У Альтинга слегка дернулся глаз, но в остальном он по-прежнему сохранил спокойное лицо и спокойный голос.
— Боюсь, вы перегибаете палку, и… сильно перегибаете. Или же просто не отдаете себе адекватного отчета о… об окружающей вас действительности.
Браво. На редкость вежливо высказанная мысль.
— Да нет, Альтинг, я отдаю. Это просто у тебя с памятью проблемы. Или даже дело не в памяти, а в том, что когда мы с твоей сестрой заключали сделку, ты все еще был сильно занят своим горлом и мог не услышать слова своей сестры. Цитирую, ты будешь жить, как жил, не зная горя, конец цитаты. Ключевые слова — что я буду жить, как жил. В буквальном смысле. Это значит, среди прочего, что на территории моего дома порядки такие же, как были до вашего вторжения. В том числе мое право на применение силы для защиты от незаконного вторжения, ограниченное силой незаконного вторжения. То есть, при вооруженном вторжении я имею право применять летальную силу. Логично, да?
— Незаконное?!! — вот тут уже в голосе Альтинга слегка прорезалось возмущение. — Да они не просто действовали в рамках закона, они и есть закон!!
— Для законного нахождения в моем доме без моего согласия необходим ордер, выданный уполномоченным органом, к тому же вхождение по ордеру возможно исключительно от рассвета до заката, в светлое время суток. Кроме того, ордер необходимо предъявлять, стоя за пределами моего дома, и дать мне время на его прочтение, а также ответить на мои вопросы, кто и зачем ордер выдал. Вот такие порядки были в Кортании до вас, Альтинг, и твоя сестра гарантировала мне, что они будут соблюдаться в отношении меня и моей семьи. И вооруженное вторжение, притом в очень грубой форме, совершенно не вписывается в обещание, что я не буду знать горя.
— Но они были убеждены, что террорист скрылся с вашей помощью, и…
— Они могут быть убеждены в чем угодно, но это совершенно никак их не оправдывает. Если бы они вели себя адекватно и вежливо — ну, я бы вник в их положение, они народ подневольный, под пулями бегают, все такое, к тому же лишние проблемы мне ни к чему, да и человек я негордый, сапогами в мою дверь и орать — ладно, ничего страшного. Но автоматом в лицо — это ни в какие ворота не лезет. Банальный инстинкт самосохранения. Что еще тут непонятного?
Он секунду подумал.
— Я понял, вашу позицию, и…
— Вот и славно.
Он перекинулся еще несколькими фразами с моими теперь уже давешними пленниками и снова повернулся ко мне.
— Тут как бы непонятно все же, куда делся террорист, если на всей улице некуда больше свернуть.
— На улице мой дом не единственный, и мой забор тоже не единственный. Когда я вышел из дома — слышал топот. Слева направо. Выглянул, стоя на поленнице — увидел солдат. Наверно, зря вообще выглядывал, но задним умом все сильны. К слову, дом можешь осмотреть и убедиться, что я никого в кладовке не прячу.
— А если прячете? — ухмыльнулся Альтинг.
— Ну пусти вперед пушечное мясо, если сам боишься. Только сапоги пусть снимут.
Блеф, видимо, сработал, да и Альтинг, судя по всему, не хотел усугублять конфликт: партизан-то убежал, а у меня ему еще учиться. Свартальвы народ расчетливый, порой до степени мерзавца, но в этом есть свои плюсы.
Он что-то скомандовал, его бойцы повели наружу пострадавших, сержант хотел было забрать автоматы, но я наступил ногой на ремень одного из них.
— Этот я оставлю себе в порядке компенсации за вторжение. И, Альтинг, ты уж не забудь всех оповестить, что владелец этого дома имеет автомат и право на его применение, которым воспользуется без колебаний, хорошо?
Это тоже был рискованный момент, но расчет оправдался. Действительно, если тут живет маг пятого уровня и без кандалов, на что свартальвы согласились, то от одного автомата хуже не будет.
Когда во дворе остались только мы вдвоем, Альтинг негромко сказал:
— Это, ваша привычка постоянно упоминать мое горло при моих подчиненных… подрывает мой авторитет.
Я улыбнулся:
— А ты помнишь смысл слова «пустой» в названии пути, которому я тебя обучаю?
— Ммм… помню.
— Ну вот. Как зеркало отражает все, что перед ним находится, так и я адекватно реагирую на все, с чем сталкиваюсь. Если бы не твоя попытка надавить — я бы не упоминал твое горло. Я — зеркало, Альтинг. Скорчишь страшную рожу — увидишь страшную рожу.
— Ладно, усвоил.
— Замечательно. Спокойной ночи.
Когда он ушел, я вернулся в дом. Гордана стояла у самой двери, в воздухе витал дымок.
— Горди, у тебя рукава халата тлеют.
Она развела руками:
— Я, признаться, готовилась к худшему варианту…
Мы прошли в спальню и тут я внезапно остолбенел, когда по команде Горди «вылезай» из-под нашей кровати вылез голый мужик в одном исподнем.
— И как это понимать?
— Как-как… я его сюда спрятала.
— А почему ты голый?!!
Горди вздохнула:
— Ну как почему? Чтобы, если найдут, я могла сказать, что это мой любовник!
