Оккупация — страница 52 из 85

Гортанно выкрикнув непонятное слово, один из обряженных в доспехи конвоиров поднял коротенькое копье. Подчиняясь сигналу, соперник немедленно двинулся к Сергею. Движения его были порывистыми, но несколько неуклюжими. Так шагает к своей жертве вставший на задние лапы медведь. Впрочем, и медведь в иных обстоятельствах может проявить завидную прыть, а потому Миронов на свой счет слишком не обольщался. Первая ошибка любого спортсмена заключается в недооценке противника, а противник Сергея был явно силен.

Разминая ноги, Миронов танцующим шагом приблизился к скуластому, тут же отступил обратно. Прыгая челноком, подразнил соперника вертлявым движением рук. Никакой тактики он пока не продумывал. Как обычно все должен был подсказать сам поединок.

Правый кулак скуластого вновь устремился к его лицу. Сергей легко отпрыгнул, — попутно отметил, что противник бьет размашисто, вкладывая в удары всю свою силу. В боксе таких называют панчерами. Всего-то и нужно — попасть один-единственный раз, и исход боя будет решен. Миронов и сам мог крепко ударить, однако знал, что хорошему панчеру в силе он всегда уступит. Всех этих ребяток отличала особая тяжесть удара. Скорость, помноженная на мускульную массу, давала простой и крайне эффектный результат. Панчер мог не обладать искусной техникой, мог пропускать десятки ударов, но это ровным счетом ничего не значило, поскольку одно-единственное движение могло принести уверенную победу.

Еще пара атак скуластого прошла мимо. Всякий раз Сергей удачно уклонялся, пропуская мощные кулаки в паре сантиметров над макушкой. Скуластого это, судя по всему, ничуть не обескураживало. Он тоже начинал финтить, покачивая широченными плечами, делая руками обманные движения. Впрочем, совершалось это скорее для публики, Сергей на его финты никак не реагировал. Зато сумел подловить на очередном выпаде, с силой вонзив удар в живот и крутанув левым крюком по челюсти. Тут-то и сказалось крепость черепной кости противника. Пресс Миронову пробить не удалось, а левый кулак от жестокого соприкосновения с челюстью соперника немедленно заныл. Однако восторженно взревела публика. Для них-то эта атака выглядела явным успехом. И, конечно же, громче всех орал Танкист.

— Сорви с него штаны, Серый! Зубы вышиби падле!

Миронов дразнящее поманил противника рукой, мимикой изобразил небрежение. Он по опыту знал, что таких бычков проще простого вывести из себя. Так и получилось. Тряхнув головой, скуластый богатырь свирепо оскалился. Кажется, он действительно начинал заводиться. И было с чего, — скорого успеха, на который он явно рассчитывал, отчего-то не получалось. Еще шире расставив мускулистые руки, он ринулся на Сергея. Атака его была более чем стремительной, однако лихого тарана у дайка опять не вышло. В самый последний момент Сергей успел мазнуть противника по изувеченному носу и, юркнув в сторону, ногой подбил щиколотку противника. Скуластый взмахнул руками, неловко шлепнулся на песчаную почву и тут же снова вскочил.

— Добей его, Серег! Мочи гниду!..

Но Миронов по-прежнему не реагировал на вопли публики. Для него весь мир был сконцентрирован на покачивающейся фигуре широкогрудого дайка. Поднявшись, тот явно стремился реабилитировать себя в глазах окружающих и потому зафинтил кулаками более энергично. В отличие от Миронова пайку свою он получал сполна и дефицитом энергии не страдал. Миронов же, к собственному стыду, уже сейчас чувствовал первые признаки усталости. Сказывались голодные дни, проведенные в тряской клетке. Кокосы — не самая завидная пища, но и этой малости им, как правило, не доставалось…

Наверное, думать о собственной слабости было ошибкой. Мысли в равной степени становятся причинами удач и неудач. В очередной раз атаковав Сергея, скуластый детина провел финт правой рукой и в прыжке ударил левой. Трюк был проделан не самым блестящим образом, и все же Миронов его прозевал. Не хватило скорости, не хватило того прозаического куска мяса, о котором писал еще Джек Лондон. Кулак дайка угодил точнехонько в висок, разом погрузив окружающее пространство в чернильную мглу. В боксе подобное состояние называют «гроги». Опытные рефери прерывают бой, объявляя нокдаун и открывая счет. Но, увы, не было здесь ни рефери, ни рыцарских правил мистера Куинсбери. Всем управляла улюлюкающая, визжащая и хрипящая толпа, а она жаждала исключительно одного — кровавого и жестокого исхода.

По счастью, Миронову удалось обмануть скуластого. Прыгнув в сторону, он угрожающе закачался корпусом, пытаясь не подпустить противника ближе. Наугад хлестнул двойкой, даже приподнял колено, словно намереваясь пнуть. В реалиях же Сергей ничего не видел и не слышал. Колокольный гул заполнил его голову без остатка, а в окружающей черноте лишь временами проблескивали редкие искорки. Руки и ноги на автомате делали какие-то пасы, но состояние Миронова было аховым. Панчер есть панчер, и чего стоит его удар, Сергей прочувствовал в полной мере. Хорошо, хоть сам виновник нокдауна ничего не заметил. Добить Миронова в эти секунды было сущим пустяком, но скуластый противник продолжал топтаться на месте, готовясь к очередной сокрушительной атаке. Как бы то ни было, но нужный момент он позорно проморгал.

