верей госпожи Незы.
Чос выведал не только это, но и другие подробности, крайне важные для успеха операции. Так, колоннаду, что вела к дворцу, освещали только два факела, и там царил полумрак; сами же квадратные массивные колонны являлись отличным укрытием. Бар Савалт всегда шел слева и не слишком торопился… Все эти мелочи были весьма полезными, и Чос, подметивший их, заслуживал поощрения. Надо подарить ему усадьбу, симпатичный домик с хорошим участком земли, решил Одинцов. И подобрать супругу! Негоже слуге оставаться холостым, когда хозяин женился.
В дверь библиотеки постучали. Узнав стук бар Занкора, он не спрятал записи; целитель был поверенным его тайн – если не всех, то многих.
– Входи, почтеннейший!
Дверь отворилась. Старый Арток отвесил поклон и направился к креслу.
– Вижу, обдумываешь планы? – Он бросил взгляд на пергаменты, валявшиеся на столе.
– Уже обдумал.
– И когда же?..
– Сегодня ночью. – Одинцов сгреб свитки и листки, бросил их в камин и поджег. Пергамент запылал, как порох, выстреливая длинные синие искры.
– Хмм… – Бар Занкор огладил бритый череп, поиграл серебряной цепью и осведомился: – Что же ты сделаешь с ним, господин мой Эльс? Поганый человечишка, но хотелось, чтобы он отошел в царство Айдена безболезненно и быстро… Может, подходящее снадобье, а?.. Как ты полагаешь?
Одинцов покачал головой.
– Я не собираюсь ни резать, ни травить его. Все решат боги!
– Боги? Обычно ты не очень полагаешься на богов.
– Не очень. Но в этот раз я сам управляю божественным промыслом и пошлю щедрейшего прямо в преисподнюю!
Арток наморщил лоб.
– Это куда же? Души умерших, как известно, попадают в чертоги Айдена…
– И он принимает всех, не отличая грешника от праведника?
– Нет, конечно же, нет! Праведники получают воздаяние, а греховные души просто гаснут, уходят во тьму без возврата… Но Айден никого не подвергает мучениям! Это было бы недостойно бога, Эльс. Даже злодеи так мучаются на земле, что обрекать их еще на страдания после смерти слишком жестоко! Поэтому Айден дарует им забвение… не прощение, а забвение… Это тоже суровая кара, сын мой, ибо они лишаются вечной жизни.
– Я не так добр, как Айден, и передам бар Савалта в руки безжалостной Шебрет.
– Разве она принимает души мертвых? – удивленно спросил целитель. Он никак не мог осмыслить концепцию ада, отсутствующую в айденской теологии.
– Принимает, – заверил его Одинцов. – У нее приготовлен отличный островок для грешников, очень теплый и уютный.
– Это где же? – Бар Занкор озадаченно нахмурился.
– Знаешь, почтенный, лучше я не буду говорить о нем. Боюсь, ты побежишь за зельем, чтобы безболезненно переправить казначея к Айдену. Но я, повторяю, не так добр, и Савалт свое получит.
Целитель пожал плечами.
– Ладно… в конце концов, погиб твой отец, и это твоя месть, Эльс… – Он поиграл цепью и спросил: – Ну а что с кандидатом на место бар Савалта?
– Я постараюсь, чтобы этот пост достался брату мудрого бар Сирта. Мы говорили с ним несколько раз, и мне кажется, что сей муж исполнен всяческих достоинств. Подходит для Совета!
– И пэры не будут возражать?
– Надеюсь, не будут.
Целитель пожевал губами.
– Похоже, ты пользуешься уважением в Совете… Так, Эльс?
– Так, отец мой.
Одинцов повернулся к камину. От пергаментов остались только дым и пепел, по которому бродили алые искры, и, значит, наступило время угостить целителя вином. Ему очень нравилось сладкое красное, что привозили из западных имений бар Ригонов. Сам Одинцов предпочитал сорт покислее, тем более перед серьезным делом.
– Здесь, хозяин, – шепнул Чос, спрыгивая на землю. – Очень удобное место. Мох упругий, как волосы на лобке девственницы. К утру никаких следов – ни от копыт, ни от наших сапог.
Одинцов спешился и молча проверил это утверждение: мох в самом деле был на редкость упруг. Они стреножили лошадей, привязали поводья к толстой ветке, подвесили торбы с зерном, чтобы кони невзначай не заржали. Затем Чос повел своего господина по редкому леску, примыкавшему к живой изгороди усадьбы благородной Незы. Было восемь вечера, и уже стемнело; Одинцов знал, что через полчаса ладони не различишь. Затем, когда поднимутся Баст и Кром, ночные светила, тьму сменит полумрак. Но он надеялся, что к этому времени будет уже далеко; даже не на дороге, а совсем в другом месте.
– Ага… – пробормотал Чос, присев и шаря руками по земле, – тут я и пролезал… – Вдруг зашипев, он выругался. – Осторожнее, хозяин! Колючки, как на заднице Шебрет!
– Ползи вперед, – приказал Одинцов. – Я за тобой.
Его оруженосец распластался по земле и, словно уж, проскользнул сквозь заросли. Одинцов последовал за ним, стараясь не сломать ни веточки; он был куда крупнее Чоса и хуже приспособлен для таких упражнений. К счастью, живая изгородь оказалась неширокой, всего метра полтора.