На следующий день к началу тренировки на улице заурчал двигатель броневика, но во двор вошли только Альтинг и с ним еще один тип в черном камзоле. Причем внешность у него — вроде собачьей. Не лицо, скорее повадки. Пока я жил в Аквилонии — с ищейками пришлось иметь дело, глаз у меня уже наметанный.
— Добрый день, — поздоровался Кэр-Фойтл, — тут такое дело… Наш отдел внутренней разведки ведет разработки по контршпионажу. Это — капитан Сайбан, и он полагает, что где-то в городе может быть аквилонская агентура…
— Я не полагаю, а знаю это, — поправил Альтинга капитан. — А полагаю — что они могут попытаться выйти с вами на контакт, господин Куроно.
У этого капитана, надо думать, есть авторитет даже среди свартальвов, если он позволяет себе перебивать и поправлять своего хозяина. Хотя говорит Сайбан — смешная фамилия с точки зрения японца, «сайбан» значит «суд» — вполне вежливо и корректно, да. Но — у него явно есть авторитет. Учту.
Я быстро прикинул расклад. О вчерашнем происшествии ни слова, но наверняка внутренняя разведка подозревает меня в сочувствии или помощи повстанцам. И надо сказать — совершенно правильно подозревает. Если я буду все отрицать и ничего не знать… Нет, я знаю способ получше.
— Вы опоздали со своими предположениями где-то дней на десять, капитан, — спокойно ответил я, — с аквилонским разведчиком я действительно встречался, и он опередил вас вот как раз дней так на десять.
— Жаль, — почти натурально вздохнул Сайбан, — а о чем вы с ним беседовали?
— Я ему напомнил, что по кое-чьей вине сбежал из дома, лишившись всего, и потому император Аквилонии, который этому, собственно, прямой виновник, может свои проблемы решать без моей помощи, а его цепным псам, если они дорожат целостностью опорно-двигательного аппарата, внутренних органов и мягких тканей, надо держаться от меня подальше. Ну примерно такой смысл беседы был, только чуть менее вежливо. Совсем чуточку.
— А почему, рискнув прямо угрожать агенту Аквилонии, вы все же не решились сообщить ближайшему патрулю?
Браво, я едва не зааплодировал. Меня всегда восхищали люди, способные неприятные вещи и вопросы высказывать вежливо. До этого момента в моем личном рейтинге вежливых персон уверенно лидировал полицейский, который требование вывернуть карманы на предмет якобы находящегося там пистолета облек в вопрос «не будете ли вы так любезны делом опровергнуть напраслину, которую на вас возводят?». Второе место со вчерашней ночи занимал Альтинг, который оформил фразу «да ты охренел нападать на солдат новых хозяев страны?!» в виде «боюсь, вы не отдаете себе адекватного отчета об окружающей вас действительности».
Но теперь тому копу и Альтингу явно придется потесниться: этот капитан Сайбан просто мастер вежливых формулировок. «Почему вы не решились сообщить патрулю?» вместо «как ты посмел утаить эту информацию от нас?!» — это действительно высший пилотаж. Ладно, я попытаюсь ответить ему пусть не с таким же мастерством, но хотя бы достойно.
— А почему, заслужив своими умственно-аналитическими способностями авторитет даже среди свартальвов, вы все же не пришли к выводу, что мое эмоциональное отношение к Аквилонии не состоит в обратной зависимости с эмоциональным отношением к недавно приехавшим гостям Кортании?
— Эм-м-м?… Простите?
С чувством глубокого удовлетворения читаю на лицах сыскаря и Альтинга непонимание: вроде кортанский они знают хорошо, но такой словесный крендель поставил их в тупик.
На изысканную вежливость отвечено наилучшим образом: один-один. Но когда я уже обдумывал, как бы высказаться более понятно и не менее изящно, это сделали за меня.
— Реджинальд намекает вам, что из его неприязни к Аквилонии еще не следует любовь к нам, и он не собирается помогать вам, непрошенным приблудам, ловить своих сограждан, — раздался сверху знакомый голос. — Я прав?
Мы трое задрали головы и увидели Райзеля собственной персоной, который, засунув руки в карманы, стоял в расслабленной позе уличного бездельника на вершине ограды и смотрел на нас.
Точнее, это я увидел Райзеля. Альтинг же, судя по всему, увидел незнакомого свартальва без каких-либо регалий или опознавательных знаков — и незамедлительно совершил ошибку.
— Да, — кивнул я Райзелю, — ты очень точно перевел мои слова с учтивого на доходчивый.
Альтинг же резко что-то спросил на своем языке. Я не понял, что именно — но, видимо, явно не то, что положено говорить князьям свартальвов. А тот занес ногу, словно намереваясь шагнуть со стены в пустоту — занятно это у него выходит — и оказался за спиной у Альтинга так внезапно, что и Альтинг, и капитан вздрогнули и выпучили глаза. Райзель ему ответил, мягко и ласково, но Альтинг от этого почему-то сглотнул, склонил голову в поклоне и что-то пробормотал извиняющимся тоном. Капитан, видя такую реакцию своего начальника, тоже незамедлительно поклонился.
— Реджинальд, они к тебе надолго? — спросил Райзель, проигнорировав их.