За искорками появились светлые острова и лакуны, мир размывал черноту, упорно пробиваясь к задремавшему сознанию. Колокольный гул скользнул ввысь, превратившись в дрожание скрипичных струн, а немного погодя Сергей окончательно очнулся. Слабость еще давала о себе знать заячьей дрожью в нижней части живота, но в целом он был готов продолжать схватку. Более того, случившееся подсказало ему трюк, который можно было испробовать на сопернике, и Миронов немедленно пустил его в ход.

Прыгнув вперед, он ударил левой рукой по предплечью скуластого панчера, отвел встречный удар и хлестнул по глазам. Секундное ослепление только разъярило противника, на что и рассчитывал коварный Миронов. Отступая, он подвернул правую ногу, неловко упал на спину. И немедленно взревела стена болельщиков. Разглядев верный шанс на победу, соперник метнулся к упавшему, занеся ногу, попытался пнуть в лицо. Таким ударом он запросто мог бы и убить своего противника, однако полтора года занятия борьбой также не прошли для Сергея бесследно. Успев подцепить летящую в лицо ступню, Миронов поймал ее в замок, перекрутившись телом, заставил скуластого взвыть благим матом. Рывок был настолько силен, что даже этот богатырь не сумел ему что-либо противопоставить. Под руками у Сергея явственно хрустнуло, и широкогрудый панчер ухнул на землю, плоским своим личиком приложившись к кусачей земле. Выпустив ногу, Сергей лягушкой прыгнул ему на спину, обхватив жилистую шею, взял в удушающий захват. Секунд десять дайк пытался еще противиться, но с подобной удавкой было сложно совладать даже ему. Судя по всему, стучать ладонью по земле в этом мире было не принято, и потому скуластый попросту захрипел. Глаза его закатились под лоб, пальцы, цепляющие кисти Сергея, ослабли.

Поняв, что противник вот-вот потеряет сознание, Миронов рывком расцепил хватку, поднявшись на ноги, жестом изобразил, что бой закончен. Груда поверженных мускулов все еще сипела, елозя коленями, пыталась привстать. Готовый к любой каверзе, Сергей, тем не менее, протянул ему ладонь, помог подняться. Хлопнув ошеломленного дайка по могучей спине, дружески обнял. Возможно, подобное великодушие здесь было не в ходу, однако побежденный богатырь, кажется, понял все, как нужно. Он не стал душить соперника в объятиях и не бросился в очередную атаку. Миронову даже показалось, что в удивленных его глазках мелькнуло нечто похожее на благодарность.

А секундой позже повелительно закричали конвоиры, недавних врагов погнали обратно в клетку. Вернувшись на пыльную дорогу, колонна возобновила путь.

Глава 3

Знаменитое «Адажио» Альбинони звучала вполне явственно. То ли предупреждало о чем-то, то ли хотело доконать упрямого хозяина. Вадим ничего не мог с собой поделать. Тоскливая мелодия сжимала сердце, навевала космическую грусть. Если бы не расторопные службы крематориев, звучать бы этой музыке века и века, но заиграть можно все, что угодно, и первый удар классикам скрипичного ключа нанесли немые фильмы, в качестве озвучивания взявшие на вооружение фортепианную игру таперов. А далее великие классики пошли по рукам. Комедии смотрели под тревожные трели Бетховена и Глока, кружевную оперетту украшали раскатами Листа и Дебюсси, сотовые и детские телефоны наигрывали Штрауса и Вививальди, а тела умерших сжигали под музыку итальянского гения Альбинони. Кто знает, возможно, это было закономерно и правильно, однако, двигаясь сейчас по дорогам, заполненным войсками дайков, Вадим никак не мог отвязаться от навязчивых ассоциаций. Тревогу по пропавшим друзьям всплывшая в голове мелодия никак не развеивала — скорее, наоборот, усиливала. И именно она заставила его задержаться в столице Томусидо лишнее время. Следовало подумать о дополнительных резервах энергии, и Вадим вновь прибег к целебной силе воды.

Лишенный электроэнергии, город располагал, тем не менее, богатой сетью водных каналов. Вадим уважал и любил воду. Более того — он всерьез полагал ее живой материей. Как бы то ни было, но именно водная стихия не раз выручала его в патовых ситуациях, выручила она его и сейчас. Конечно, жаркий воздух тоже мог стать источником дармовой энергии, но теплоемкость воды обещала значительно больший улов, и, запустив лимбы в водные протоки, в течение нескольких часов Дымов соорудил себе вполне добротный кокон. Теперь энергия, словно смола, облегала его тело, поместив в подобие прочнейшего скафандра. Ну, а то, что температура в городских каналах после его процедур снизилась на шесть или семь градусов, вряд ли могло кого-то всерьез обеспокоить. Таким образом, в энергетическом панцире, «подаренном» городом Гарондой, уже можно было не бояться ни дальней дороги, ни очередных охотников за человеческими головами.

Похоже, и двугорбый дружок к нему вполне притерпелся. Напоенный и накормленный, верблюд вышагивал бодро, с некоторой даже величавостью. Любопытства к одинокому всаднику встречные дайки не проявляли, если о чем-то спрашивали, то Дымов отвечал угрюмо и однозначно. Еще меньше ему хотелось разговаривать, когда он обгонял повозки, груженные награбленным добром. Именно такие картины погружали Вадима в глубокую ипохондрию. Мысль о том, что половина человечества с преспокойной совестью ворует, убивает и предает, отравляла сознание жесточайшим ядом. Здесь же, на телегах, можно было встретить все что угодно — от детских игрушек с кухонной посудой до огромных холодильников с торшерами, люстрами и телевизорами. Вряд ли варвары Дайкирии представляли себе истинное предназначение электронной техники, однако почему не взять, если лежит? И они брали, как брали люди во все времена, брали все, за что можно было потом не отвечать перед законом. На одной из повозок Дымов разглядел даже парочку новеньких компь