Миновав кусты, они затаились. Оба – в черных плащах, с лицами, вымазанными сажей. Отсюда хорошо был виден фасад дворца, трехэтажного здания с террасой, на которую вела лестница, скупо освещенная парой факелов. Еще два горели в середине портика, что вел к дому, и Одинцов подумал, что умыкнуть щедрейшего нужно у предпоследней пары колонн. Последние прикроют его со стороны здания, если оттуда кто-то наблюдает за двором, хотя это было сомнительно; охрана, скорее всего, стояла по другую сторону дверей. Он еще раз оглядел темную лужайку, лестницу, портик, террасу, колючие кусты напротив и, не обнаружив ничего подозрительного, толкнул Чоса в бок. Друг за другом слуга и господин скользнули вдоль живой изгороди к портику и спрятались за колонной.
– Как я его схвачу, не зевай, – напомнил Одинцов.
– Само собой, хозяин. Столько трудов, клянусь милостью Айдена! Нельзя, чтоб они пошли прахом.
– Пойдешь к дому, чуть приволакивай левую ногу.
– Знаю! Я уж на него нагляделся! – Чос оправил плащ – точно такой, как у щедрейшего, – и набросил на голову капюшон.
– Если охрана что-то заподозрит и окликнет, обернись и махни рукой… этак повелительно…
– Может, гаркнуть на них?
– Нет, не стоит. Голос у тебя не похож. Ну а если дело не выгорит, сразу лезь под изгородь.
– А ты?
– Я сверну ему шею, и за тобой.
Со стороны дороги послышался мягкий топот копыт и позвякивание мечей о стремена. Чос встрепенулся:
– Едут, хозяин!
– Слышу. Спокойнее, парень.
Одинцов высунулся из-за укрытия – ровно настолько, чтобы разглядеть начало портика. Свет факелов туда не доставал, но вскоре между крайних колонн замелькали огоньки, осветившие крупы лошадей. Всадников почти не было видно; они маячили где-то выше, словно смутные призрачные тени. Потом один спрыгнул на землю и притопнул, разминая ноги. Он был невысок, щупловат и облачен в темный плащ с откинутым капюшоном; рыжие волосы топорщились над воротником.
Заметив это, Одинцов сдернул с головы Чоса капюшон и взбил ему волосы. Потом выглянул опять, проверил. Вроде похоже.
– Что там, хозяин? – едва слышно прошептал Чос.
– Колпак он свой снял, вот что.
– А… Ну, ничего: с затылка нас даже светозарный Айден не различит.
Одинцов выглянул снова. Конных совсем не было видно; лишь старший из них, держа на колене фонарь, склонился с седла к бар Савалту. Тот что-то ему втолковывал – не иначе как инструкции на завтрашнее утро. Наконец страж кивнул и выпрямился. Щедрейший, набросив на голову капюшон, неторопливо и важно зашагал к дому.
Знал бы он, где закончится его дорога! – подумал Одинцов и, повернувшись к Чосу, прошипел:
– Прикрой опять свои патлы! И приготовься!
– Готов, хозяин.
Шаги раздавались все ближе, и Одинцов уже не решался высунуть нос. Он ждал, придерживая Чоса за плечо левой рукой, сжимая и разжимая пальцы правой и отсчитывая про себя дистанцию: двадцать метров, пятнадцать, десять… Наконец он услышал дыхание бар Савалта, спокойное и размеренное, – вероятно, он находился на расстоянии пары шагов. Одинцов напряг мышцы.
Край темного плаща показался из-за колонны, и он легонько подтолкнул Чоса вперед. Одновременно его правая рука метнулась змеей, пальцы стиснули горло щедрейшего, нашарили сонную артерию. Он рванул Савалта к себе, зажимая ему рот ладонью.
Верховный судья даже не пикнул. Да и зачем ему было кричать? Возможно, он запнулся на ходу, но тут же выпрямился и с прежней уверенной неторопливостью зашагал к лестнице. Поднявшись на нее, щедрейший скрылся с глаз. Одинцов, сжимая свою обмякшую жертву, увидел, как от террасы к кустам метнулась неясная тень. Люди Савалта не заметили ничего, и через секунду он расслышал тихий конский храп и удалявшийся топот копыт.
Все! Комедия закончена! Легонько стукнув бар Савалта за ухом – исключительно в целях профилактики – он взвалил его на плечо и, пригибаясь, направился к темневшим поблизости кустам. Чос уже ждал; его шагов не было слышно, но Одинцов не сомневался, что оруженосец рядом, словно мог ощущить поток тепла, идущий от его тела.
– Хозяин… – раздалось дуновением ветра. – Благословил ли нас Айден добычей?
– Благословил. Держи! – Перебросив тело щедрейшего через колючую изгородь, Одинцов пал наземь и успешно форсировал преграду. Чос возился в темноте, едва слышно чертыхаясь и поминая грозную Шебрет: казначей свалился прямо ему на голову.
Подхватив пленника, Одинцов цыкнул на Чоса и прислушался.
Все было тихо; раздавались только стрекот насекомых да чуть заметный шелест листьев, которыми, пролетая над лесом, играл Найдел, один из Священных Ветров Хайры, покровитель охотников. Но лишнего времени не оставалось; пройдет пять или десять минут, и прелестная Неза обеспокоится, куда подевался ее гость. Бар Савалт был человеком точным.
– Пошли! – Он подтолкнул Чоса, и похитители быстрым шагом двинулись к лошадям. Упругий мох под ногами скрадывал звуки, и скакуны, лакомясь зерном, тоже стояли тихо; лишь жеребец Одинцова фыркнул, когда на него взвалили бесчувственное тело. Затем они выехали из леска и пустились по дороге к замку. Минут через десять Одинцов свернул на неприметную тропу, затем всадники проехали полем, и вскоре под копытами коней заскрипел песок, а в лицо повеяло морскими запахами. Только тогда Чос спросил: