Неважно. Зацветут еще мои деревья у пруда.
На меня набрасывается целая толпа, они не видят зажатое в моей ладони кольцо.
Я успел улыбнуться за миг до того, как грянул гром.
9
Тишина. Тишина и покой. Я нахожусь в странной комнате без окон и дверей, рассеянный мягкий свет струится ниоткуда. Мне хорошо, тепло и уютно. Я спокоен.
Стены — странные, разноцветные — тихо колышутся, словно камыш на ветру, и шелестят. Меня это не смущает: я нахожусь там, где может быть что угодно.
Что я тут делаю? Ну, это хороший вопрос. В прошлый раз не было никакой комнаты: вначале падение в пропасть с медведем в обнимку, а потом только оп-па — и я открываю глаза посреди пустыни в чужом теле.
Может ли это быть чем-то вроде комнаты ожидания? Вполне возможно, здесь я должен ждать очередную реинкарнацию, или, как вариант, вскоре будет страшный суд, взвешивание души или что-то еще из той же оперы. Мой второй земной путь — или не второй? — закончился, настало время держать ответ. Я спокоен: мне нечего стыдиться или бояться.
Голоса доносятся до меня издалека, мелодичные, приятные, но непонятные. Люди, пережившие клиническую смерть, часто слышат голоса, но не могут их понять. Ангелы? Ками? Думаю, я узнаю это, когда дойдет очередь и до меня.
Шаги и звон ключей. Христиане верят, что у врат рая стоит какой-то святой с ключами, а сами врата, стало быть, с замком. Довольно наивно, но… нет, я точно слышу звон ключей.
И вот открывается дверь. Точнее, не дверь, часть стены просто… исчезает? Отлетает? Неважно. Важнее, кто сейчас войдет в эту комнату.
Что я ему скажу? И что он мне скажет? К чему гадать, это сейчас станет ясно.
Но кто бы это ни был — я улыбнусь ему. Просто потому, что спокоен и счастлив.
Как там Гордана? Я хотел бы это знать, и, наверное, спрошу это у того, кто войдет, если, конечно, мне будет позволено задавать вопросы. Но все же, я за нее спокоен: она не пропадет.
И вот они входят — два высоких, стройных существа с ангельскими лицами, сверкающими, словно рубины, глазами и серебристыми волосами.
Вот один из них, она или там оно — что-то говорит мне.
Я не понимаю, но улыбаюсь в ответ.
Второй подходит ближе, протягивает руку, касается меня.
Щелчок.
Я стараюсь сообразить, что ему от меня нужно, но в этот момент краски начинают испаряться, стены становятся серыми, бесцветными, стихает шелест камыша…
Прямо передо мною стоит Альтинг собственной персоной… с инъектором в руке.
— А, вижу, ты наконец-то перестал улыбаться, — мрачно сказала Альта Кэр-Фойтл. — Добро пожаловать из мира грез обратно на грешную землю. Хотя насчет добра я, скажем прямо, приврала.
Попытался встать — куда там. Прикован за руки и ноги к своему полулежачему креслу.
И тогда я снова улыбнулся. Да, я каким-то образом не погиб и теперь в плену у свартальвов. Но замогильно мрачное лицо Альты красноречиво свидетельствует: моя операция оказалась для нее ударом под дых.
— Кажется, ты что-то потеряла, Альта Кэр-Фойтл? — поинтересовался я. — Где твоя надменность, лоснящаяся от чувства собственного превосходства, от которой ты буквально светилась во время нашей самый первой встречи? Дай-ку угадаю… если для меня, которому едва двадцать, не стыдно проиграть тебе, которой под двести, то тебе получить фиаско из рук человека-сопляка — стыд и срам на всю жизнь, не правда ли? Да, ты была права, когда говорила, что это не бокс… Но ошибалась, думая, что игра окончена. Последний раунд все же за мной остался.
— Ой ли? Как думаешь, какие страдания могут искупить нанесенный тобой вред? Это еще не все, жалкий неблагодарный человечишка!
Я покачал головой:
— Да нет, уже все. Ты проиграла мне подчистую, шах и мат. Рискну предположить, что ты очень радовалась, когда столичную инфосеть уничтожили, ведь важнейший объект теперь на твоем попечении… был. И твое лицо очень красноречиво выдает всю глубину твоего негодования. Я нанес тебе поражение, за которое ты уже не отыграешься. Я нанес всей вашей военной кампании такой удар, какой только может нанести один человек. Да, ты все еще можешь убить меня — но не путай возможность отомстить за поражение с возможностью отыграться. Тебе не выиграть эту войну… вам не выиграть. Ваше позорное бегство из Кортании — вопрос времени. А знаешь, почему?
Альта приподняла бровь, то ли из любопытства, то ли чтобы скрыть дергающееся веко.
— Вот как? И почему же?
— Потому что вы, свартальвы — слабый и трусливый народец. Вы думаете только о себе, все, чем вы живете — это власть и статус. У вас нет и по определению не может быть никакой высшей цели, шкурное желание забраться повыше — вот и все, что вами движет. И ваши слуги — они такие же. Вдумайся, я заехал на охраняемый объект на грузовике. Не на броневике, не на танке — на обычном автомобиле. Одной пули было достаточно, чтобы остановить меня на первом же блокпосту, только никто не выстрелил, все просто бросались наутек. А ты? Ты бы выстрелила? Или тоже спасала бы свою серую шкурку, наплевав на важнейший объект? Разница между нами в том, Альта Кэр-Фойтл, что я могу проехать на охраняемую тобой территорию на грузовике со взрывчаткой — а ты бы мимо меня не смогла. Я бы, в отличие от тебя и твоих слуг, стрелял, не думая о себе. А вы так не можете. Вам этого не дано.
