руку южанина диск связи.
– Ваше состояние, Каст?
– Если я задержусь тут еще на пару дней, то останусь без ног. Все остальное в порядке. Включая голову.
– Вылетайте на Юг. И поскорее.
– Но я не один! И я не полечу без нее! Я знаю, это против правил, но… Если Ратон принял сына Асруда, почему не принять и дочь Ар’каста?
Наступило молчание; видимо, женщина в далеком Ханде обдумывала ситуацию или с кем-то советовалась.
– Они возьмут ее, – произнес Одинцов, – возьмут, никуда не денутся. Ты еще увидишь своих внуков, Ар’каст!
Южанин посмотрел ему в лицо; его глаза были ясными, не затуманенными болью.
– Cпасибо тебе, сын Асруда, спасибо за все… Я знаю, что ты сам перенес… – Он помолчал. – Твой отец был моим другом.
Внезапно диск ожил, но вместо голоса Азасты Риэг под сводами пещеры раздался мужской баритон:
– Каст, это Залар. Вы слышите меня? Возвращайтесь. Возвращайтесь немедленно, вместе с вашей девочкой. И передайте Эльсу мою благодарность.
– Он здесь и слышит вас. – Южанин с трудом приподнялся и сел, свесив на пол забинтованные ноги. – Я вылетаю, Залар. Помоги мне, сын Асруда!
Выключив диск, Одинцов раскрыл стену убежища и перенес Ар’каста в машину. Р’гади уселась рядом с отцом; ее глаза горели от любопытства и ожидания невиданных чудес.
Он улыбнулся девушке.
– Скоро ты окажешься в волшебной стране, Р’гади.
– На Юге? В священных пределах Эдна? – Ее зрачки светились, как два уголька.
– Вот именно. Но запомни: там нельзя метать в людей дротики и кинжалы, протыкать их мечом и пускать в ход кулаки.
– А что же можно?
– Любить.
Прощаясь, Одинцов склонил голову и отступил с дороги. Серебристая птица неторопливо выплыла из своего гнезда, зависла над морем у самой скалы и вдруг стремительно рванулась к зениту, спеша скрыться за облаком от глаз людских. Одинцов покружил по пещере, то касаясь гладкого крыла своей машины, то поглядывая на шкафы и загадочные приборы, потом встал на пороге, вдыхая соленый морской воздух, прислушиваясь к тонкому посвисту ветров. Они снова были с ним, священные хайритские ветры, стремительные и неукротимые; они играли его волосами, шевелили краешек туники, пели, звенели, ласкали кожу.
«Не забудь о мести!» – напомнил Грим, и Одинцов кивнул. «Поищем новую тайну?» – с надеждой спросил Шараст, и Одинцов кивнул снова. «Но сначала – в Тагру!» – пропел золотогривый Майр, и странник улыбнулся.
Он вылетит ночью, при свете звезд, и под утро будет в своем замке. Он спустится с башни вниз по древней каменной лестнице, пройдет подземным переходом, минует лабиринт подвальных коридоров, поднимется в жилые покои. Ладонь его ляжет на бронзовую ручку, и дверь распахнется… небольшая дверца, ведущая в уютный полумрак спальни… Он подойдет к широкому ложу, ступая неслышно, как на охоте. Постоит, наслаждаясь покоем и миром жилища, своего дома, отныне и навсегда. Потом скажет: «Здравствуй, Лидор. Я вернулся!»