Я перевел дыхание, Альта и Альтинг молчали, мрачно испепеляя меня взглядами.
— Но это только первая причина, по которой вам нас не победить, есть и вторая. Вы не только слабы и трусливы — вы вдобавок еще и бездарны. Магия — вот все, что у вас есть. Долгое время этого было достаточно для доминирования над людьми, но те времена прошли. Теперь вы уже и сами понимаете, что не способны тягаться с нами, не перенимая у нас наши изобретения, ваше тут появление — тому доказательство. А сами не можете изобрести ничего. Магия — ваш единственный дар, да и тот врожденный. Да, в ней вы мастера, не спорю. Но все остальное, что у вас есть, изобретено нами, людьми. Твой линкор, Альта? Его изобрели мы. Пушки? Броня? Силовая установка? Даже вон тот складной стул у стола — один в один как те, что продаются в магазинах Кортании и Аквилонии. Весь этот корабль и все, что его наполняет — все изобретено нами, а вы только переняли у нас. Потому что сами не смогли изобрести даже складной стул. И постепенно наши изобретения становятся сильнее вашей магии. И вы, свартальвы, это прекрасно понимаете.
Повисла пауза, затем Альта спокойно спросила:
— Все сказал?
Хорошее у нее самообладание, однако, даже веко дергаться перестало.
— Все, — улыбаюсь я.
— Ну а теперь я у тебя спрошу. Откуда ты взял столько взрывчатки?
— В этот раз ты тоже сумела поймать мою жену? — я улыбаюсь шире.
— Нет, — признала она.
— Когда поймаешь — тогда и спрашивай. А пока — увы.
— Об этих своих словах ты пожалеешь, — пообещала она. — Равно как и о том, что нарушил договор.
— Все сказала? — ответил я, вежливо улыбнувшись.
— Улыбайся, пока я еще не придумала, что бы такое с тобой сотворить, — мрачно сказала Альта, напоследок метнула в меня молнии из глаз и вышла из комнаты, у двери остался только Альтинг.
— Должен признать, вы провели всех, учитель, даже меня, — сказал он, — и я все еще не понимаю, как вам удалось так долго и так убедительно играть роль…
— О чем это ты? — удивился я.
— Я был уверен, что вам и правда нет дела ни до чего. Что вы в Кортании только иммигрант. Что вас заботит только собственное благополучие. Мне казалось, что вы последний во всей Кортании, кто смог бы совершить поступок вроде вашей поездки на заминированном грузовике.
Я вздохнул.
— Видишь ли, Альтинг, правда в том, что я не очень-то и играл. Меня, в основном, действительно заботит только моя семья. Правда также и в том, что договор был нарушен вами, свартальвами. Альта обещала мне, что я горя не буду знать — а между тем в городе уже стреляют чуть ли не каждую ночь. В этой ситуации я уже не мог допустить, чтобы моя жена оставалась здесь. На самом деле, я оказался за рулем грузовика не по своему желанию, а потому, что другого выхода не видел. Мне пришлось договориться с сопротивлением: они вывозят мою жену из страны, я доставляю взрывчатку в датацентр. Хотя они, конечно же, тоже были в шоке от того, как я это сделал.
Альтинг вздохнул.
— Жаль, что так вышло. А я такие планы строил… Что ж, бывайте, учитель. И знайте, что все беды, которые с вами произойдут, вы накликали на себя сами.
Он повернулся, чтобы выйти, но тут я его окликнул.
— Погоди, Альтинг, один вопрос. Как вы умудрялись постоянно висеть у меня на хвосте, вопреки всем моим хитростям?
Альтинг обернулся, стоя в дверях:
— Увы, но все ваши хитрости бессильны против обычного магического маячка.
После этого разговора появились два дуболома в камзолах и довольно грубо отволокли меня в тюремную камеру, карцер или что-то в этом роде. При этом меня оставили в кандалах, ручных и ножных. Неудобно, конечно — но вот оно, истинное проявление уважения. Боятся снять.
Камера одноместная, койка, низенький стол, привинченный к полу, на нем графин с водой и стакан, в углу отхожее место — вот и вся обстановка. Ну да ничего, я тут надолго не задержусь.
Сажусь на койку и осматриваю наручники. Конструкция обычная, браслеты скреплены цепочкой. Ну что ж, удивлю паскуд еще разок.
Я начал вертеть рукой вкруговую, прокручивая браслет наручника на запястье, и закрутил цепь до предела, когда она «сложилась» в жесткую конструкцию, которая больше уже не могла закручиваться.
Мои руки превращаются в работающие друг против друга рычаги. Усилие, металл браслетов впивается в плоть, словно пытаясь продавить напряженные до предела мускулы. Рывок — и самое слабое звено не выдерживает, цепочка разрывается с негромким хрустом.
Проделать то же самое с ножными кандалами оказалось значительно сложнее, пришлось продемонстрировать чуть ли не йоговскую акробатику и потом помочь ногам руками, чтобы сломать цепь.